она не знала. Затем Идеи перевел эти знания из состояния сна в состоя­ ние бодрствования, и к своему удивлению девочка обнаружила, что пони­ мает и немного говорит по-французски127. В 1887 году он и Ван Рентергем организовали психотерапевтическую клинику в Амстердаме, которую назвали Институт Льебо128.

В Швейцарии Огюст Форель, профессор психиатрии в Цюрихе и ди­ ректор психиатрической клиники в Бургхольцли (пригороде Цюриха), посетил Бернгейма в 1887 году и вскоре стал одним из признанных ма­ стеров гипнотизма. Подобно Льебо и Бернгейму, он весьма успешно ле­ чил некоторые органические заболевания. Он организовал амбулаторное лечение методом гипнотической терапии. Наиболее оригинальным здесь оказалось применение им гипноза для самого обслуживающего персона­ ла психиатрической больницы. Форель загипнотизировал нескольких до­ бровольцев — медсестер и медбратьев, внушив им, что, несмотря на шум, их сон будет крепким, но, как только кто-то из пациентов сделает нечто необычное или опасное, они сразу же проснутся. Сообщалось, что этот метод оказался весьма успешным129.

Зигмунд Фрейд был одним из многих визитеров школы в Нанси130, где в 1889 году он провел несколько недель с Бернгеймом и престарелым Льебо. На него произвело впечатление сделанное Бернгеймом утвержде­ ние о том, что постгипнотическая амнезия не является столь полной, как это повсеместно считалось. С помощью концентрации и умело задавае­ мых вопросов Бернгейму удавалось заставить пациента вспомнить то, что он испытал в состоянии гипноза131.

В 1900 году Бернгейм считался ведущим психотерапевтом Европы, но десять лет спустя его имя было почти забыто. Другие же, считавшие­ ся более современными, к этому времени достигли славы, в особенности Дюбуа в Берне, о котором Бернгейм с горечью сказал, что тот в 1871году «аннексировал» его открытие (подобно тому, как немцы «аннексирова­ ли» Эльзас и Лотарингию). Являвшийся на протяжении многих лет лю­ бимым учеником Льебо, Бернгейм теперь, очевидно, считал его своим предшественником, а себя истинным основателем психотерапии132. По крайней мере, ему повезло дожить до того времени, когда, незадолго до его смерти, Эльзас был возвращен Франции.

Шарко и школа в Сальпетриере

В противоположность Нансийской школе, школа в Сальпетриере была прекрасно организована и возглавлялась весьма внушительной фигурой — великим учителем Жаном-Мартином Шарко (1835-1893), невропатологом, который достаточно поздно занялся изучением неко­ торых умственных проявлений.

От первобытных времен до психологического анализа

На протяжении всего периода между 1870 и 1893 годами Шарко считался величайшим невропатологом своего времени. Он выполнял должность врача-консультанта для королей и принцев, и пациенты при­ езжали к нему отовсюду, «от Самарканда до Вест-Индии». Но слава пришла к нему только после долгих лет непрерывного и неоцененного современниками труда, и лишь немногие из тех, кто поражался необы­ чайному успеху Шарко, знают, что этот успех был запоздалым и что он достиг славы только после многолетних трудов.

До сих пор не существует достаточно серьезно написанной био­ графии Шарко. Многие из посвященных ему работ, такие, как работа Гийена133, основаны на некрологах и, по большей части, описывают тот период жизни Шарко, когда он находился в зените славы. Содержащие ценную информацию воспоминания о Шарко были написаны его учени­ ком Суке134, и, в особенности, русским врачом Любимовым135, который был знаком с Шарко последние двадцать лет жизни ученого.

