IV. Приобретение и укрепление прав на имущества

Сопоставляя приобретение прав с их укреплением, мы имеем в виду, независимо от сопоставления их в самом законодательстве, тот общеизвестный факт, что и в народном быту нередко право не признается за данным лицом, если приобретение его ее сопровождалось каким-либо внешним знаком, который бы свидетельствовал о его существовании. В изложении способов приобретения прав будут видны и способы их прекращения.

I. Приобретение. Основанием приобретения прав на имущества служат обыкновенно различного рода сделки, каковы мена, купля-продажа, дарение ж т. п. Но, и по народным воззрениям, не сама сделка переносит право на имущество, а передача вещи, будет ли она действительная или символическая, как увидим при рассмотрении сделок и обязательств в от- дельности. След. здесь может быть речь лишь об односторонних способах приобретения. Но, говоря вообще, случаи приобретения, не зависящего от соглашения, весьма редки, по крайней мере в настоящее время. Таково напр. завладение: оно предполагает существование вещей ничьих, незанятых земель и т. п., и потому встречается еще там, где пустопорожних земель и лесов много, так что захват их но возбуждает спора; так приобретаются напр. места для охоты на севере, при чем всякое такое занятие отмечается, как увидим, особыми знаками. Во внутренних же наших губерниях о таком способе приобретения нет и помину, и если говорят о случаях завладения, то лишь в смысле нарушения чужих прав, хотя и такие нарушения обсуживаются иногда снисходительно.-Почти то же самое можно сказать и о приобретении посредством долговременного владения, именно о давности владения: прямые указания на давность, как на способ приобретения, встречаются лишь в немногих местностях, но и на этих случаях мы здесь останавливаться не будем, так как они внесены нами в общий очерк давности, помещенный в последней главе в связи о очерком других средств судебного охранения прав.-К односторонним способам приобретения относится также приращение. Указания на такой способ приобретения встречаются в особенности по поводу тех случаев, когда земля засеяна самовольно посторонним лицом, вследствие чего хозяин земли приобретает, в некоторых местностях, половину урожая или даже весь урожай*(95). Но самовольный засев рассматривается прежде всего как правонарушение; поэтому о случаях подобного рода будет сказано особо в статье о неправом пользовании чужим имуществом (в главе шестой); но, с другой стороны, право хозяина земли на сделанный в ней посев сталкивается с правом вознаграждения за труд. о чем мы скажем ниже при рассмотрении вопроса о юридическом значении личного труда.-Наконец, в ряду способов приобретения, независящих от соглашения, помещается обыкновенно особый и довольно сложный институт,-мы говорим о находках: случаи, в которых возникали в крестьянском быту дела подобного рода, представляют интерес по разнообразию воззрений на значение находки; поэтому мы скажем здесь о ней подробнее. Народные понятия о находке, по-видимому, близко подходят к тем началам, какие указаны по этому предмету в самом законодательстве. Они сводятся к тому, что найденная вещь становится собственностью нашедшего, если хозяин ее неизвестен, в противном же случае нашедшему принадлежит только право на вознаграждение. Первое начало даже, по-видимому, преобладает в том смысле, что нашедший вещь, по обычаю, считает себя прямо собственником ее*(96), так что на нем как бы не лежит вовсе обязанности ни справляться о хозяине, ни возвращать находку. Этот взгляд выражается даже в словах: "чур на одного" или "чур пополам", когда один видит, что другой что-либо нашел-будет ли нашедший стороннее лицо или сам хозяин вещи, так что нашедший считает за собой право если не на всю вещь, то во крайней мере на половину*(97). Но, судя по указаниям практики волостных судов, вещь не становится собственностью нашедшего даже и в том случае, когда хозяин ее не отыщется, и все, что дает находка, это-право на вознаграждение. Впрочем, различие между указанными воззрениями не столь резко, как может казаться на первый взгляд: во всяком случае находка не остается без выгодных последствий для нашедшего-получает ли он часть найденной вещи или известное вознаграждение, а то предположение, что находчик считает себя безусловно собственником найденной вещи, едва ли гармонирует и с самым взглядом на это дело наших крестьян, так как не было бы нужды, как это обыкновенно делается, скрывать находку от посторонних глаз. Из немногих сведений, какие встречаются по этому вопросу в наших источниках, можно вывести некоторые начала об условиях, при которых нашедший может воспользоваться правом находки, о размере вознаграждения за находку и особенные издержки, и о тех случаях, в коих возникает сомнение относительно принадлежности вещи явившемуся хозяину.

