ребятишек нет?» А тот ему: «Есть, почему нет?» — «А если есть, не желаешь ли ты к ним отправиться?» А тот: «Желаю, почему не желать?» — «Ну, айда, я тебя свезу». А богатырь говорит: «Нет, я так, с пустыми руками не поеду, а вот если вы дадите мне мешок золота и коня, тогда, может быть, поеду». А дзв говорит: «Дружок, да тебе стоит только этого пожелать!» Он идет, быстрехонько наполняет мешок золотом, а также берет и приводит коня. Богатырь, увидев деньги и коня, садится верхом, привязывает мешок с деньгами к подпруге коня и вместе с дэвом отправляется в путь.

И вот, после долгого пути, молодец прибывает в свой город и идет к себе домой. Лишь только он постучал в дверь, из дома выходит его жена; увидев мужа, она открывает дверь. Богатырь въезжает, быстро спускается с коня, деньги кладет в скрытое место, прощается с дэвом, и тот уходит. А богатырь на эти деньги покупает себе хороший конак, снова, после праздника свадьбы в

моя, дочь моя! Ах ты, моя алмазная дочка, моя бриллиантовая дочка! Ах ты, дочь моя со щеками, что розы, с голубыми гла­ зами, с черными бровями, с устами, круглыми, как черниль­ ница 1, с губами, как черешня! 2 Дочь моя, с двойной шейкой, с грудями, что померанцы, с пупком, как айва,— дочь моя, белая, как молоко! Ах, ты — вся моя жизнь! Ты молода, как четырна­ дцатидневная луна 3. Разве не жаль этих рук, подобных серебру, которыми ты собираешь розы? Как бы шипы не впились тебе в руку! Ах, разве не жаль этих золотистых кудрей, которые ты вот так рассыпала по лицу?» Этот их разговор слышит шахзадэ в то время, как он проходил мимо калитки. Он говорит своему лала:

378

«Лала, заприметь хорошенько эту калитку; как только мы при­ едем домой, я пошлю сюда сватами мою мать и тебя». Вечером, когда они пришли во дворец, шахзадэ начинает просить свою мать: «Сделай милость, матушка! В таком-то месте вот какая де­ вушка есть: пойди, посватай ее за меня!» А мать и говорит: «Хо­ рошо, сынок». На следующий день, взяв с собою ключницу4, нянюшку и одну-двух невольниц, она и лала садятся в повозку и отправляются в дом старухи. Когда они, постучав в дверь, во­ шли туда, девяностолетняя старуха вышла им навстречу и, со словами: «Добро пожаловать!» — ведет их внутрь. Не будем за­ тягивать! После обоюдных приветствий мать шахзадэ заводит речь о деле. А старуха говорит: «Да, есть у меня дочка, да хранит ее аллах. Она — как золотой шар 5, зубы у нее — жемчуг, носик — как нарисованный». Она опять начинает расхваливать старуху. Когда мать шахзадэ сказала: «А самое ее мы не можем посмотреть?» — девяностолетняя говорит: «Ах, да вы сглазите мою дочь и, пожалуй, оставите меня без единственной дочери! К тому же дочь моя стыдлива и не показывается так всем и каждому». А мать шахзадэ говорит: «Хоть бы палец ее да по­ смотреть!» А девяностолетняя и говорит: «Приходите в такой-то день, и я покажу». Они снова садятся в повозку и возвращаются обратно. Старуха натягивает на палец восьмидесятилетней глад­ кую прозрачную кишку, а сверху накладывает темной хенны. В какой день было условлено, в тот и приезжает мать шахзадэ. Вошла и говорит: «Ну вот, мы хотели посмотреть ее пальчик». Девяностолетняя берет и подводит их к двери комнаты, где была восьмидесятилетняя, и стучит в дверь: «Дочь моя, ангелок ты мой, покажи-ка тот палец 6 — пусть сударыни посмотрят». Когда она так сказала, восьмидесятилетняя через щель показывает па­ лец, обтянутый прозрачной кишкой. Мать шахзадэ увидела его и думает: «Если у нее палец такой красивый, то, значит, и она сама такая же». Тут же она вынимает из кармана алмазный пер­ стень и надевает его невесте на палец, а потом говорит: «В та­ кой-то день начнем-ка свадьбу» — и женщины уговариваются между собой. Уезжая, султанша оставляет большое приданое, а сама возвращается во дворец. И вот во дворце сделали все сва­ дебные приготовления и посылают повозки за невестой. Когда приехала повозка, девяностолетняя приодела, принарядила вось­ мидесятилетнюю, подсаживает ее в повозку, приговаривая: «Ах ты, моя пухленькая дочка!» — и отвозит ее во дворец. Когда они прибыли во дворец, девяностолетняя выходит из повозки и гово-

