Неоромантизм и fin de siècle

От первобытных времен до психологического анализа

течения и до конца столетия существовало параллельно с ними. Нео­ романтизм охватил сферы философии, литературы, изобразительного искусства, музыки, повлиял на образ жизни в целом и оказал несомнен­ ное влияние на глубокие перемены, происходившие в то время в дина­ мической психиатрии.

В узком смысле этого термина движение неоромантизма ограни­ чивалось группой немецких поэтов, в которую входили Стефан Геор­ ге, Герхард Гауптманн, Гуго фон Гофмансталь и Райнер Мария Риль­ ке. В широком смысле оно включало в себя гораздо более обширный круг поэтов, художников, музыкантов и философов, принадлежавших ко множеству местных объединений временного характера, таких, как прерафаэлиты в Англии, символисты во Франции и движение Jugendstil в Германии. Наивысшее свое выражение неоромантизм нашел в эпохе «декаданса» и особых настроениях fin de siècle (конца века).

Несмотря на название, это движение ни в коей мере нельзя считать простым возвратом к романтизму. В некотором смысле его можно на­ звать искаженным подражанием, почти карикатурой на романтизм. Вопервых, отношение неоромантиков к природе не могло оставаться тем же. Благодаря широкомасштабной индустриализации, урбанизации, но­ вым открытиям науки жизнь в XIX столетии значительно утратила свою естественность, поэтому неудивительно, что в неоромантизме отсут­ ствует то непосредственное, обостренное ощущение личного контакта с природой, которое лежало в основе романтизма. Даже в тех случаях, когда в произведениях неоромантиков отсутствует целенаправленное стремление к неестественному и когда они ближе всего подходят к при­ роде, она, как правило, изображается в традиционном стиле, глазами художников и эстетов. Если романтики видели окружающий мир в про­ цессе роста и эволюции, то неоромантики имели склонность считать, что он находится в процессе упадка. Если первые обладали причудливой способностью поставить себя на место героев почти любой историче­ ской эпохи, то последние предпочитали обращаться к периодам упадка. Неоромантики не имели также и возможности установить непосредст­ венный контакт с душой народа, как это когда-то делали немецкие ро­ мантики. По мере сокращения числа крестьян фольклор, который был неисчерпаемым источником вдохновения для представителей романтиз­ ма, на протяжении XIX столетия постепенно исчезал, и неоромантикам приходилось довольствоваться более или менее туманными поисками мифа. Романтизм подчеркивал уникальность и непреходящую ценность личности, рассматривая ее в то же время сквозь призму межличностных контактов — в дружбе, в любовных отношениях, в отношениях внутри небольшой группы людей, а также общества в целом. Для неоромантиз­ ма характерно преклонение перед личностью, доведенное до тех пре-

делов, где она рассматривается изолированно от других, в результате чего одной из основных черт этого направления является нарциссизм. Никогда еще в истории литературы поэты так не превозносили Нарцис­ са и героев, у которых эта черта превалировала. Известно, что фигура Нарцисса стала главным символом и воплощением духа того времени73. Однако неоромантики в не меньшей степени, чем их предшественники, проявляли интерес к иррациональному и оккультному, равно как и к ис­ следованиям неизведанных глубин человеческого сознания. Подобно тому, как романтики обращались к Месмеру и животному магнетизму, неоромантики интересовались гипнотизмом и нуждались в новых под­ тверждениях существования бессознательного.

В своих мемуарах Жюлю Ромену удалось отразить разительный контраст между движением символистов во Франции и общим прогрес­ сом цивилизации в современном им мире:

