эти процессы уравнения. И если мы предоставим самим себе замкнутые термодинамическую и экономическую системы, то в конечном счете они придут к сходному состоянию, в термодинамике именуемому «термодинамическим равновесием» (частный случай при применении принципов термодинамики к Вселенной именуется «тепловой смертью»), в экономике — «эффективное распределение ресурсов по Парето».

Сравним формулировки: «При необратимых процессах энтропия возрастает, достигая максимума в состоянии термодинамического равновесия. При термодинамическом равновесии в системе прекращаются все необратимые процессы» [5:601]. «Общее экономичес-

153

кое равновесие, по Парето, — такое состояние экономики, которое не позволит ни одному участнику обмена улучшить свою функцию полезности, не ухудшая при этом функции полезности других участников обмена» [6:402].

Наконец, в-третьих, нельзя не принять во внимание и факт практически одновременного (!) открытия основ термодинамики — с одной стороны, и теории предельной полезности — с другой. Так, первая кинетическая формулировка второго начала термодинамики была осуществлена Клаузиусом и Томпсоном (Кельвином) в 1850-1852 гг., т. е. как раз в тот период, когда в трудах экономиста Госсена (1844 г.) начал появляться прообраз теории предельной полезности. Далее в 1865 г. Клаузиусом вводится в физику понятие энтропии как функции состояния системы и строго теоретически формулируется парадокс «тепловой смерти Вселенной»; в 1870 г. появляется парадокс «демона Максвелла», в1875 г. был сформулирован «парадокс Гиббса». Как раз в эти годы — в период с 1871 по 1873 гг.— Вальраас, Джевонсон и Менгер, в разных странах и независимо друг от друга, создают экономические учения, основу которых составляют принципы предельной полезности.

Важнейший вопрос, на который должна дать ответ философская критика, — в какой мере и, главное, в чем проявилась в современной экономике эта методологическая зависимость ее парадигмы от принципов естествознания; каковы имманентные границы, налагаемые на нее подобной аксиоматикой; наконец, как возможна экономическая теория, а вместе с ней и теория культуры, свободная от подобной зависимости и, соответственно, способная к методологически адекватному контакту со своей предметностью?

Таким образом, было показано, что основные принципы как классической, так и современной экономической теории в основе своей имеют ориентацию на принципиально нерефлексивные методы классического естествознания. Неудивительно поэтому, что и в основах обеих дисциплин лежат эпистемологические модели, лишенные главного атрибута человека — свободы. И не случайно также, что если физика давно достигла предельной точности в своих расчетах, то экономические модели и прогнозы соответствуют действительности от случая к случаю.

Итак:

1.Рефлексивный подход к исследованию социальной реальности предполагает формирование совершенно особой онтологии и соответствующей ей методологии.

2.Эта онтология не может быть частной онтологией социальных наук — она должна носить универсальный характер, а значит, не может возникнуть в рамках

привычного противопоставления «наук о духе» «наукам о природе».

3.Такая система невозможна в рамках позитивистского подхода, она предполагает возврат и возрождение рефлексивной метафизики, основные этапы которой и были представлены в этом небольшом эссе.

Библиография

1.Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М., 1962.

2.Рикардо Д. Соч. Т. 1. М., 1956.

3.Маркс К. Капитал. Т. 1 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23.

4.Бем-Баверк Е. Основы теории ценности хозяйственных благ // Австрийская школа в политической экономии. М., 1992.

5.Физический энциклопедический словарь. М., 1983.

6.Экономическая энциклопедия. М., 1975.

ПОЗИЦИЯ 3.3. ТЕХНИКА КАК ФЕНОМЕН КУЛЬТУРЫ -Воронин A.A.

Концепты: коммуникативные стратегии, техника, отчуждение и самореализация, креативность человека

КОММУНИКАТИВНЫЕ СТРАТЕГИИ

1. Культура как системное единство коммуникативных стратегий

Исходной субстанцией культуры человека, его мышления, сознания, психики и социальности была и остается коммуникация, обращение, — в терминах Ф.Т. Михайлова (см.: Позиция 3.1). Но какова его структура, что включается в понятие обращения? Что стоит между агентами коммуникации, благодаря чему один воспринимает намерения и обращения другого? Перефразируя крылатое выражение Энгельса, можно сказать, что в мире нет ничего, кроме человека и его культуры. Обращению одного субъекта к другому

всегда сопутствует специальная — хотя «незаметная» — деятельность по кодировке и раскодировке сигналов одного актора к другому. Чтобы быть понятым, отправитель должен строго определенным образом выразить в понятном виде свои интенции. Причем нет никакой возможности выразить «непосредственным образом» ни одного состояния, переживаемого актором и передаваемого адресату, ведь даже самые тайные движения души, мысли, чувства, вкуса всегда фиксируются неким «кодом», благодаря которому только и артикулируются для внутреннего (а затем уже и для внешнего) восприятия. Т. е. между коммуникантами уже должен существовать некий «договор», на который оба ссылаются при шифровке и расшифровке своих коммуникативных побуждений и действий. Вот этот дого-

154

вор в целом и представляет собой культуру в ее объективированной форме, в отличие от культуры, записанной в самих коммуникантах (или наоборот, они в нее записаны, в данном случае — все равно) и существующей, таким образом, в идеальной форме. Иными словами, культура — это «ключ кода» самого процесса коммуникации.