379

рит султанше: «Пусть протянут чаршаф7; я не могу свою дочь гак показывать всем и каждому, один только шахзадэ должен ее видеть ночью»,— говорит она, и девушку прячут за занавеской. Окутав восьмидесятилетнюю покрывалом, старуха высаживает се из повозки и запирает в отдельной комнате. В тот же день празднуют свадьбу, а под вечер свадебные гости начинают расхо­ диться по одному. Ночью, после ятсы, приходит шахзадэ. Когда он приподнимает вуаль8 с лица восьмидесятилетнего алмаза, вдруг, глядь!—о душа моя!—перед ним восьмидесятилетняя старуха, у которой «молодое» 9 лицо покрыто морщинами, во рту не осталось ни одного зуба, груди повысохли. Шахзадэ в серд­ цах как схватил старуху за ноги, так и вышвырнул ее из окна прямо в сад. А этот сад как раз был садом падишаха пэри.

У этого падишаха была дочь; она, с тех пор как родилась, никогда не смеялась и не плакала. В тот вечер падишах, сокру­ шаясь по дочери, вышел в сад погулять. Вдруг в саду из одного угла доносятся стоны; он направляется туда и вот видит — ста­ руха. «Ты что здесь делаешь?» — спрашивает он. «Да вот, вы­ швырнули меня, я сюда и попала»,— говорит она. А падишах пэри и думает про себя: «Никак это забавная женщина; отве- ду-ка я ее к дочери,— быть может, она ее рассмешит!» И вот он рассказывает старухе про свое горе, а та отвечает: «Веди, может быть, и рассмешу». А падишахова дочь потому не смеялась и не плакала, что она с самого рождения не видела человеческого лица 10. Словом, падишах пэри идет и приводит свою дочь к ста­ рухе. Когда девица подошла к старухе, та начала себя расхвали­ вать: «Ах, доченька! Видала ли ты когда-нибудь в своей жизни такую, как я, молодую невесту, с такими жемчужными зубами и с таким ротиком, как круглая чернильница?». Девушка, увидев человеческое лицо и услыхав такие смешные-пресмешные слова старухи, разразилась хохотом. Падишах пэри обрадовался: «Дочь у меня засмеялась, дочь у меня засмеялась!» Потом он начал умолять старуху, чтобы она заставила девушку поплакать. Тогда женщина говорит: «Вот, мне восемьдесят лет. У меня есть ма­ маша — ей девяносто. Она меня всякими правдами и неправдами как-то выдала замуж за шахзадэ, а он вечером и зашвырнул меня сюда. Вот мать моя (лопни ее глаза!) и какое худо мне сделала». Когда она так сказала, девушке стало жаль ее, и она заплакала. Тогда падишах пэри привел старуху в свой дворец и трижды сказал ей: «Проси у меня, чего хочешь». Когда же она сказала: «Я хочу быть молодой девушкой в пятнадцать лет», па-