1) О находке должно быть сделано нашедшим заявление. Незаявивший о находке, смотря по обстоятельствам, лишается, вполне или отчасти, права за вознаграждение, и, сверх того, за утайку или присвоение найденного он подвергается денежному штрафу или аресту и вообще отвечает как за кражу; причем, конечно, утаивший или присвоивший себе найденную вещь обязан возвратить ее хозяину или уплатить цену. Так, в одном решении читаем: "ни та, пи другая сторона из нашедших кошелек (нашедших было двое) не имели права делить найденные вещи и не объявили о том никому, а следовательно за таковой проступок должны лишиться вознаграждения 1/3 части найденного, и следует взыскать все деньги"*(98).

2) Вознаграждение определяется или по взаимному согласию нашедшего с хозяином вещи*(99), или же самим судом сообразно принятому обычаю в размере 1/4 или, в некоторых местностях, 1/3 части стоимости вещи*(100). Кроме вознаграждения собственно за находку, нашедший имеет право на возврат издержек, употребленных им на сохранение найденной вещи, напр. издержек на прокорм пригульного скота. Если при этом стоимость вещи покрывает только эти издержки, то, при неизвестности хозяина, вещь продается и вырученные деньги отдаются за прокорм*(101). Если же стоимость вещи превышает цифру вознаграждения и издержек, то, в некоторых местностях, вырученная из продажи вещи сумма распределяется на три части: одна из них обращается в губернскую земскую управу, другая в мирскую кассу, а третья идет в вознаграждение нашедшему и за содержание вещи, притом по равной части за то и другое, если находчик и употребивший на вещь издержки не одно лицо*(102).

3) Хозяин найденной вещи получает ее обратно, если нет сомнения, что она принадлежит ему. Доказательством такой принадлежности служат нередко знаки собственности, находящиеся на самой вещи. О знаках такого рода будет речь ниже при рассмотрении способов укрепления прав; здесь же заметим, что в случае споров о принадлежности пригульного скота волостные судьи обыкновенно, прежде всего, справляются, чьи знаки собственности на том или другом животном, причем допрашиваются пастухи и другие свидетели, кому ближе известны меты животных*(103). При этом бывает иногда сомнение относительно количества потерянных вещей: если хозяин не докажет, сколько именно было им потеряно, а заявление нашедшего не согласно с показанием хозяина, то иск последнего удовлетворяется лишь в половинной части, так что применяется обычай раздела "греха пополам". Сюда подходит, напр., следующий любопытный случай: К. просила отобрать от Н. 8 р. 8 коп., потерянные К., а найденные Н., и в доказательство представила двух свидетельниц, которым Н. заявила о найденных ею деньгах. Из расспросов оказалось следующее: К. прежде суда заявляла семейным своим о потере ею только 8 коп., во избежание будто бы неудовольствия от родной ее матери; с другой стороны, Н. действительно заявляла указанным свидетельницам о найденных ею 8 р. 8 коп., будто бы для того, чтобы семейные не подозревали ее в остатках денег от покойного мужа; при чем К. и Н. утвердительно говорили: К.- что потеряла 8 р. 8 к., а Н.-что нашла только 8 к., а 8 р. ее собственность. Вследствие всего этого, а также основываясь на местном обычае в крестьянстве, суд постановил: взыскать с Н. не 8 р. 8 к., а 4 р. и удовлетворить ими К., что, по мнению суда, признается справедливым*(104). -Таким же образом поступают суды и в случае непредставления хозяином доказательств о принадлежности ему улетевших пчел: по обычаю, хозяин может преследовать и ловить рои пчел и на чужой земле и даже получить свой рой от поймавшего; но если несколько роев поймано и хозяин не докажет, что это именно его рои, то применяется правило "грех пополам". Подтверждением этого начала может служить, напр., следующий случай: А просила отобрать от Б. два роя пойманных им пчел, которые принадлежат ей, потому что пчелы отраивались в том же саду, где пойманы Б. Ответчик объяснил, что он поймал пчел действительно в саду, но кому они принадлежат, т. е. с чьего пчельника улетели, он не знает. Суд определил: из двух пойманных Б. роев пчел отобрать один и отдать А.. по тому уважению, что недавно отроившийся рой не может улететь далеко, в особенности в саду, а как просительница не доказала, что оба роя принадлежат ей, то другой рой оставить в пользу Б..*(105)