«Стратегия коммуникации» — понятие, обозначающее самое общее подразделение, подвид общения (обращения, коммуникации) и — стало быть — культуры в целом. К. с.— это самый общий, хотя и специфический по средствам, задачам, функциям, и т. п. тип обращения, тип коммуникации. Их много, и нет определенного числа, которым измерялась бы каждая данная культура. Каждая из них использует свои семиотические, предметные, смысловые, когнитивные и проч. способы передачи информации от одного агента коммуникации другому (другим). Язык, знаковые системы, наука, идеология и религия, искусство, производство вещей и их распределение (например, через рынок), право, война, образование, техника — все это средства, созданные людьми для того, чтобы общаться, понимать друг друга и солидарно добиваться желаемого. Каждая культура имеет свой набор стратегий общения (обращения); среди них можно выделить базовые (язык, речь, предметный мир артефактов, идеологии, искусство, нормативные системы, война, инструменты), необходимые в любой культуре, а есть и такие, которые мы наблюдаем только в некоторых культурах — к ним, между прочим, можно отнести и современную технику.

Итак, что такое коммуникативная стратегия?

Коммуникативная — это значит прежде всего — непосредственные агенты коммуникации — актор и адресат и явно выраженное социокультурное пространство (слово «пространство» — условность; сюда же включим и социальное время) между ними. И символически-смысловое содержание акта коммуникации. Весь контекст, все обстоятельства места и времени, любые средства, втянутые в акт коммуникации. Они могут быть как угодно сложными, далекими во времени и пространстве — для того и сделаны, чтобы связать коммуникативные дистанции, поэтому и нужна вневременная и внепространственная оболочки (слово, песня, деньги, подарок, бомба).

Сотрудничество, взаимопонимание, непосредственное удостоверение адекватности, аффицирование ценностью, то есть гуманитарные доминанты, по Ю. Хабермасу.

Обращение за чем-то важным, т. е. целеполагание (вопреки Хабермасу мне не хочется вслед за ним считать целерациональность антикоммуникативным поведением).

Обмен, то есть процедуры кодировки, интерпретации, понимания, хранения, дезархивации, трансляции, производство и уничтожение шумов, удостоверений и подтверждений... адекватности коммуникации. Обмен коммуникативными импульсами — это непосредственная жизнь, движение культуры.

Установление общего регламента деятельности и мышления, то есть унификация возможного разброса, порядок из хаоса, так сказать, или еще лучше — возникновение эффекта социальности из факта коммуникации, а затем его развитие и субстанциализация.

Рефлексия, то есть отчет, анализ, коррекция, взаимодействие. Вот зачем возникают теории, или способы установления, легализации, опровержения и усовершенствования легитимных правил коммуникации. В частности — наука, критика, право.

Стратегия — это значит:

Генерализация многих «тактик» общения в целостности, имеющие общие коды шифровки-расшифровки смыслов. Сами по себе «тактики» не несут в себе должной системной целостности, не содержат универсальных правил идентификации общих правил употребления «нот» общения. Тактики — это лоскуты; стратегии — это сшитые из них одеяла, если пользоваться нашим старым и любимым сравнением. Единое корневое основание, часто лежащее за порогом эмпирического восприятия, выражающее способ обращения, и создает стратегию коммуникации (насилие — война, образ — искусство, слово — речь, вера

— религия, орудие или инструмент — техника, понятие — наука, итак далее).

Рукотворность. Это к разговору о том, откуда берется культура и кто кем вертит — собака хвостом или наоборот. При всей своей наивности, вопрос о том, что первично, а что вторично: культура или человек — скрывает, оказывается, массу теоретических затруднений. Но его нельзя (непродуктивно) прямолинейно ставить. Нет человека без культуры, и нет культуры без человека, — тривиальная констатация. Но из нее следует, например, что тезис о тождестве духовности и религиозности теоретически некорректен.

Надындивидуальность, а стало быть, и правила общепонятного употребления как правила поведения и мышления. И то и другое всегда одновременно индивидуально и надындивидуально; и субъективно и интерсубъективно; и любое противопоставление двух сторон медали только мешает их понять.

Функциональность. При желании можно использовать «пятичленку» Маркса (формы общественного

сознания — мораль, религия, наука, право, искусство — а также дополнительно отнести к ним и экономику, и по-

155

литику, и войну), можно — «пятичленку» Маслоу (потребности физиологические, в безопасности, любви, уважении и сопричастности), но базовые потребности определяют и базовые функции, которые должны быть реализованы в коммуникации. Каждая стратегия — это набор множества тактик реализации одной из существенных коммуникативных функций. Видимо, стратегия складывается в основном вокруг основополагающих смыслов общения — вопросов что, как и зачем?