Мир стремительно двигался по пути прогресса и был буквально пере­ полнен жизненной энергией. Повсеместно шло установление принципов политической свободы и социальной справедливости. Материальное по­ ложение, не только тех немногих, кто принадлежал к привилегированному сословию, но и огромного числа обычных людей беспрестанно улучшалось. Наука и современная техника демонстрировали исключительно свои поло­ жительные стороны и, похоже, не предвещали ничего, кроме дальнейшего улучшения условий временного пребывания на Земле... В мире, который стремительно наполнялся гигантскими предприятиями, заводами, машина­ ми, обладавшими огромной мощностью, где главная проблема заключалась в том, чтобы быть в курсе происходящего, включить все это в свою духов­ ную жизнь, научиться управлять этим хаосом, дабы извлечь из него гармо­ нию новой цивилизации, истинный символист, сидя в своей башне из слоно­ вой кости, рассказывает самому себе легенды, иногда — приятные, иногда книжные и наивные... (Он считал свое время эпохой декаданса, сравнивая его с эпохой упадка Византии)... что, конечно, представляет собой один из самых феноменальных примеров неправильного отражения реальности, когда-либо имевшего место в литературе. Это явление можно назвать раз­ новидностью коллективной шизофрении, значение которой, возможно, не было таким уж ничтожным74.

То, что Жюль Ромен говорит о движении символистов во Франции, вполне применимо и к другим подобным движениям, существовавшим по всей Европе, то есть движениям, исповедовавшим идею упадка сов­ ременной цивилизации и относящимся к неоромантикам.

Исследователь истории литературы А. Э. Картер схожим образом описывает эту тенденцию:

От первобытных времен до психологического анализа

Почти все писатели того времени считали свой век эпохой упадка. Это было отнюдь не проявление обыкновенного стремления к эксцентрично­ сти, а устойчивое мнение многих патологоанатомов, философов и крити­ ков. Если посмотреть на XIX век из руин нашего времени, он покажется нам неимоверно массивным, неким соединением пара, прокатного железа и уверенности в себе, точь в точь как какая-нибудь из международных вы­ ставок той эпохи. Это был век, захватывающий континенты и покоряющий мир... Почему же именно в этом веке, отличающемся особой энергичностью жизни, люди проводили столько времени в мрачных размышлениях над тем, что их время — эпоха упадка — довольно сложный вопрос, на который не­ возможно дать простой ответ?75

Как утверждает Картер, само слово «декаданс» поменяло смысл и к концу столетия приобрело побочное значение роскошной, оболь­ стительной развращенности. Люди, жившие в то время, сравнивали его с эпохой упадка Рима (или же, скорее, с легендарной атмосферой Рима периода империи), с не менее легендарным временем заката Византий­ ской империи, а также с отличавшейся безудержным распутством дво­ ра эпохой правления Людовика XV. Повсюду можно было наблюдать попытки выразить мысль о том, что мир стал слишком стар, подкре­ пляемую различного рода псевдонаучными теориями, —- в особенности теорией дегенерации. Этим можно объяснить огромный успех книги Макса Нордау «Вырождение», содержавшей радикальное осуждение современных культурных движений того времени76.

Понятия декаданса и дегенерации, обретавшие всевозможные фор­ мы и обличия, пронизывают все мышление того времени. В 50-х годах XIX века Морель сформулировал психиатрическую теорию, объеди­ няющую почти все хронические психические расстройства под об­ щим названием «умственная деградация». Теория Мореля пользова­ лась колоссальным успехом, и в 1880-х годах стала доминирующей во французской психиатрии благодаря Маньяну. Дошло до того, что все определения диагноза во французских психиатрических больницах начинались со слов dégénérescence mentale, avec..., (умственная деге­ нерация, с . ) после чего следовали основные симптомы заболевания. В начале 80-х годов XIX века Ломброзо поведал миру о «прирожден­ ных преступниках», которые, как предполагалось, представляли собой результат регрессии до уровня первобытного человека. Медицинские теории Мореля и Маньяна обрели популярность благодаря романам Золя и других писателей натуралистического направления. Однако в более утонченной форме они распространялись и благодаря группам неоромантиков. Граф де Гобино утверждал, что человеческие расы не являются равными и что все существующие цивилизации были основа-