Таковы немногие данные о находках по народно-обычному праву. По скудости их мы и не разграничивали случаев собственно находки потерянных вещей от правил о пригульном скоте, о прилетевшей птице, пчеле и т.п.*(106) В связи с находками находятся и случаи открытия кладов: о них не нашли мы данных в практике волостных судов, из других же источников известно, что по народным понятиям клад не считается собственностью владельца земли (в силу права на недра ее), а принадлежит тому, кто его откроет, так что нашедший вовсе не считает себя обязанным не только возвратить клад хозяину земли, но и предоставить ему какую-либо долю в нем; гораздо реже встречается убеждение, что нашедший клад имеет лишь право на вознаграждение*(107). Заметим еще, что недостаточность сведений по этому предмету объясняется отчасти и тем обстоятельством, что в некоторых местностях, как заявляли сами крестьяне, случаев находки и открытия клада не встречалось*(108). Наконец, говоря о находках разного рода, следует еще упомянуть, что на крайнем нашем севере поныне сохранилось т. н. береговое право, в силу которого все выброшенное морем на берег считается собственностью того, кому принадлежит берег*(109): существует ли оно и в других местностях, о том положительных сведений не имеется.

Говоря о приобретении прав на имущества, нельзя не остановиться еще на вопросе о юридическом значении личного труда, в особенности в виду смешения юридических понятий с экономическими. Нет, конечно, нужды доказывать экономическое значение труда в деле приобретения и накопления имущества. Справедливо также, что при низком уровне экономической жизни народа труд является не только главным, но и почти единственным источником или орудием добывания средств жизни. Таково же, несомненно, значение труда и в нашем сельском населении: как в семье, так и вне ее, каждый человек ценится прежде всего как трудовая сила; в нем самом, и преимущественно в его физической силе, коренятся и все средства жизни и благосостояния*(110). Не подлежит также сомнению, что, по тесной связи экономических условий быта с областью права, труд находит себе обширное применение и в сфере правоотношений, составляющих предмет гражданского права. Таким образом труд получает и значение юридическое. А между тем, в писанном праве, хотя и упоминается о труде в различных отношениях, но нигде не усвоено ему самостоятельного места в ряду способов приобретения прав по имуществам и в этом отношении закон, по-видимому, расходится с темп воззрениями, которые свойственны обычному праву. На самом же деле такого разлада, собственно говоря, нет. Дело только в том, что во всех случаях, где труд играет какую-либо роль, приобретение права отличается от приобретения прибыли или имущества и сводится но к самому труду, а к другим юридическим основаниям. Здесь, конечно, не может быть речи о труде на собственной земле или в собственном хозяйстве, так как отсюда не проистекает никаких прямых юридических отношений к лицам посторонним*(111). Что касается значения труда, как основания права на землю, то и оно сводится к понятию оккупации, предполагающей существование земель незанятых или ничьих, но, как мы заметили выше, о завладении в этом смысле почти повсюду не может быть и помину. Не может быть также недоразумений о юридическом значении работы, совершаемой для других в виде личных услуг разного рода, так как она, очевидно, сводится к сделке. След. вопрос о самостоятельном юридическом значении труда возникает собственно в тех случаях, когда он совершается без согласия того лица, чьего интереса или имущества он касается. Но и в этом случае, если работа произведена для него же, напр. для владельца земли, то основанием права на вознаграждение признается не самый труд, а предполагаемое согласие владельца (quasi-contractus, negotiorum gestio). Остаются, след., те случаи, когда кто-либо обрабатывает чужую землю, без всякого согласия со стороны хозяина, и при том не для него, а для себя, в свою пользу. Случаи этого рода, очевидно, сводятся к нарушению чужой собственности, и в этом смысле составляют, как будет показано в своем месте (в главе шестой) один из видов неправого пользования чужим имуществом. Мы уже видели, что плоды такого труда обсуживаются в смысле приращения для хозяина земли, но и самый труд, по-видимому, не может оставаться без вознаграждения уже в силу того юридического начала, что никто не в праве обогащаться к чужому ущербу (на счет чужого труда)*(112). Однакоже, обращаясь к нашему обычному праву, мы видим, что право труда в означенных случаях признается не безусловно, а принимается в соображение, совершено ли нарушение чужого права добросовестно (т. е. по ошибке) или же недобросовестно. Для разъяснения этого вопроса, мы считаем необходимым из практики волостных судов привести случаи того и другого рода.