Шарко родился в Париже, в семье мастера, изготовляющего экипа­ жи, и, по словам современников, экипажи, которые он делал, были нео­ бычайно красивы и напоминали скорее произведения художника, неже­ ли изделия ремесленника. О детстве и юности Шарко известно крайне мало. Имеются сведения о том, что он был холодным, молчаливым, за­ стенчивым и необщительным молодым человеком, у которого к тому же был дефект речи. Шарко носил черные усы и говорят, что он получил протекцию лечить своего первого богатого ученика лишь при условии, что эти усы сбреет. Молодой Шарко был направлен в качестве интер­ на (медика, проживающего на территории больницы) в старую боль­ ницу Сальпетриер, которая в то время являлась чем-то вроде дома для престарелых и служила убежищем для четырех-пяти тысяч пожилых женщин. Шарко понимал, что среди многочисленных пациентов, лежа­ щих в этой больнице, многие страдают редкими или неизвестными не­ врологическими заболеваниями и могут стать прекрасным источником для клинических исследований. Эта мысль приходила в голову Шарко в то время, как он медленно продвигался вперед, делая карьеру пато­ логоанатома. Будучи еще молодым врачом, он получил приглашение от одного из своих учителей сопровождать богатого банкира во вре­ мя его поездки по Италии в качестве личного врача и компаньона, что дало ему возможность ознакомиться с художественными сокровищами Италии136. Медицинская карьера Шарко была медленной и достаточно сложной. Однако в 1862 году наступил поворотный пункт, когда, в воз­ расте тридцати шести лет, Шарко был назначен главным врачом одного из самых больших отделений больницы Сальпетриер, где он с лихора­ дочной энергией принялся за осуществление своих планов. Изучались истории болезни, делались вскрытия, открывались лаборатории. В это

Глава 2. Возникновение динамической психиатрии

же время он начал собирать команду преданных ему сподвижников. Его вдохновляли работы Дюшена (де Булонь), выдающегося невропатолога, который не имел официальной должности и которого Шарко называл своим «учителем в невропатологии». За восьмилетний период с 1862 по 1870 год Шарко совершил открытия, сделавшие его выдающимся невро­ логом и невропатологом своего времени137.

В1870 году Шарко начал дополнительно вести палату, в которую администрация направляла женщин, страдающих от конвульсий. Не­ которые из них были эпилептиками, другие — истериками, научивши­ мися имитировать эпилептические кризы. Шарко стремился открыть способ, с помощью которого можно было бы различать эпилептические

иистерические конвульсии. Он также начал исследовать истерию тем же методом, который он использовал при обследовании органических неврологических заболеваний, и с помощью своего ученика Поля Рише составил описание ярко выраженного истерического криза (grande hys­ térie)138.

В1878 году, возможно под влиянием Шарля Рише, Шарко заин­ тересовался гипнотизмом, серьезное научное исследование которого он предпринял (как и в случае с истерией), взяв в качестве объектов исследования нескольких из своих наиболее одаренных женщин-па­ циенток, страдавших истерией. Он обнаружил, что больные, впадаю­ щие в гипнотическое состояние, последовательно проходят через три стадии: «летаргию», «каталепсию» и «сомнамбулизм», для каждой из которых характерны свои совершенно определенные и специфические

симптомы. Шарко доложил о своих открытиях на заседании Акаде­ мии наук в начале 1882 года139. Это была попытка заставить признать гипнотизм ту же самую Академию, которая на протяжении столетия отвергала его трижды под названием магнетизм. Этот впечатляющий доклад придал гипнотизму необходимую респектабельность, и с этих пор запретная тема становится предметом многочисленных публика­ ций.

Среди наиболее эффектных достижений Шарко были его исследова­ ния травматических параличей, которыми он занимался в 1884-1885 го­ дах140. В то время параличи считались следствием повреждений нервной системы в результате несчастного случая, хотя в 1837 году Б.К. Бгюуди141, а в 1869 году Рассел Рейнольде142 в Англии сообщали о существо­ вании «психических параличей». Но каким образом чисто психологиче­ ский фактор может вызывать паралич при том, что пациент не знает об этом факторе, а возможность симуляции исключается?

Шарко к этому времени уже проанализировал различие между ор­ ганическим и истерическим видами паралича. В 1884 году в Сальпетриер поступили три пациента с моноплегией (параличом) одной руки, насту-