380

дишах пэри придал ей вид молодой пятнадцатилетней девушки. Отправившись прямехонько на то место, куда вышвырнул ее шахзадэ, она взяла и уселась там. А наутро шахзадэ и говорит: «Ну-ка, посмотрю я, сдохла ли эта ведьма». Когда он посмотрел в окно, глядь!—его восьмидесятилетняя ведьма превратилась в девушку поразительной красоты. «Должно быть, ночью глаза меня обманули»,— говорит он, спускает веревку, обвивает ею де­ вушку вокруг талии и втаскивает наверх. Потом заново устраи­ вает свадьбу и берет за себя эту девушку. Когда прошло не­ сколько дней, девяностолетняя говорит: «Посмотрю-ка я, что по­ делывает та девчонка». Приходит она во дворец и вдруг видит, что та и в самом деле превратилась в юную пятнадцатилетнюю девушку. Она подходит к ней и спрашивает: «Как это случилось, что ты такой стала?» А та и говорит: «В полночь — так, чтобы никто меня не видел,— пошла я к лудильщику и сказала ему: «Полуди меня хорошенько». Он бросил меня в огонь, а я ему сказала: «Раздувай мех, раздувай: это ничего, что я сгорю». Когда он меня вытащил, полудив на огне, я и стала такой». По­ сле этого девяностолетняя, придя ночью в лавку 12 лудильщика, разбудила его и пристает: «Как хочешь, а полуди меня!» — «Ты что, баба, с ума спятила, смерти своей хочешь?» Как он ее ни от­ говаривал, старуха так и привязалась к нему: «Раздуй мех да полуди!» А лудильщик и говорит: «Эх-эх, похоже, что ей жизнь надоела!» — разжигает горн, бросает туда старуху. А старуха, когда уже начала гореть, все приговаривает: «Раздувай, лудиль­ щик!» И вот лудильщик, раздув меха вовсю, сжигает старуху на огне.

Ата девушка избавилась от нее и стала жить с шахзадэ.

73.Хитрая женщина

какое-то время была одна женщина, занятием кото­ рой было обманывать народ. Этим она добывала себе средства к

жизни. С утра до вечера она ела и пила с тунеядцами \ а лишь только еда у них кончалась, она шла обманывать других.

И вот еда у нее кончилась. Пока она раздумывала: «Кого бы мне обмануть?» — ей пришло на ум, что в том квартале была

381

одна ханым и эта ханым любила одного водоноса. Так как это ей было хорошо известно, то она отправляется прямехонько в дом той женщины. Пока она болтала о том, о сем, она заметила, что во дворе полным-полно гусей, уток, индюков, которые так и кри­ чат. Женщина и говорит хозяйке: «Ханым, куда их столько — от их гоготанья разговаривать нельзя!» А ханым говорит: «Ах, да муж мой всегда ест птичье мясо и потому каждый день при­ носит птицу, мне этот гам тоже надоел, но что же делать?» А женщина говорит: «Если бы ты отдала их мне, я выучила бы каждого из них петь разные песни; когда же я принесу их тебе обратно, они, вместо такого гоготанья, будут петь песни, и тебе будет приятно». Ханым говорит: «Ах, разве животина когда-ни­ будь поет песни?» Та говорит: «Так поет, что даже удивишься; но чтобы их кормить, мне надо мешок рису и мешок изюму: если они будут есть кукурузу, тогда, конечно, не запоют». Хо­ зяйка поверила ее словам: «Хорошо, бери, гони, а когда ты их обучишь, я тебе еще много денег дам». С этими словами она всех их отдает той женщине да еще дает ей мешок рису и мешок изюму. Женщина берет мешки и гонит к своему дому целое стадо птиц. Снова собрав тунеядцев, она каждый день резала по одной птице, фаршировала ее рисом и изюмом, жарила в печке одну за другой, и они поедали их.