1) Нередки случаи, когда кто либо засеял или обработал в свою пользу чужую землю без согласия ее хозяина, но по ошибке, и в таких случаях суды присуждают вознаграждение "за труд". Так напр. в одной из местностей тамбовской губернии волостной суд разрешил подобный случай, "на основании местных обычаев", так: "из всего количества (16 1/2 к.) озимого хлеба, 8 коп. отдать во владение и пользование А., а остальные 8 1/2 коп. оставить в пользовании Т., первому потому как его земля, а последнему за работу вышеписанной земли"*(113). Другой пример: С. жаловалась суду, что крестьянин ф. засеял ее пашню овсом, а потому и просит тот овес предоставить убрать в ее пользу. Ответчик объяснил, что он пашню засеял, как думает, свою, а может по ошибке и ее. Суд постановил: "взыскать с ф. в пользу С. за пашии 1 р. 50 коп., траву же с тех пашен должен скосить и убрать ф. в свою пользу"*(114). Таким образом весь урожай отдан за труд, хотя и со взысканием убытков, понесенных владелицею земли. В иных случаях в пользу посеявшего хлеб на чужой земле была присуждена половина*(115) и даже 2/3 урожая*(116). -В том же смысле постановляются решения и по делам о самовольной нарубке дров в чужом лесу. Так, напр., проситель Л. жаловался, что К. самовольно забрал сажень дров, нарубленных им, Л., по ошибке не в своем участке, и "следовательно должно быть ему вознаграждение от К. за его труд"; согласно просьбе суд и постановил: дрова оставить за К., но с вознаграждением Л. в количестве 3 руб.*(117)

2) В отличие от приведенных случаев, в которых в уважение ошибки со стороны нарушителя суды присуждали вознаграждение за труд, как если бы он был совершен с согласия владельца земли, можно указать и такие случаи, в которых суды не присуждали за труд никакого вознаграждения, и даже подвергали нарушителя наказанию. Так, в одном решении прямо сказано: "за самоправное обсеменение (двумя лицами) земли Я. ячменем оставить весь уродившийся ячмень в пользу обиженного Я., внушив им, чтобы они впредь подобных своеволий не делали"*(118); в другом-кроме лишения вознаграждения за семена и труд, постановлено: "за самовольное обсеменение чужой земли подвергнуть Д. аресту на один день"*(119).

На основании всех приведенных соображений можно прийти Е заключению, что, при всем экономическом значении личного труда и уважении к нему в крестьянском быту, ему не может быть усвоиваемо самостоятельное юридическое значение, с одной стороны потому, что в тех случаях, когда за труд полагается вознаграждение, право на такое вознаграждение сводится не к самому труду, а к другим юридическим основаниям, каковы: сделка, поручение,. предполагаемое согласие, недозволение обогащаться на счет чужого ущерба и т. п., а с другой потому, что труд, сам по себе, не всегда ведет к праву на вознаграждение, а рассматривается иногда только как действие, нарушающее чужое право, напр. когда кто-либо эксплуатирует в свою пользу землю, заведомо принадлежащую другому лицу*(120).