ны высшими расами, которые в результате смешения с низшими раство­ рились среди последних, таким образом, человечество обречено дойти до крайней степени смешения, в результате чего оно потеряет все свои творческие способности77. Следует отметить, что гораздо чаще мысли­ тели довольствовались описаниями мнимого упадка какой-либо одной конкретной расы или нации. Во Франции, Италии, а также в Испании, после того, как она в 1898 году потерпела поражение в Испано-Амери­ канской войне, была широко распространена идея о неполноценности народов романской группы, часто дополняемая идеей о превосходстве англосаксов78. Тем не менее англичанин Хьюстон Стюарт Чемберлен подчеркивал мнимое превосходство немецкой нации и заявлял о том, что немцам необходимо сохранять чистоту нации с помощью расово­ го отбора79. Еще одна версия концепции декаданса заключалась в идее «упадка аристократии»: вследствие повсеместного распространения демократических идей лучшие индивиды, а также благороднейшие се­ мейства будут поглощены массами. И наконец, существовало утвержде­ ние Ницше о том, что человечество в целом пришло в упадок, так как цивилизация не совместима с природой человека. Подобные настрое­ ния стали причиной ностальгии по первобытной жизни, первобытным народам и первобытному искусству.

Кульминацией этого движения в целом стал особый дух времениfinde siècle (дух конца века). Это выражение, видимо, впервые появилось в Па­ риже в 1886 году и вошло в моду благодаря Полю Бурже и его роману «В сетях лжи» (Mensonges). К1891 году оно стало своего рода «литератур­ ным бедствием», — это выражение на каждом шагу появлялось в разгово­ рах, и его можно было по десять раз увидеть на каждой странице любой газеты80. Точно так же, как во времена романтизма, главенствующей была идея mal du siècle (идея «болезни века»), период, предшествующий концу столетия, был наполнен переживаниями fin de siècle. Во-первых, для этого времени характерно всеобщее пессимистическое настроение, якобы беру­ щее истоки в философии фон Гартманна и Шопенгауэра. Нам, живущим

всовременную эпоху, трудно представить то завораживающее воздей­ ствие, которое философия Шопенгауэра оказывала на представителей интеллектуальной элиты того времени. Мальвида фон Мейзенбург, хоро­ шо знавшая Вагнера и Ницше, пишет в своих мемуарах о том, что для нее ознакомление с работами Шопенгауэра было равносильно обращению

вновую веру81. Философские проблемы, волновавшие ее на протяжении многих лет, неожиданно прояснились. Она получила возможность поиному взглянуть на христианскую веру и обрела душевный покой, равно как и новый смысл жизни. Однако гораздо чаще пессимизм Шопенгауэра и фон Гартманна воспринимался менее возвышенно и служил источником вдохновения для мрачных и унылых эссе, пьес и романов.

От первобытных времен до психологического анализа

Второй характерной чертой настроений fin de siècle стал культ Ап- ti-Physis («антифизис»), то есть всего, что противопоставлялось приро­ де. Если в XVIII веке превалирующим был миф о «благородном дикаре», решительном первобытном человеке, живущем в лесу и сражающемся за свою свободу, то теперь это место занял представляющий собой пол­ ную противоположность миф о «развращенном цивилизованном чело­ веке», избалованном роскошью большого города и весьма искушенном

вней82. Вопреки представлениям романтиков о единении с природой, герой эпохи fin de siècle чувствует себя как дома в подобных монстрам огромных городах, villes tentaculaires, как о них сказал поэт Верхарн, и наслаждается теми развратными и извращенными удовольствиями, которые они предоставляют. Все это сопровождалось культом эстетиз­ ма, проявлявшимся в подчеркнутой элегантности одежды и интерьера,

атакже стремлением людей ко всему редкостному, в чем они видели хотя бы крупицу эксцентрики. Пожалуй, никогда в истории культуры

вней не было такого насыщения эксцентричным, как в этот период.

