512 Ю.Батулин

На убойную силу социальной необеспеченности нет рецептов у альтернативной медицины.

«Побеждающий кого-то — силен, побеждающий себя —могуществен» —гла­сит китайская мудрость.

Эти слова я отношу к Людмиле Одынице из Подмосковья.

Какие гарантии могла дать московская медицина больной, если в ее медицинс­ких документах значились (в алфавитном порядке): аднексит (воспаление придат­ков матки), астигматизм (косоглазие), гастрит, гормональные нарушения надпо­чечников, гипотония (пониженное давление), варикозная болезнь нижних конеч­ностей (от операции отказывалась 6 последних лет), воспаление двенадцатиперст­ной кишки, киста бартолиниевой железы (удалена 6 лет назад), невроз, пиелонефрит, полип в матке (удален 4 года назад), склерокистоз яичников, хронический тонзиллит,холецистит.

В июне 1993 года больная была признана неизлечимой и направлена на нарко­тики по месту жительства, по причине прогрессирующего заболевания печени.

Все это сопровождалось головокружением, полуобморочным состоянием, час­тичной потерей ориентации, слабостью, потерей веса. Медикаментозная аллергия препятствовала применению лекарств. Больную преследовало психическое состо­яние безысходности, сильная боль в печени, пояснице, правой лопатке, шее, легких. Двенадцатилетнее пребывание на Семипалатинском ядерном полигоне, в период интенсивных испытаний ядерного оружия, бесследно не прошли.

Не стал бы я лишний раз напоминать о состоянии этой женщины, если бы огромное число больных не впадали в панику от любого диагноза.

Не сразу стала она здоровой.

Описать сегодня все, что происходило с ней тогда, невозможно. На первых порах радоваться приходилось любой удаче, особенно если она была видимой.

«Перестали слоиться и отросли ногти, меньше стали выпадать волосы...»

Первые успехи в лечении «работали» на нас обоих: меня воодушевляли на дальнейшие действия, ей открывали путь к самоутверждению.

«Верю, что мы победим болезнь. Я могу ее преодолеть только с Вашей по­мощью».

Моя роль в выздоровлении больной ею преувеличена. Над выполнением мето­дики восстановления организма ей приходилось работать самостоятельно. Мои наезды в Подмосковье были редкими: 1-2 раза в год. Но зато мои рекомендации ложились в благоприятную почву ее исполнительности.

Факт самолечения онкобольного должен представлять не меньший интерес для науки, чем факт лечения рака в онкоцентре. Вызывает недоумение, когда отдель­ные ученые от медицины позволяют себе грозные оклики и даже угрозу в адрес тех, кго это себе позволяет. Некоторые из них готовы ринуться в атаку на противников лекарственной терапии.

Академик АМН Украины Исаак Трахтенберг пишет^*: «Наряду с профессио­нальным развенчанием целительства как недопустимой и опасной для здоровья человека формой «врачевания», незамедлительно следует провести правовую рег­ламентацию».

^* Еженедельник «Зеркало недели» №1 (325), 2001 г.

Учу жить без лекарств 513

Этого академику показалось недостаточно, и он требует «возмещения ущерба, нанесенного больным вследствие самодеятельного врачевания».

Не от добра подобные заявления, от недопонимания ситуации. Лечите в офи­циальных клиниках, уважаемый академик, как следует, и в альтернативном ле­чении у больных нужда отпадет.

А пока, извините...

Избавление от рака реально при хорошей организации самолечения-по инди­видуальной методике. Говорить о заочном самолечении онкобольных еще рано, а о полузаочном (периодически контролируемом) — подумать не грех. Это перс­пектива, о которой я могу говорить пока лишь с Тобой. Кто не прошел пути, пройденного нами, вряд ли смогут понять это.

Чтобы сделать онкобольного здоровым, мало улучшить его физическое состо­яние. При раке всегда в дефиците психическое равновесие. Больному необходимо избавиться от мешающих лечению привычек, отдельных черт характера, взглядов на жизнь.

Людмиле мешала излишняя жалость ко всем: детям, родителям, знакомым и незнакомым. Она была излишне мнительной и доверчивой к услышанной инфор­мации. Привести все это в природно-необходимое равновесие можно только ме­тодами пси- и биовоздействия.

«Исчезла жалость, раньше жалела всех. Появилось убедительное ощущение, что я изменилась. Мать при встрече долго смотрела на меня, а потом спросила: "Когда ты стала такой?"»

Психика онкобольного — это ворота к его телу. Если они закрыты, я топчусь у них и молю Бога, чтобы они открылись. Ломиться в физическое тело онкобольно­го вопреки его психической готовности к взаимодействию — значит обрекать себя на неудачу, а больного на неверие в выздоровление.

Когда сознание онкобольного открывается доверием ко мне, я становлюсь настоящим деспотом и ставлю перед ним такие задачи, которые здоровым не под силу.

«На работе говорят, что вид у меня цветущий», — как-то написала Людмила.

Это была уже не та больная, что раньше, и не тот человек. Ее можно было выводить на новый уровень самосовершенствования — биоинформационный.

Не подумай, что я ставлю такие задачи от нечего делать или ради собственного фанатизма в парапсихологии.

Приобщение больного к биоэнергетике расширяет диапазон его возможнос­тей. Нередко тяжелые больные, не избавившись по-настоящему от собственного заболевания, начинают помогать близким, затем знакомым, а при хорошей поста­новке обучения, кому угодно.

Пример из практики.

Погорельская Галина^* (43 года) из Киева с тяжелой формой саркомы бедра (инвалид 1 группы), после безуспешного лечения интенсивным облучением, была определена медициной в категорию «безнадежных». Жизни ей отвели врачи край­не мало. Несмотря на невыносимую боль, от предложенных наркотиков больная отказалась. Для меня это неплохой сигнал — подсознание больной что-то «вына-

^* Биографические данные подлинные.