II. Укрепление прав на имущества. Известно, что в юридическом быту каждого народа, ранее или позже, изобретались различные материальные знаки, которые, на случай спора, могли бы свидетельствовать о существовании того или другого права, и что письменный документ признан наконец самым надежным средством такого удостоверения. В нашем сельском быту средства последнего рода тоже известны, но по слабому развитию грамотности встречаются довольно редко; притом письменные акты, как средства укрепления прав, относятся собственно к сделкам и обязательствам, поэтому о них будет речь при изложении последних (в следующей главе). Здесь же мы остановим наше внимание на материальных знаках другого рода, и притом таких, которые относятся ближайшим образом к укреплению вещных прав, след. исключая. отсюда т. н. бирки, как знаки обязательств.

Для удостоверения в принадлежности права на вещь тому или другому лицу, обычаем издавна установлено класть на вещи какие-либо определенные знаки, обыкновенно произвольно избираемые самими владельцами или приобретателями прав. Знаки эти при всей их простоте, играют в народном быту почти такую же роль, как в писанном праве акты укрепления, и в этом смысле могут быть названы юридическими*(121). Юридические знаки носят в народе различные названия, а именно: пятен, знамен, меток или отметок, рубежей, домовых или жердяных, также заручных или своеручных клейм, или просто клейм; известны они также под названием тамги, тавра, ясака и проч. Самое наложение знака носит название пятнания, клеймения, зазначивания, отзначивания, заорлеиния*(122). Иногда отдельный знак носит особое название, которое происходит от того очертания, какое он имеет, напр. крест, воронья лапа, рубеж и проч.

Не будем останавливаться на вопросе о происхождении знаков. Заметим только, что они введены несомненно самим обычаем, в силу практической необходимости, и не составляют заимствования извне, не смотря на то, что они носят иногда не русские названия. На чисто народное, русское происхождение знаков указывают ваши древние памятники, где, начиная с русской правды, упоминается о них нередко, в смысле знаков укрепления, а также в смысле знаков межевых*(123). Притом обыкновение отмечать предметы собственности существует у всех народов. Известные в нашем народе знаки собственности употребляются как для недвижимости, так и для движимых вещей.

1) Что касается недвижимых имуществ, то особые знаки собственности существуют в особенности на нашем севере. Так, в южных уездах архангельской губернии, преимущественно в шенкурском, занимающиеся смолокурением, получив право курить смолу из казенного или удельного леса, накладывают на деревья свои знаки, чтобы никто не завладел тем же местом и не присвоил себе дерев. То же значение имеют знаки или клейма, налагаемые охотниками на деревья для обозначения того места, на котором они охотятся: такое место становится собственностью данного лица, которую оно может заложить и продать. Знаки последнего рода служат также межевыми признаками, т. е. указателями границы или межи. Вообще употребление особых знаков или клейм в значении межевых знаков-дело обыкновенное. Посредством таких знаков определяется, напр. близ Холмогор, то лесное пространство, которое должно быть обращено в луга и поля. Каждый крестьянин обрабатывает ту часть, которая отмечена его знаками. С таким же значением являются стенные огороды или стены (изгороди), которыми отделяется одно владение от другого*(124). -Но знаки собственности встречаются не только на севере: на юге они также известны, хотя, по мнению г. Ефименко, в южных губерниях знаки собственности далеко не играют той роли, как на крайнем севере*(125). Укажем, в виде примера, что в губернии воронежской крестьяне употребляют особые знаки для обозначения полей: каждый крестьянин отмечает свою ниву особым знаком, который выделывается сохою.

