движение со всем богатством мировой культуры. Во всяком случае, все общественные преобразования в России, включая и социалистические, обосновывались интересами человека не только как частного лица, но и как духовно развитой личности. И в той мере, в какой они действительно, а не только на словах учитывали эти интересы, они приводили к положительным результатам.

Как ни парадоксально, и в современном мире трудно предположить какую-то иную логику дальнейшего развития. Отставая от Запада экономически и политически, Россия, возможно, именно поэтому раньше него осознала необходимость перехода к качественно новому состоянию, когда на смену прежним приоритетам приходят другие — экологические и культурные.

Можно назвать это состояние постиндустриализмом или даже постмодерном, но в любом случае оно апеллирует прежде всего к культуре, делая ее цели приоритетными для себя, ставя свободу индивидуального развития и самовыражения на первое место. Наука, искусство, все виды творчества, спорт, природоохранная деятельность, формы свободного общения играют здесь решающую роль, позволяя каждому быть тем, кем он является по своей природе и по своей культуре. Такое общество бросает вызов миру, где господствующим является частный интерес, жизнь во имя только личного обогащения и потребления, которая уже сегодня обнаружила свой предел в соприкосновении с природой и культурой. Цивилизация, существующая по законам культуры, ориентированная не на частника, а на свободную индивидуальность, — единственно приемлемая модель будущей цивилизации, способная решить задачу, когда-то поставленную Римом, — задачу человеческого единения. Переход к ней — не утопия, а самая что ни на есть реальная потребность современного развития. Все остальное ведет в тупик, грозит столкновениями и кризисами. Россия либо примет этот вызов истории (причем не только на словах, но и на деле), либо уйдет в историческое небытие. В России этот переход облегчен тем, что полностью соответствует ее собственной культурной традиции, тому, что она всегда искала для себя, хотя бы только и в идейном плане. Стоящую перед ней задачу можно теперь кратко сформулировать следующим образом: не механическое копирование западной цивилизации, не создание какой-то особой, непохожей на нее цивилизации (то и другое есть действительно утопия), а продолжение начатого Западом построения общечеловеческой цивилизации, но только в направлении ее примирения и согласования с природными и культурными основаниями человеческой жизни, с фундаментальной потребностью человека в индивидуальной свободе и целостном развитии.

ТЕМА II. НЕКЛАССИЧЕСКИЕ МОДЕЛИ КУЛЬТУРЫ

5. ОТ СЕМАНТИКИ ЯЗЫКА К СЕМАНТИКЕ КУЛЬТУРЫ (редактор — Огурцов А.П.)

ВВЕДЕНИЕ

Подход к культуре авторов данного раздела основывается на определенных принципах, которые целесообразно предварительно обсудить.

Первый принцип

Первый принцип состоит в том, что в составе культуры и ее различных модусов фиксируются различные формы — от предметного бытия культуры, которое репрезентировано в произведениях и ценностях культуры, до языка. Язык, и прежде всего естественный язык, рассматривается как исходная моделирующая система. Она представляет собой не только высший уровень моделирующих форм, но и специфический способ интерпретации вторичных форм — от произведений архитектуры до музыки. Разумеется, интерпретация этих вторичных форм осуществляется в языке и с помощью языка, прежде всего в естественном языке и в языке, анализирующем естественный язык, — а именно на языке лингвистики. Лингвистика уже давно предоставляла человеку средства, которые позволяли ему выявлять дискретные начала, определять взаимосвязи между этими началами, рассматривать тот духовно-идеальный мир, который складывается благодаря творчеству культуры. Можно напомнить, что в античной мысли модель буквы алфавита («стохейон») послужила первичной моделью дискретных начал бытия — атомов и что фиксация лингвистами сферы значения и смысла явилась моделью, положенной в основание исследования объективно-духовных форм человеческого творчества. Конечно, существовали и существуют до сих пор громадные различия в понимании этой объективно-духовной действительности, в трактовке ее статуса и взаимосвязи с психологией человека. Но одно несомненно: именно изучение лингвистических феноменов стало истоком выявления этой объективно-духовной (или эйдетической, как сказали бы в Античности) действительности.

второй принцип

Важной задачей остается осмыслить процесс роста символических форм культуры — от произведений человеческого творчества до знаково-символических систем, создаваемых в научном знании, от пластических искусств до кино. Однако необходимо подчеркнуть, что

исследование модусов культуры не может быть ориентировано исключительно на материал, к которому

«прикреплена» творческая деятельность и в котором она воплощается. Критика «материальной эстетики», развернутая М.М. Бахтиным в его работе «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве» (1924), в этом разделе считается основополагающей и подчеркивает смысловое единство культуры. Это единство смыслопорождения культуры и составляет второй принцип авторов данного раздела.