От первобытных времен до психологического анализа

пившей вследствие травмы. Шарко прежде всего доказал, что симптомы этого заболевания, хотя они и отличались от симптомов паралича орга­ нического, тем не менее точно совпадали с симптомами истерического паралича. Вторым шагом явилось экспериментальное воспроизведение подобных параличей у больных в состоянии гипноза. Шарко сделал внушение нескольким загипнотизированным пациентам, что их руки парализуются. Появившийся в результате гипнотический паралич, как оказалось, проявлял точно такие же симптомы, что и спонтанный исте­ рический паралич и посттравматические параличи у всех трех вышеука­ занных пациентов. Шарко сумел шаг за шагом восстановить эти пара­ личи и предложил попытаться убрать их, действуя в обратном порядке. Следующим шагом явилась демонстрация последствий травмы. Шарко выбрал легко поддающихся гипнозу пациентов и внушил им, что, когда они будут находиться в состоянии бодрствования и кто-то слегка уда­ рит их по спине, они мгновенно получат моноплегию руки точно того же типа, что и посттравматическая моноплегия. Шарко указал на тот факт, что у ряда пациентов, постоянно живущих в состоянии сомнам­ булизма, гипнотическое внушение не является необходимым. Они по­ лучали паралич руки после удара по спине даже без специального сло­ весного внушения. Таким образом, был продемонстрирован механизм посттравматического паралича. Шарко предположил, что нервный шок, сопровождающий травму, является чем-то вроде гипноидного состоя­ ния, аналогичный гипнозу и, следовательно, дающий возможность по­ явления у пациента самогипноза. «Я не думаю, — делает заключение Шарко, — что в каком-либо психопатологическом экспериментальном исследовании было бы возможно более точно воспроизвести условие, изучить которое человек сам поставил себе в задачу».

Шарко относит истерические, посттравматические и гипнотические параличи в группу динамических параличей в противоположность ор­ ганическим, являющимся результатом поражения нервной системы. Подобную демонстрацию он провел в отношении истерической немо­ ты и истерической коксальгии (болей в тазобедренном суставе). Ему и здесь удалось экспериментально воспроизвести посредством гипно­ тизма клинические картины, идентичные истерическим состояниям. В 1892 году Шарко разграничил «динамическую амнезию», в которой потерянная память может быть восстановлена в состоянии гипноза,

и«органическую амнезию», где восстановление невозможно143.

Впоследние годы своей жизни Шарко понял, что между зоной яс­ ного сознания и зоной органической мозговой физиологии существует еще одна обширная область. Его внимание привлекло лечение с помо­ щью веры, и в одной из своих последних статей он писал о том, что видел больных, направляющихся в Лурд и приезжающих оттуда излечивши-

мися от своих заболеваний144. Он пытался проследить механизм таких излечений, предчувствуя, что увеличение знаний о законах «лечения с помощью веры» приведет к большим терапевтическим успехам.

Есть много описаний и портретов Шарко, но они почти все без исключения были сделаны в то время, когда он находился в зените сла­ вы, или в преклонных годах. Наиболее живым описанием Шарко мы обязаны Леону Доде, изучавшему медицину в Сальпетриере, отец кото­ рого, романист Альфонс Доде, был дружен с Шарко. Вот сокращенный

отрывок из книги Леона Доде «Воспоминания», в котором он описыва­ ет Шарко145:

Шарко был небольшого роста, полноватый, живой человек с большой головой, бычьей шеей, низким лбом, широкими щеками. Его линия рта на­ водила на мысль о жесткости характера и склонности к задумчивости. Он был всегда чисто выбрит и зачесывал свои прямые волосы назад. Шарко чем-то напоминал Наполеона и стремился подчеркнуть это сходство. По­ ходка у него была тяжелая, голос властный, довольно низкий, временами ироничный и настойчивый, а выражение лица говорило о необычайном тем­ пераменте его натуры.

Он был чрезвычайно образованным человеком, знакомым с работами Данте, Шекспира и великих поэтов, читал на английском, немецком, ис­ панском и итальянском языках. У него была большая библиотека, полная странных, необычных книг.

Шарко был очень человечен, проявлял глубокое сочувствие к живот­ ным и запрещал вести в своем присутствии какие-либо разговоры об охоте и охотниках.

Мне никогда не доводилось встретить более властного человека, не встречал я и человека, который обладал бы такой деспотической способно­ стью воздействовать на окружающих. Чтобы понять это, достаточно было только увидеть, какой быстрый подозрительный взгляд он мог бросить с ка­ федры на своих студентов, и услышать, как он прерывает их резким корот­ ким словом.

Он не выносил, чтобы ему противоречили, даже в самой малой степе­ ни. Если кто-то осмеливался на возражение его теориям, Шарко приходил в ярость, мог действовать вероломно и делал все возможное, чтобы разру­ шить карьеру дерзкого безумца, если тот не брал свои возражения назад и не приносил извинений.

Он не выносил глупости, однако, из-за своего стремления доминиро­ вать вынужден был избавляться от своих самых талантливых последовате­ лей, в результате чего в его окружении остались в основном посредственно­ сти. Чтобы как-то компенсировать это обстоятельство, он завел знакомст­ во со многими поэтами и художниками и устраивал великолепные приемы.