Следующей характерной чертой данной эпохи был присущий ей туманный мистицизм. В наиболее благоприятных случаях увлечение мистицизмом привело нескольких авторов к тому, что они — самым удивительным образом — в той или иной степени обратились к религии (как это произошло раньше с некоторыми из романтиков). Что же до остальных, то они попросту вступали в различные оккультные или спи­ ритические секты. В редких случаях это стремление подымалось до ув­ лечения такими феноменами, как гипноз, сомнамбулизм, множествен­ ная личность и психические заболевания. Литература взяла на воору­ жение новый прием — внутренний монолог, имевший целью в точности отобразить поток мысли героя. Французский писатель Эдуард Дюжарден83 и австриец Артур Шницлер84 стали писать романы, в которых не было действия, однако присутствовало описание предполагаемых мы­ слей, возникающих в сознании героя за определенный период времени, нить которых автор разворачивал перед читателем.

Еще одной немаловажной чертой особого духа fin de siècle был культ эротизма. Так называемый «викторианский дух», превалиро­ вавший примерно до середины XIX века в основном в Англии, к этому времени уже иссяк, и на континенте его влияние также было весьма не­ значительным. Более того, журналы и газеты пестрили публикациями эротического характера, хотя их способ выражения был несколько бо­ лее сдержанным и утонченным, нежели в наши дни. Засилье непристой­ ной литературы было столь интенсивным, что Жюль Кларетье в своем обозрении, посвященном 1880 году, поместил эпитафию следующего содержания: «Здесь лежит порнографический год, 1880-й»85. Эротизм доминировал в литературе, начиная с самых высоких утонченных про-

Глава 5. В преддверии новой динамической психиатрии

изведений таких писателей, как Анатоль Франс и Артур Шницлер, и за­ канчивая наиболее непотребными публикациями для необразованных слоев. Появилось умопомрачительное количество медицинской и псев­ домедицинской литературы, посвященной половым извращениям, ко­ торая обрела большое количество читателей. Сексуальные извращения описывались в более или менее сдержанной форме и во многих романах того времени. Действительно, именно в ту эпоху некоторые из извраще­ ний получили названия, сохраняемые ими и поныне: садизм, мазохизм, фетишизм, а научное описание какого-либо извращения часто следова­ ло за его появлением на страницах литературного произведения. Марио Праз отметил ту роль, которую в мировоззрении людей прошлого сто­ летия играл вампиризм, а также то обстоятельство, что образ «вампирамужчины» (коварного обольстителя или волка) к концу века постепенно был вытеснен образом «женщины-вампира» («роковой женщины»)86. Другим заметным проявлением эротизма был культ проститутки: живо­ писцы, такие, как Тулуз-Лотрек и Климт, с некоторой нежностью изо­ бражали этих женщин на своих картинах, писатели — Мопассан, Ведекинд, Вильдганг, а также Поппер-Люнкеус прославляли их.

Особый дух fin de siècle царил, по крайней мере, в двух городах — в Париже и Вене. Историки философии отмечают, что поколение, ко­ торому в 1890 году было от двадцати до тридцати лет, может считаться одним из наиболее одаренных, какие когда-либо знала Франция. В об­ ласти философии, науки, искусства и литературы это время отмече­ но расцветом гениальности и таланта и настоящей бурей в результате столкновения идей. Представители старого поколения часто с нео­ добрением относились к этой духовной анархии: они не подозревали, что fin de siècle — всего лишь временное настроение и что именно в это время возникают новые формы мышления. Писатели, такие как Поль Моран, рассматривая по прошествии многих лет этот период истории, склонны считать его пустой, легкомысленной эпохой, неспособной дать миру ничего, кроме банальностей. Они подчеркивают нездоровый эро­ тизм, буквально пронизывавший жизнь в то время87. Андре Бийи, од­ нако, утверждает, что эротизм, засилье которого он не отрицает, все же предъявлял достаточно высокие эстетические требования и являлся в ту эпоху одной из составляющих стремления людей обрести счастье88. Он также считает, что помимо всего прочего эпоха fin de siècle страдала от чрезмерной интенсивности культурной жизни.

Вена была вторым крупнейшим центром, где царил дух fin de siècle. В Австрии идея декаданса, превалировавшая в Европе, приобрела осо­ бый смысл, так как рассматривалась в применении к монархии и импе­ рии, которым многие предсказывали грядущий упадок и разложение. Как и в Париже, молодое поколение Вены было чрезвычайно одарен-