Объективированность в предметы и вещи. Вот где исток производительной деятельности — акт коммуникации должен быть продлен в пространстве и во времени, и по возможности в неизменном виде. Ритуальные предметы, рисунки, топоры и дубинки долговечнее жеста и звука, которыми пользовались животные. Отличие «человека от обезьяны» — в опредмечивании коммуникативных фигур, в создании фиксированного языка, встроенного в рукотворную среду, точно так же насыщенную смыслами, как и речевые акты. Когда «и тайно, и злобно оружия ищет рука», говорить нет необходимости — жест и оружие красноречивее адвокатов. Альтернатива производству — инстинкт (Бергсон), длящий во времени эффективные фигуры поведения. Самые древние вещи на Земле — храм и мумия, которая там «живет» (поэтому и домик у нее такой необычный, что она должна быть вечной — а на что похожа вечность? — ни на что живое и вообще реально сущее. На геометрическую фигуру). Стало быть, пирамида и мумия — это не просто памятники древней культуры, а памятный язык самой культуры. Добавлю, что предметы и вещи, разумеется, могут быть и идеальными — это для любителей везде искать основной вопрос философии.

Историческая устойчивость обеспечивается вовсе не только тем, что вещь деревянная, или медная, или железная. Она изготавливается из железа потому, что люди заботятся о ее сохранности во времени, т. е. строят свою деятельность вокруг заботы о поддержании некоего коммуникативного образца. Всякая вещь при этом встроена в сонм других, и очень сложно вынуть одну карту из системы, чтобы домик не развалился. Домик сам себя начинает беречь, следит за тем, чтобы пустить корешки поглубже и подальше вытянуть щупальца. В разные стороны растут органы поддержания стабильности и органы развития, но они в равной степени необходимы системе в целом. Вот откуда кстати проблема спонтанного возникновения инновационных фильтров.

Культура тщательно регламентирует инновационные импульсы, блокирует одни и допускает другие, при этом рискуя прослыть консервативной или даже традиционной. Европейская культура с Нового времени

демонтировала большинство таких полупроводников, открыв путь индустриальному перевороту, а талибы палили по чужим кумирам (буддийским статуям, торговому центру в Нью-Йорке — это уже подробности). Запад приветствует джинна преобразований, выпущенного им из бутылки, а Восток пытается его там удержать.

Вообще-то, если бы всех физиков сжигала на кострах святая инквизиция, не было бы атомных бомбардировок японских городов. «Гуманитарный баланс» был бы в пользу святых отцов. Разве это не конфликтная ситуация?

Динамическая, развивающаяся и системная целостность — общепонятные вещи, но есть и кое-что особенное. Каждая стратегия стремится к совершенству — если хотите, это закон культуры. Оружие — к убойности, защита — к надежности, техника — к эффективности, наука — к изяществу, производство — к качеству, голос — к красоте, а слово — к рифме. Почему так? Да еще раз потому, что в основании, у истока «саморазвития» К. с. строит человек со своими неистребимыми капризами, среди которых тяга к общему канону, к совершенству или к красоте всегда тянет за собой иные ценности. Стало быть, в каждую стратегию «вписан механизм» совершенствования, он действует как бы помимо людей, помимо их заботы

— так кажется, по крайней мере, потому что слишком согласованно и не сговариваясь люди шлифуют средства и способы своего общения. Всеобщность культуры — не божий дар, а коммуникативная потребность.

Взаимодополнительность с другими К. с. и в то же время обособленность, самодостаточность в известных пределах. То самое единое корневое основание, о котором уже упоминалось, удерживает ценностно-функциональное единство, которое и создает целостность, и может ее дробить.

Институционализация как форма социальности (социализации) К. с. всегда существует, и всегда, повидимому, неполна. Огромная часть существует во внеинституциональных формах, спонтанно, социально нелокализованно, несинхронно, нестратифицированно — и вообще неизвестно как. Даже слово «существует» здесь неточно, так как до сих пор неясно, что происходит с нечитанными книгами, спрятанными картинами, сожженными рукописями... Видимо, в каждой из стратегий есть важная институциональная часть, но есть также и другая, и отношения между ними — всегда интрига для исследования. (Могут ли быть правила войны? Допустимы ли эвтаназия и аборты?)

Отношения между К. с.— конфликты и гармонии. (И внутри каждой стратегии, и между ними — почва для ссоры есть везде.) Можно только представлять себе, или, прямо скажем, — фантазировать, какова была

156

примитивно-первобытная гармония разных ипостасей культуры, как уживались эрос и табу, прихоть и норма, алчность и жалость в древнем мире, но очень похоже, что до профессионального разделения труда оснований для гармонии было больше, чем для конфликтов. Социальный характер приобретали только