2) Что касается движимых имуществ, то как на севере, так и на юге весьма распространено употребление знаков, которыми отмечается принадлежность вещей данному лицу. Знаки, избираемые хозяином по усмотрению, накладываются на каждую принадлежащую ему вещь и служат для ограждения от присвоения и похищения. По знаку всегда можно узнать, кому принадлежит вещь, так как знак каждого крестьянина известен, по меньшей мере, всей деревне, к которой он принадлежит. Знаки эти весьма различны и по роду вещей*(126). Так, на севере, особыми знаками отмечаются все принадлежности хозяйства, как-то: столовые ложки, стаканы, топоры, сети, лопаты, вилы и пр., вообще всякая домашняя утварь, одежда и домашние животные. На последних вырезываются клейма в шерсти, на рогах, или вытравливаются железом. У лошадей клейма вырезываются на копыте, обыкновенно, правой передней ноги. Кроме того, в Холмогорах, выжигают знаки на холке; здесь обыкновенно выжигаются не клейма, а только изображения подковы или круга; в пинежском уезде-изображение трех прямых рубежей. В том же уезде на шею лошади навязываются маленькие дощечки, с вырезанными на них знаками собственности владельцев или их именами и фамилиями. Кроме этого, для отличия животных, принадлежащих тому или другому владельцу, делают разнго рода знаки на лбу дегтем, или надрезы на ушах. Лошадям вплетают в гриву ленточки, иногда с знаками собственности; овцам продевают в уши куски разноцветных материй.-В южных губерниях особыми знаками отмечаются почти исключительно одни домашние животные, лошади, овцы, коровы и птицы. Знаки делают преимущественно на ушах, различным образом подрезая их*(127). Птицам подсекают когти, а у гусей разрезывают перепонку на ногах. Пастухи обыкновенно знают меты всех хозяев деревни, и если корова или другое домашнее животное падет, то пастух обязан представить хозяину кожу с ушами и клеймами, чтобы он мог узнать, действительно ли животное пало, или оно зарезано, и принадлежит ли ему или нет. Иногда пастухи представляют одни уши*(128). - Кроме животных, особые знаки накладываются и на разных других предметах, напр. мастеровые (в черниговской губ.) кладут разные значки на инструментах. Особые знаки выделывают даже на арбузах, растущих на бакчах напр., в губерниях таврической, самарской и др.*(129) На севере торгующие крестьяне кладут свои знаки на товары, приобретаемые от крестьян промышленников, напр. на бочки с сельдями*(130). Знаками обозначаются также предметы завладения, напр. выброшенные морем вещи, как-то: дрова, бревна, остатки разбитых судов и проч.*(131)

Из сделанного нами краткого обзора случаев, в которых употребляются у нас различные юридические знаки, не трудно усмотреть, что они, указывая на принадлежность вещи определенному лицу, имеют своим назначением ограждение права собственности от нарушений, так что, на случай. сомнении или споров о существовании таких прав, они заменяют собою акты укрепления. В виду такого их значения, самая порча или уничтожение знаков собственности рассматривается волостными судами как преступление*(132).

Знаки, как уже замечено было выше, избираются по произволу; но раз избранный знак составляет семейную принадлежность, принадлежность известного, избравшего его дома, так что переходит по наследству к тому, кто остается жить в доме. Отделившиеся, хотя бы только лугами и полями, члены семейства избирают себе другой знак, обыкновенно такой же, какой они имели состоя в семье, но с незначительным отличием*(133). Такое изменение знака собственности, называемое отпятнанием, распятнанием, отклеймением и т. п., происходит, напр., так: если принадлежащее семье клеймо или пятно состоит из трех прямых рубежей, то отделяющийся из семьи прибавляет к тому пятну продольную черточку; если отойдет еще кто-нибудь, то прибавляет еще черточку, и т. д. Но во всяком случае в основе знака остается домовое пятно, так что по пятну всегда можно узнать, из какой семьи вышел новый домохозяин. Что касается лиц, вступающих в чужой дом по случаю брака или усыновления, то они принимают знак того же дома. Таким образом, независимо от изменений, которые происходят по поводу выхода из семьи или раздела, клеймо всегда остается при доме и переходит, по наследству, от поколения к поколению. - Приведенные здесь данные о преемственном сохранении юридических знаков замечены собственно на севере, но, по всей вероятности, те же начала известны и в других местностях.