За несколько дней от стольких птиц осталось три-четыре штуки. Женщина набрасывает на спину фередже и направляется к дому той ханым. Лишь только ханым увидала женщину, она и спрашивает ее: «Ну как, обучила птиц?» А женщина и говорит: «Хай-хай, неужели же не обучила? Приходи-ка посмотреть: каждый стих они поют, кончая припевом 2: «Ханым любит водо­ носа». Чуть только ханым это услыхала, она подумала про себя: «Смотри-ка, они видели, когда водонос сюда приходил, поэтому теперь и поют так». Ханым и говорит женщине: «Сестра, мне уж и так надоели эти птицы! Не пригоняй их ко мне, я тебе их дарю». А женщина отвечает: «Ах, что я буду делать с таким ста­ дом птиц? Хватит с меня заботы! Я сейчас пойду, пригоню их к

тьюстами гурушей? Вот если ты дашь тысячу пятьсот гурушей, тогда я не пригоню птиц». Что делать той ханым? «Если при­ дут птицы, будут петь при эфенди, тогда мое дело выплывет на­ ружу». Со страху ханым дает ей тысячу пятьсот гурушей, а жен-

382

щина, взяв деньги, встает, идет домой и снова веселится с туне­ ядцами. За короткое время и эти деньги кончаются.

Женщина снова начинает обдумывать. Она узнает, что у па­ дишаха умер маленький ребенок, и вот она идет, откапывает ре­ бенка из могилы, окутывает его вышитым одеялом, берет на руки и идет в лавку золотых дел мастера. Тот думает, что это мамка падишахского сына: «Ах, пожалуйте, ханым, что угодно?» — уха­ живает он за ней. А женщина говорит: «Мы отдаем замуж дочку падишаха; мне нужно от тебя очень хорошую алмазную заколку, пару браслеток, пару серег, несколько алмазных була­ вок и несколько штук колец — положи их в коробку, я снесу гос­ поже султанше, пусть выберет по вкусу». Золотых дел мастер кладет в коробку все, что пожелала женщина, и подает; жен­ щина берет коробку: «Если ты мне не веришь, то, до тех пор пока я не приду, я оставлю здесь шахзадэ; только смотри, ничего ему не делай, а то падишах снимет с тебя голову!» Золотых дел мастер говорит: «Нет, я даже и не дотронусь,— вот, положи его в комнату, закрой двери и ступай». А женщина кладет мальчика в комнату, берет коробку, уходит. Оставив ее у себя, она возвра­ щается и снова приходит к мастеру. «Ну, как мой шахзадэ, не проснулся ли?» А мастер говорит: «Нет, госпожа, как'ты его ос­ тавила, так и спит: голоса даже не подал». Женщина входит в комнату и открывает лицо ребенка. «Ох, что случилось с моим шахзадэ? Он и не дышит! Эй, малый, что ты с ним сделал?» И она плачет, кричит и начинает рвать на себе волосы. Мастер оторопел: «Душенька, да я даже внутрь не входил!» Но визг женщины поднял на ноги весь базар. «Стой, я сейчас пойду к па­ дишаху, чтобы с тебя сняли голову!» Крича так, она выходит из дверей лавки. Бедняга думает: «Если эта женщина впрямь пой­ дет и расскажет падишаху,— что тогда будет со мной?» И вот, ухватившись за ее полу, он начинает умолять ее: «Смилуйся, гос­ пожа, ты сама что-нибудь придумаешь, не губи мою голову! Возьми, я даю тебе тысячу золотых, да еще деньги за те драго­ ценные камни, что ты взяла, пусть будут твои,— только избавь меня от этой беды!» Женщина берет у мастера деньги, берет на руки ребенка, идет оттуда домой, роет посреди двора яму и, за­ рыв туда ребенка, снова предается веселью.

