Глава 2. Элементы государства 561

может быть лишен прав. Однако права человека по отношению к государству — это права естественные, не дарованные государством, неотъемлемые. И государство не может отнять у человека его естественные права и свободы, даже если он нарушает обязанность быть законопослушным. Государство вправе ограничить осуществление человеком его прав и свобод в качестве наказания за совершение им преступления (по существу, то, что называется лишением свободы, — это временное или пожизненное ограничение возможности использовать некоторые права и свободы). Государство, применяя правовую санкцию, может лишить человека права собственности на конкретное имущество. Но оно не вправе, даже в наказание за преступление, лишать человека права быть собственником или отказать ему в признании его человеческого достоинства. Даже смертная казнь — это лишение жизни, а не права на жизнь.

Конкретные обязанности человека (гражданина) по отношению к государству устанавливаются законами, а права человека по отношению к государству имеют внезаконотвор-ческий характер. Никаких конкретных дозаконотворческих и внёзаконотворческих обязанностей, аналогичных естественным правам, у человека по отношению к государству нет, и закреплять, например, в конституции какие-то особые обязанности человека и гражданина просто бессмысленно. Любая законная обязанность, если она не противоречит естественным правам и свободам, действительна уже постольку, поскольку она установлена законом. И если такие обязанности ставить в один ряд, на один уровень с неотчуждаемыми правами человека, то это значит принижать права человека, умалять их юридическую силу, низводить до уровня произвольных суждений законодателя, иначе говоря, считать их октроированными.

Государство обязано признавать и соблюдать не только индивидуальные, но и коллективные права, в частности права этносов (этнических меньшинств) на самоопределение.

Последнее обстоятельство не укладывается в силовую Парадигму суверенитета, в рамках которой "государственно-организованный народ" выступает как "достояние" суверена, верховной власти, которая монопольно распоряжается судьбами народов. С этой точки зрения возникает впечатление, что Необходимость признать праванародов разрушает государственный суверенитет: "...если считать, что субъектами права на самоопределение, о котором говорится в международном пра-ве, являются народы в социологическом понимании (т. е. этно-

562 Раздел VII. Государство: сущность, понятие, структура, функцщ,

сы. — В. Ч.), то это значит подрывать суверенитет существующих государств. Противное означает полную свободу государства угнетать национальные меньшинства"1.

В действительности здесь нет противоречия. Признание верховной организацией власти прав других субъектов — это не подрыв суверенитета, а проявление правовой природы государственного суверенитета. Признание прав этнических меньшинств отнюдь не означает оправдание безусловных притязаний на сецессию. Напротив, признание и соблюдение этих прав дают юридическое оправдание государственного принуждения.

"Народный суверенитет" и права человека. Пределы воли большинства в конституционном государстве. В прежней авторитарной трактовке суверенитета эпохи абсолютизма сувереном выступал монарх. В условиях демократии сторонники той же старой силовой трактовки суверенитета провозглашают сувереном ("носителем суверенитета") народ.

По существу, конструкция "народного суверенитета", как и "непосредственное осуществление народом своей власти", — это фикция, выполняющая легитимирующую функцию в демократическом государстве2. Это своего рода демократический эквивалент суверена-монарха. Народ здесь мыслится как носитель и источник всей полноты государственной власти. Идея народного суверенитета используется в политических документах в целях создания эффекта "народности" государственной власти, производности государственного суверенитета от народа как некоего сакрального источника власти, в Новое время занявшего место Бога. Народ обычно представляют как коллективное целое, что очень удобно для того, чтобы преподносить политически оформленную волю политической элиты или части общества как волю этого коллективного целого ("всеобщую волю"). Так что серьезное восприятие идеологической конструкции "народ — носитель суверенитета" — это шаг назад даже в сравнении с учением марксизма-ленинизма, не говоря уже о том, что эта конструкция, по существу, несовместима с современной теорией кон-

1 Fleiner-Gerster Th. Allgemeine Staatslehre. S. 135.

2 Так, в ст. 3 Конституции Российской Федерации говорится, что: 1) носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Фе дерации является ее многонациональный народ и что 2) народ обладае властью, которую он осуществляет непосредственно, а также через органы государственной власти и местного самоуправления; причем 3) высШй непосредственным выражением власти народа являются референдум свободные выборы.

f лава 2. Элементы государства

563

ституционализма, ограничения публичной политической власти правами человека.

Во-первых, суверенитет не может принадлежать народу, если он принадлежит государству как организации публичной политической власти, не совпадающей с народом. Понятие суверенитета означает качество верховенства власти; этим качеством обладает государственная власть, и там, где есть государственная власть, возможен только государственный суверенитет. Если народ — "носитель суверенитета", то получается, что институциональный элемент государства (организация суверенной власти) и народ суть одно и то же. Либо получается два суверенитета — народный и государственный (или два аспекта суверенитета, который, видимо, обладает идеальным бытием, существует сам по себе — как "эйдос"), что противоречит понятию суверенитета. Так что институциональный элемент государства — организация верховной власти — не допускает иного суверенитета, кроме государственного.

Народный суверенитет — это конструкция из утопического учения Ж.-Ж. Руссо, противопоставлявшего Правительство как аппарат государственной власти и Государство как совокупность граждан, решающих (в традициях непосредственной демократии швейцарских кантонов) все основные политические вопросы. Только в утопии Руссо народ существует как "носитель суверенитета": когда действует народное собрание, полномочия государственного аппарата приостанавливаются. Такая конструкция отвергает саму постановку вопроса об ограничении верховной политической власти свободой подвластных, т. е. о конституционности власти. "Народный суверенитет" предполагает верховную (народную) власть, ничем не ограниченную. Здесь свобода индивида, действующего в отношениях гражданского общества, "снимается" свободой политического коллективного целого — народа.

Во-вторых, следует иметь в виду, что в демократическом правовом государстве (а именно к такому государству применяют конструкцию "народного суверенитета") народ как "источник государственной власти" выступает не только в каче-стве коллективного целого, но и в качестве совокупности отдельных граждан, обладающих естественными и неотчуждаемыми правами и свободами. Каждый отдельный гражданин обладает неотъемлемой свободой по отношению к народу как коллективному целому или к большинству, формирующему Политическую волю, и государству (организации суверенной Власти), выражающему эту волю. В этом отношении права че-

564