Одна из идей, которыми Шарко был особенно увлечен, заключалась в том, что та доля, которую в нашей жизни играют сны, даже наяву гораздо больше, чем просто «значительная».

Многочисленные упоминания Шарко мы находим в Дневниках Эдмона и Жюля де Гонкуров. Эти два брата были известны своими язви­ тельными описаниями и, похоже, до известной степени оказались на­ строенными против Шарко, о котором они написали следующее146:

Шарко был довольно амбициозным человеком, завистливым к любому превосходству над ним. Он приходил в ярость, если кто-то осмеливался от­ клонить приглашение на его прием. Шарко был настоящим деспотом в универ­ ситете, с пациентами он вел себя довольно бесцеремонно, вплоть до того, что грубо заявлял им о надвигающейся смерти, и в то же время проявлял мало­ душие, когда был болен сам. Он был тираном и по отношению к своим детям; например, он заставил своего сына Жана, который хотел быть мореплавате­ лем, стать врачом. Как ученый Шарко представлял собой странную смесь гения

ишарлатана. Наиболее отталкивающей из его черт была та бесцеремонность,

скоторой он говорил о конфиденциальных проблемах своих пациентов.

В то же время описание, сделанное русским врачом Любимовым, на­ столько сильно контрастирует с вышесказанным, что можно подумать, что речь идет о совершенно другом человеке147:

Помимо тех выдающихся талантов, которые Шарко демонстриро­ вал как педагог, ученый и художник, он был весьма гуманным человеком, бесконечно преданным своим пациентам и не выносил, когда кто-нибудь отзывался о них пренебрежительно в его присутствии. Шарко был весьма уравновешен и благоразумен, довольно осторожен в суждениях, а также мог быстро определить, что за человек перед ним. Его семейная жизнь про­ текала гармонично и счастливо: он женился на вдове, у которой была дочь. Жена Шарко помогала ему в работе и активно участвовала в благотвори­ тельности. Он вложил много сил в образование своего сына Жана, который, без всякого давления со стороны отца, выбрал профессию врача. Выход в свет первой научной работы Жана очень порадовал Шарко. Он пользо­ вался преданностью своих студентов и пациентов, а день его святого по­ кровителя Св. Мартина — 11 ноября — отмечается в больнице Сальпетриер радостно и торжественно.

Может возникнуть вопрос, как же Шарко удалось добиться такого уважения, которым он особенно пользовался с 1880 по 1890 год. Можно привести несколько доводов.

Глава 2. Возникновение динамической психиатрии

Во-первых, Сальпетриер представлял собой все что угодно, кроме обыкновенной больницы. Это был настоящий город в городе, постро­ енный в архитектурном стиле XVII века и насчитывавший около соро­ ка пяти зданий, с улицами, площадями, садами и замечательной старой церковью. Сальпетриер также был местом исторической славы: именно здесь занимался своей благотворительной деятельностью Сент Вин­ сент де Поль. Позднее Людовик XIV повелел превратить Сальпетриер в приют для нищих, проституток и безумцев. Сальпетриер стал одним из мест, где во время Французской революции вспыхнула печально из­ вестная Сентябрьская резня. Здесь Пинель проводил свои реформы ле­ чения душевнобольных. Упоминание о нем также содержится в одном из классических романов аббата Прево «Манон Леско». Тысячи старух, живших в Сальпетриере, послужили предметом вдохновения для одной из поэм Бодлера. До прихода Шарко Сальпетриер был мало известен студентам-медикам, а врачей не особенно прельщало получить туда на­ значение. Шарко же все стали считать волшебником от медицины, кото­ рому удалось превратить это историческое место в Храм Науки.

В этой размещавшейся в древних строениях старой больнице не было ни лабораторий, ни приемных, ни условий для обучения. Проявив свою железную волю, а также пустив в ход политические связи, Шарко организовал лечение, исследования и набрал преподавательский состав. Он очень осторожно относился к выбору сотрудников. Шарко учредил кабинеты офтальмологии, отоларингологии и тому подобное, а также всевозможные лаборатории и фотографическую службу. Позднее он добавил к этому патологоанатомический музей и амбулаторное отделе­ ние, куда также допускались и мужчины, а также большой лекционный зал. Среди последователей Шарко были Бурвилль, Питре, Жофруа, Котар, Жилль де ла Туретт, Поль Рише, Меж, Пьер Марье, Реймон, Бабинский. Вряд ли найдется хоть один французский невропатолог того времени, не учившийся у Шарко. В школе, которая была его детищем, Шарко пользовался неограниченной властью. Каждая его лекция за­ писывалась учениками и опубликовывалась в одном из издаваемых им журналов. Было время, когда никто не мог получить назначение в пре­ подавательский состав медицинских факультетов в Париже без согла­ сия Шарко. Такие патриотические настроения содействовали славе Шарко: он и Пастер были для французов доказательством научного гения Франции, бросающего вызов пресловутому научному превосход­ ству Германии.