Через несколько дней она слышит, что у падишаха умерла жена. Снова она накидывает на спину фередже, выходит на ули­ цу, с криком и плачем подходит к дворцу и там начинает реветь еще пуще: «Ах, моя сестричка, ты была благородная, а я-то —

383

голодная; ты ни разу не пришла меня проведать, теперь ты умерла, сердце мое совсем сожгла3, на кого ты меня покинула?» И она рвет на себе волосы. Мать падишаха только услыхала из дворца, как женщина убивается,— тут же и подумала про себя: «Гляди-ка, у нашей невестки была сестра, а она даже и не гово­ рила об этом». Пожалев ее, она кличет ее к себе. А женщина, лишь только вошла, еще больше разрыдалась: от слез ей де­ лается дурно; она лежит совсем без движения. Ее кладут в одну комнату и оставляют там. После того как прошли похороны, при­ ходят хекимы и с трудом приводят ее в чувство. А падишах, по­ жалев ее, дает разрешение, чтобы она пожила несколько дней во дворце. А так как она прожила во дворце дня три или пять, то она изучила весь дворец. И вот, однажды ночью, когда падишах спал, женщина берет плетку, идет в спальные покои падишаха, запихивает ему в рот подушку, садится на него и стегает его плеткой так, что тот теряет сознание, а сама выходит оттуда и идет к себе в комнату.

Когда наступает утро, падишах немного приходит в себя. «Ой, что это было со мной нынче ночью: во сне ли это было или наяву?» — думает он и видит, что у него все тело в синяках. В тот день он с трудом выходит из своих покоев. А как только наступил следующий вечер, женщина опять берет плетку и, когда падишах спал, проникает к нему в покои, запихивает по­ душку в рот падишаху и начинает его стегать. Во время побоев она приговаривает: «Наступит утро — обручись с моей сестрой», и бьет его. И вот уж падишах того и гляди потеряет сознание. Тогда женщина оставляет его, уходит в свою комнату и ло­ жится спать. Как только наступило утро, падишах приходит в себя. «Ой-ой, да что же со мной случилось? Кто это делает: джинн или человек?» — думает он и велит позвать хекимов и ходжей. Они дают ему лекарства, но так как падишах заболел от побоев, то он и не может встать с постели. Ночью того же дня — на третий вечер — женщина снова берет плетку и при­ растает к изголовью падишаха. «Возьмешь ли ты мою сестру за себя? Если нет — я тебя убью!» — говорит она и начинает его стегать. Жестоко отхлестав падишаха, она опять говорит: «Если завтра ты не возьмешь за себя мою сестру, я тебя убью». Пади­ шах снова падает без чувств. Наутро, когда он пришел в себя, он велит позвать свою мать и рассказывает ей обо всем: «Не знаю, вот уже три ночи, кто-то приходит, бьет меня и приговаривает: «Непременно женись на моей сестре». Выходит так, что если се-

384

годня я не женюсь, то завтра к вечеру меня убьют. Что нам де­ лать?» А мать говорит: «Может быть, тот, кто приходит, есть дух умершей жены? Она тебя бьет, чтобы ты взял за себя ее сестру. Коли так, женись на той женщине, которая у нас гостит; она не урод, человек хороший,— что же еще будешь делать? Мо­ жет быть, избавишься от побоев!» Что делать падишаху? Он со­ глашается на это, велит позвать ходжей и обручить женщину с собой. И вот падишах, избавившись от побоев, через несколько дней выздоравливает, и они с той женщиной ведут совместную жизнь.

