3. Параллели: Щедровицкий – Ортега-и-Гассе

Теперь о параллелях Щедровицкого с Ортега-и-Гассетом. ГП по-своему остро ощутил, как и испанский философ, что настоящая философия – это философия жизни. Причем для него – жизни в большей степени общественной, по сути миссионерской, посвященной «проповеди» и внедрению новых форм мыследеятельности, методологии, рефлексии и на этой основе новых форм организации всей культурной деятельности в целом.

Однако, на мой взгляд, при всей его критике абстрактного, «объективистского» подхода в науке и философии, он, как и Ортега-и-Гассет, внутренне не расстался полностью с таким «классическим» чисто теоретическим стилем мышления и отношения к миру. Дело усугублялось еще и местными условиями – тотальным государственным прессингом идеологии материализма, чего не испытывал в такой степени испанский философ. И если тот, несмотря на свои декларации о сведении философии лишь к теоретическим конструкциям, все же совершенно не злоупотреблял ими и пришел по сути к мистической философии жизни, то ГП пытался по возможности всё богатство жизни, рефлексии, игры – свести к своим изощренным абстрактным и графическим схемам. Ему казалось, что эта «объективация» знаний, навыков и опыта будет эффективнее, строже, точнее, надежнее обычных слов, образов, метафор. Но он, на мой взгляд, не учитывал, как и его испанский коллега, всей глубины и личностной специфичности (хотя оба ее отмечали) аппарата восприятия и переработки информации каждого человека; т.е. то, что все его схемы все равно будут читаться и интерпретироваться по-разному его последователями и вряд ли станут универсальным «философским камнем» XXI века. Поэтому мне представляется, что он был прежде всего величайшим «деструктором» машиноподобного мировосприятия.

И еще один момент, более важный. В его философской рефлексии отсутствовала вслух произнесенная идея Духа Единого (хотя бы даже в какой-то иносказательной форме). Когда я спросил его как-то о его отношении к мистическим картинам мира (и восточным, и другим), - он ответил, что допускает их глубину и осмысленность, но просто его жизни на них уже не хватит. Однако, имея в виду его самоотверженное служение новой методологии, думаю, он в какой-то форме ощущал и воплощал осознанно этот Дух, что подтверждает, скажем, такой, может быть и не очень серьезный, эпизод на той же ОДИ-30. ГП зачитывает записку: «У нас не держат руки в карманах брюк» и отвечает, что, во-первых, в противном случае будет слишком махать руками; во-вторых, что есть хороший образец – Ленин (напомню, что шел еще только 1984 год), и, в-третьих, что есть афоризм «Познай Бога, а потом делай что угодно», - т.е. был бы человек хороший, а где он держит руки – не имеет значения.

Тем не менее, заключая этот раздел, еще раз отмечу: несмотря на то, что на жизнь и мировоззрение Г.П. Щедровицкого наложена тяжелая печать времени и места, его заслуга в борьбе с ней, – с тоталитарно-материалистическим наследством в нашей стране – необычайно велика. Будущее же я вижу за теистической картиной мира, органично соединяющей аспекты религиозный, научный, художественный и личный, вариант которой и предлагается моей работой.