себя в рабство, чтобы на эти деньги достойно похоронить отца46. Сообщение

о подвиге этой женщины таюке представлено среди жизнеописаний почти­ тельных сыновей и дочерей в СС, но в несколько иной редакции: отличаются

как композиция рассказа, так и многочисленные фактические подробности47. Следует заметить, однако, что один из двух оставшихся параграфов этого

раздела —о жившем в эпоху государя Синмун-вана (681-692) бедном

мальчике по имени Тэсон который благодаря щедрому даянию смог

переродиться в доме богатого сановника, увлёкся охотой, но затем раскаялся в убийстве живых существ (разд. IX § 136) — не содержит никаких специ­

ально конфуцианских мотивов. Под рубрикой «Почтительные [и] добрые» эта

легенда оказалась, скорее всего, из-за того, что два из трёх монастырей, строи­

тельство которых приписывается раскаявшемуся Тэсону, были основаны им

ради его родителей в прошлой и нынешней жизни.

И наконец, ещё в одном параграфе Ирён прямо сравнивает конфуциан­

скую категорию почтительности с буддийской категорией доброты. Это пре­ дание о почтительном сыне Чинчжоне который оказался перед сложной

нравственной дилеммой: остаться в миру и материально поддерживать мать

или же исполнить свою заветную мечту и уйти в монахи. Выбор за него сделала мать, буквально силой выпроводившая его из дома. Впоследствии,

когда мать умерла, Чинчжон обеспечил ей счастливое перерождение среди

небожителей (разд. IX, § 135). Здесь Ирён фактически повторяет обычную

аргументацию китайских буддистов опровергающих конфуцианские обви­

нения в нарушении ими сыновней почтительности (ибо принятие монаше­

ства означало оставление родителей и отказ от продолжения рода) тем, что

сын-монах, обретая религиозные заслуги, получает возможность оказывать

помощь родителям после их смерти, что является большим проявлением по­

чтительности, чем служение родителям при их жизни. Не случайно повество­ вание о Чинчжоне имеет ощутимое сходство с популярным на Дальнем Восто­ ке среди буддистов преданием о Маудгальяяне (кит. Мулянь ) ученике

Будды, спасшем свою мать из ада48.

Влияние конфуцианских идей на Ирёна

Завершая рассмотрение конфуцианских мотивов в СЮ, отметим, что

влияние конфуцианства испытывали не только герои этого произведения,

но и сам его автор, хотя последний, как известно, был буддийским монахом.

46 Изложение легенды о Дун Юне см. [Курбанов, 2004, с. 82].

47 Жизнеописание этой почтительной дочери в СС см. [Ким Бусик, 2002, с. 186-187; факс., с. 190, л. 1461-1462].

48 Подробнее о бытовании легенды о Маудгальяяне (Муляне )в Китае см. [Бе­ рёзкин].

В частности, Ирён неоднократно копировал из СС ключевые оценочные ха­

рактеристики —хотя бы они были явно конфуцианского и даже антибуддий-

ского характера. Так, например, он полностью воспроизвёл в своём сочинении

длинное рассуждение Ким Пусика о причинах падения государства Силла, не

исключая даже такого колоритного пассажа: «[Правители Силла] почитали Закон Будды не зная, [что] это губительно [для государства]. [Они] до­

вели [дело] до [того], [что в] деревнях [и] селениях рядами [воздвигали] па­

годы [и] святилища этой [веры]. Весь народ [стремился] уйти в черноризцы,

[поэтому] воинов [и] крестьян постепенно [становилось] меньше, и всё госу­

дарство день [ото дня] слабело. Каким [же] образом [оно] могло не [впасть в] смуту и [не] погибнуть?» (разд П § 56)49. Можно предположить, что буд­

диста Ирёна мало интересовали закономерности «светского» исторического

процесса, и поэтому он, чтобы не отвлекаться на мирские проблемы, просто

заимствовал у Ким Пусика готовые суждения —несмотря на жёстко конфуци­

анскую и китаецентристскую позицию этого историка.

Кроме того, Ирёи (или авторы цитируемых им текстов?) также пользовался

конфуцианскими по происхождению образами и сравнениями в чисто художе­

ственных целях. Так, например, приезд буддийского наставника Чачжана из Китая и его последующая деятельность по устроению корейской буддийской

общины сравнивается в СЮ с возвращением Конфуция в государство Лу

когда «музыка [сразу стала] правильной, [и] каждая [мелодия в] одах [и] гим­ нах обрела своё должное [звучание]» (разд. V § 103).

Подводя итоги вышесказанному, можно в целом отметить, что Ирён, сам будучи буддийским монахом, весьма объективно и взвешенно подходил к от­

бору материала для своего сочинения. В СЮ не только представлен широкий

спектр буддийских культов и практик, получивших распространение на Ко­ рейском полуострове после принятия буддизма но и зафиксированы много­

численные сюжеты, связанные с добуддийскими местными верованиями и по­ следующей адаптацией их буддизмом, а также изложены факты, относящиеся

к распространению даосизма и конфуцианства в Корее. Богатство и разно­

образие уникальных сведений, сохранённых Ирёном, делает его произведение

важнейшим источником по духовной культуре древней Кореи.

49 Оригинал этого рассуждения в СС см. [Ким Бусик, 2001, с. 293-294; факс., с. 200, л. 399-с. 202, л. 402].

ОСТАВШИЕСЯ

СВЕДЕНИЯ [О] ТРЁХ ГОСУДАРСТВАХ