После этого прошло много времени. Как-то женщина, остав­ шись одна, проходит перед зеркалом и говорит сама себе: «Эй, обманщица, ты пошла и забрала гусей и уток у той ханым; при­ гнала их к себе под тем предлогом, что научишь их петь песни, а дома зарезала и съела их одного за другим со своими друж­ ками; потом, сверх того, ты еще взяла у нее тысячу пятьсот гурушей денег. А потом ты пошла, откопала сына падишаха из мо­ гилы, пришла, взяла у ювелира вот столько бриллиантов и под предлогом, что ювелир-де убил дитя, получила еще вот столько денег. Затем ты узнала, что у падишаха умерла жена; ты пошла на хитрость, сказала: «Она моя сестра», плакала, надрывалась, заставила поверить себе и осталась во дворце как гостья; изби­ вая падишаха во сне, ты насильно женила его на себе». А мать падишаха как раз и услыхала это из-за двери. Тотчас она входит в дверь: «Хорошо, дочка! Так, значит, ты вон сколько дел наде­ лала! Подожди, пусть только придет мой сын: я велю ему срубить тебе голову!» Только она это сказала, как женщина под­ бегает и обнимает госпожу султаншу: «Ах, моя дорогая матушкагоспожа, я очень тебя люблю, высунь язычок, я его поцелую!» А госпожа султанша отталкивает ее от себя: «Ах ты, потаскуха! Убирайся вон с глаз моих!» Но что бы она ни говорила, та под­ ходит к ней и так и этак; под тем предлогом, что поцелует, она обманом заставляет султаншу высунуть язык и кусает так, что разом откусывает у бедной женщины половину языка. А потом, взяв плетку, она так стегает султаншу, что та становится почти трупом; она готовит постель, укладывает ее, а сама выходит на­ ружу и, вся в слезах, говорит невольницам: «Идите, позовите па­ дишаха: с матушкой-госпожой что-то случилось — заболела, ле­ жит, не может ни глаз открыть, ни слова сказать».

Рабыни идут, зовут падишаха; падишах приходит, глядь! — матушка его лежит в постели и себя не помнит. «Помилуй, ма-

тушка, что с тобой?» — спрашивает он. В ответ — ни слова» Женщина начинает плакать: «Утром с матушкой ничего не было, не знаю, что это вдруг приключилось! Скорее надо сделать лекарство, может быть, ей станет легче». И падишах велит по­ звать главного хекима. А женщина и говорит: «Когда придет хеким, я не выйду отсюда — сяду вот здесь в шкаф, чтобы хеким не сделал матушке чего-нибудь дурного». И с этими словами она прячется в шкаф. Приходит хеким, осматривает госпожу сул­ таншу и видит, что у нее отрезан язык. Женщина из-за перегоро­ док шкафа делает хекиму знаки: «Я дам тебе кошелек золота, дай-ка ей отравы, чтобы она за один час собралась да и отпра­ вилась на тот свет!» Как только хеким заметил знаки, он дал отравленный шербет. Мать-султаншу заставляют его выпить, и не проходит после того много времени, как султанша умирает. Вот ее хоронят, а женщина так и заливается слезами.

После этого проходит несколько дней. Хеким думает про себя: «Стой, пойду-ка я к жене падишаха, спрошу деньги, кото­ рые она обещала». Он подходит к двери дворца и говорит при­ вратнику: «Я хочу видеть жену падишаха». Привратники идут, говорят госпоже. Госпожа отвечает: «Что у меня за дела с хекимом? Пусть его уходит да идет по своим делам!» Привратники идут, говорят хекиму, но хеким не отходит от ворот. Приврат­ ники снова говорят женщине, а та дает хекиму разрешение: «Пу­ стите его, пусть придет». Чуть только хеким вошел в покои, он попросил у нее деньги, которые ему обещали: «Ну-ка вспомни, ты оторвала язык у матери падишаха, да к тому же ее била; я хотел было ее вылечить, а ты мне подала знак, чтобы я дал ей отравленный шербет, я дал, и она умерла». Едва он так сказал, женщина стала рвать на себе волосы. «Ах ты, мерзавец! Разве это я тебе наказывала? Я тебе знаки делала,— потому что у тебя перед падишахом шальвары раскрылись,— чтобы ты привел себя в порядок! Стала бы я тебе говорить: убей мою матушку-гос­ пожу?! Да я о тебе падишаху скажу!» — запугивает она хекима. Хеким, видя это, понимает, что своя шкура дороже4; он поти­ хоньку выходит оттуда и бегом домой. Женщина покончила и с этой заботой,— больше у нее уже не осталось страхов, и она до самой смерти живет с падишахом спокойно и в свое удовольствие.

386