4. ДИНАМИКА ФОРМ КУЛЬТУРЫ

ИГРА (к позиции 6.5)

И. — самоустремленная активность живого существа, направленная на самое себя как чистую (незаинтересованную в конечном прагматическом результате) возможность. Феномен культуры, уходящий корнями в глубины природной жизни. С древнейших времен И. входит в культовые, воспитательные,

образовательные и иные практики (см.: Культурная форма, I; Интериоризация, II; Экранная культура, п).

Имеет принципиальное значение для различения базисных оппозиций культуры: сакрального и профанного, условного и реального, тайного (загадочного) и явного.

В связи с другими проблемами (сотематически), литературные данные об И. появляются достаточно давно. Гераклит, по свидетельству Лукиана, отводил И. онтологическое значение: «Об этом я плачу, а еще о том, что нет ничего постоянного, но все смешано как в болтанке (кикеоне) и одно и то же: удовольствие и неудовольствие, знание — незнание, большое — малое — [все это] перемещается туда-сюда и чередуется в И. Вечности (Эона), а что такое Вечность? — Дитя играющее, кости бросающее, то выигрывающее, то проигрывающее». Существенными в приведенном фрагменте являются такие аспекты И., как повтор противоположных характеристик (движения, настроения, переживания, осмысленности и т. д.) и имманентный повтору риск удачи и неудачи. Причем оба этих элемента связуются Гераклитом в форме загадок (парадоксов), обращающих мысль к первоначалам и удерживающих ее в этом аутентичном состоянии.

Игровой характер мышления наиболее полно в античной Греции был реализован софистами, превратившими И. не просто в форму интеллектуальной практики, а в культивируемый образ жизни образованного человека. Платон, несмотря на всю оппозицию к софистам, в «Законах» называет человека «игрушкой бога» и поэтому считает, что И. для него есть основа «душевного склада» и его предназначение. Лишь Божество достойно серьезной заботы. Тема И. и в отношении бытия в целом, и как специфическая ситуация человеческой жизни, многократно повторяется в античной философии.

Особое значение И. — под влиянием кантовской «Критики способности суждения» — приобретает у поэта, философа и историка Фридриха Шиллера, который в «Письмах об эстетическом воспитании человека» рассмотрел И. как специфическую деятельность, через которую человек выходит из «рабства звериного состояния» в мир культуры и свободы. Этот выход означает не подавление природных склонностей моральными ценностями (как, к примеру, в философии Канта), а культивирование их гармоничной связи. В И. чувственное влечение к материи и разумное влечение к форме становятся культурным произведением. Поэтому только в И., в мире условного, человек оказывается действительно свободным и, следовательно, по-настоящему человеком.

И. как сфера свободного общения выступает у протестантского теолога Фридриха Шлейермахера как основание нравственности (см.: Мораль и нравственность, II). Существенное значение игровые моменты имеют в развитой Шлейермахером концепции герменевтики, в частности в «психологической интерпретации» в связи с проблемой «угадывания» смысла. В работах одного из ведущих идеологов романтизма Фридриха Шлегеля происходит непосредственно возвращение к гераклитовскому представлению об И. как онтологическом основании мира, которое воспроизводится наиболее адекватным образом в художественном произведении. Тема И. и конфликта в жизни универсума многообразно разыгрывается в поэзии и философии Фридриха Ницше (см.: Ценность, I).

И. как центральная тема осмысления появляется лишь к началу ХХ века сразу в многообразии философских, культурологических, эстетических, психологических, этологических, экономических и иных исследований. Особое культурологическое значение имеет трактат нидерландского историка культуры Йохана Хейзинги «Homo Ludens» (Человек играющий). Опыт определения игрового элемента культуры». В некоторой степени его подход является развитием и радикализацией идей Шиллера. По Хейзинге, И. старше культуры и уходит своими корнями в глубины природной жизни. Последнее, однако, не означает возможности

505

биологического (этологического) исчерпания концепта И. В И. «мы имеем дело с такой функцией живого существа, которая полностью может быть столь же мало определена биологически, как логически или этически. Понятие И. странным образом остается в стороне от всех остальных интеллектуальных форм, в которых мы могли бы выразить структуру духовной и общественной жизни».

Тезис Хейзинги о том, что «И. старше культуры» не означает и того, что исторически сначала была И., а затем из нее возникла культура. Культура возникает из И., развивается через И. и существует в современном мире в формах И.

И. по своей сути «избыточна» в отношении любой серьезной целеполагающей деятельности. Она «празднична» и локализована в специфичном хронотопе «свободного времени», отгороженного условными границами от мира обыденной, каждодневной жизни. Как необычное, оно вынесено за границы обычности. Внутри этого хронотопа действуют свои правила, отличные от правил серьезной деятельности. И. всегда играется по правилам. Базисной чертой временения (основания ее правильности) в И. является не линейное разворачивание событий, но ритмично воспроизводящийся повтор исходной ситуации. В И. оппозиция «серьезному» весьма условна и открыта к взаимному оборачиванию — И. в серьезность, а серьезности в И.