Средоточием данного раздела являются различные модели культуры, которые строились и выдвигались по образцу лингвистических моделей языка. Лингвистические и лингвофилософские модели языка развивались от своих классических форм к неклассическим. Классический этап в построении моделей культуры по образу и подобию моделей словесных искусств был связан с дистанцированием исследователя от исследуемого «объектного языка» в попытках построить на базе «метаязыка» определенные представления о структуре языков. Таким «метаязыком», служившим средством описания иных естественных языков, была латинская грамматика, которая позволила не только осмыслить грамматическую структуру других языков, но и сформировать первые, пусть и не очень точные, представления о «грамматике культуры». Этот классический период завершился, когда была понята ограниченность такого дистанцирующего подхода, когда язык был понят как действующая сила, как «энергейа», а не просто как пластический материал, воплощающий в себе мысль. Осознание активной роли языка, в ХХ в. ставшее очевидным вместе с развитием неогумбольдтианства, преодолело одну из важнейших ограниченностей классической мысли: непонимание роли языка в осуществлении актов мысли. Неклассический период в истории лингвистики и лингвистической философии привел к формированию «лингвистической теории относительности», к построению специфических онтологий языка. Онтология языка коренится в семантических различиях языков. Поворот от классических моделей культуры к неклассическим связан с движением и логики и лингвистики от синтаксиса — к се-

209

мантике, от «грамматики культуры» — к семантике культуры. Этот поворот неоднократно и в разных своих аспектах обсуждается в главах данного раздела.

Исследования в области семантики языка привели к поискам семантических «примитивов» (или универсалий, или концептов) различных языков. От проблем типологии различных языков исследователи перешли к осмыслению фундаментальных смысловых структур языка и, соответственно, всей культуры. Этот переход связан с работами целого ряда лингвистов — назовем лишь имена А. Вежбицкой, Ю.С. Степанова, Н.Д. Арутюновой. Конечно, у многих остаются сомнения в том, можно ли с помощью лингвистики и лингвистической философии выявить фундаментальные структуры языка, а тем более всей культуры. Более того, возрождаются идеи непереводимости языков и их несравнимости. На базе лингвистического релятивизма вновь возникает культурный релятивизм. Одним из решающих принципов, объединяющих авторов данного раздела, является убеждение в том, что смысловое поле культуры задано смыслами языка и что это смысловое поле многообразно и взаимопереводимо. Причем развитие культуры представляет собой постоянное увеличение разнообразия этих смыслов — ведь творчество культуры и есть многообразие актов смыслопорождения. Однако осмысление смыслопорождающих механизмов и актов смыслопорождения осуществлялось в рамках общепринятой парадигмы или парадигмы, считавшейся общепризнанной. Так, в начале нашей эры в качестве образца осмысления иных («варварских») языков и речевой практики иных культур использовался латинский язык: его грамматика явилась исходной парадигмой построения грамматик иных языков. Лингвистический анализ латинского языка («латинская грамматика») был образцом, положенным в качестве средства исследования других языков и построения правил, регулирующих живые акты речи. Латинский язык в своей грамматической проекции и был той парадигмой, которая считалась признанной в течение многих столетий нашей эры.

Естественно, что исследование языка далеко ушло от эпохи первых грамматистов. В ХХ в. общепризнанным стало различение языка и речи, парадигмы и синтагмы, семемы и фонемы и т. д. В данном разделе наиболее фундаментальные различения современной лингвистики, конечно, являются исходными. Существенны и изменения, произошедшие в современной поэтике, которая перешла к изучению дискурсов различного рода, к анализу языковых актов, к построению нарративных моделей не просто языка, но и культуры, не ограничиваясь лишь словесным искусством. Иными словами, методы и понятия современной лингвис-

тики и лингвистической философии включают в себя изучение взаимных функций действующих лиц («акторов») не только мифа и сказки, но и театральных пьес и телепостановок, их интриг, сюжетов и др. Сам объект их существенно расширился: он включает в себя исследование структуры различных произведений культуры. Эта структура трактуется не просто как статуарная, замкнутая — в нее включен зритель, но не как реципиент, а как активное действующее лицо, как «актор», без которого уже немыслимо существование, функционирование и развитие произведений культуры. Язык понят как система правил, регулирующих коммуникацию людей, и в центре современной лингвистики все более и более оказывается не просто многообразие речевых актов, а разнообразие речевых коммуникаций и их модусов.

Есть еще один принцип, из которого исходят авторы данного раздела. Он не сформулирован: он неявен и составляет скрытый фон обсуждения лингвистических моделей культуры. Этот принцип состоит в том, что мы исходим из осмысленности языковых выражений и культурных объективаций. Такое неявное допущение образует определенную рамку нашего исследования, его систему отсчета и вместе с тем