Шарко представлял собой человека, которого французы называют prince de la science (князем науки); он не только был крупным ученым, но также могущественным и богатым человеком. Женившись на бога­ той вдове, взимая со своих пациентов баснословную плату за лечение,

Глава 2. Возникновение динамической психиатрии

сложных приспособлений. Шарко просил, чтобы все приспособления были сняты с пациентов и приказывал пациентам идти. Например, среди боль­ ных была молодая дама, парализованная многие годы. Шарко попросил ее встать и идти, что она и сделала на глазах своих изумленных родителей и матушки-настоятельницы монастыря, в котором остановилась. Другую девушку привезли к Шарко с параличом обеих ног. Шарко не обнаружил никакого органического поражения. Консультация еще не успела закон­ читься, когда вдруг пациентка встала и пошла к выходу, где возница, ожи­ давший ее, снял шляпу и перекрестился в изумлении.

В глазах общественного мнения Шарко был человеком, который до­ сконально изучил все самые сокровенные уголки человеческого разума, его прозвищем стало «Наполеон невроза». Имя Шарко связывали с от­ крытием таких явлений, как истерия, гипнотизм, раздвоение личности, каталепсия и сомнамбулизм. Рассказывали странные вещи о том, как он лечит молодых истеричных женщин в клинике и о непонятных ве­ щах, происходящих в Сальпетриере. Жюль Кларетье вспоминает, что во время бала для пациентов в Сальпетриере кто-то нечаянно задел гонг, вследствие чего многие из истеричек мгновенно впали в каталептическое состояние и замерли как манекены, в тех позах, в которых оказались застигнутыми звуком гонга151. В область исследовательских интересов Шарко входило также и изучение глубин прошлого, он ретроспектив­ но объяснял смысл, вложенный в предметы живописи и предметного искусства, при этом попутно ставил изображенным на них калекам неврологические диагнозы того времени152. Он основал журнал Ico­ nographie de la Salpêtrtére (Иконография Сальпетриера), за которым последовало другое издание Nouvelle Iconographie de la Salpêtrière (Но­ вая иконография Сальпетриера). Это были, пожалуй, первые журналы, совмещавшие искусство и медицину. Считалось также, что Шарко на­ шел научное объяснение одержимости дьяволом, которая, как он пред­ полагал, была всего лишь одной из форм истерии. Он также коснулся этого состояния в своих ретроспективных комментариях к предметам искусства153. Шарко был известен своей коллекцией редких старинных сочинений по колдовству и одержимости, некоторые из них он опубли­ ковал в серии книг под названием «Библиотека дьявола».

Все приведенные выше сведения о его жизни и обстоятельства содействовали тому безграничному изумлению, которое оказывали сеансы Шарко в Сальпетриере. Утро вторника обычно посвящалось ос­ мотру только что поступивших больных, который проходил в присут­ ствии врачей и студентов. Им очень нравилось наблюдать, как Шарко демонстрирует свою врачебную проницательность, а также уверен­ ность в собственных силах и легкость, с которой он устанавливал ди-

От первобытных времен до психологического анализа

агноз в самых трудных случаях, даже когда заболевание было редким. Но еще большей популярностью пользовались его торжественные лек­ ции, которые Шарко читал в пятницу утром. Каждую из них он готовил с непревзойденной тщательностью. Задолго до начала лекции большая аудитория заполнялась до предела врачами, студентами, журналистами

итолпой любопытных. Подиум был всегда украшен рисунками, иллю­ стрирующими содержание предстоящей лекции. В 10 часов появлялся Шарко, манера держаться которого напоминала Наполеона или Данте, его часто сопровождал какой-нибудь знаменитый иностранный гость

игруппа ассистентов, которые размещались в первом ряду. Наступала абсолютная тишина, и Шарко начинал говорить, сначала тихо, потом постепенно повышал голос, когда давал свои четкие объяснения, кото­ рые иллюстрировал великолепными рисунками, выполненными цветны­ ми мелками на доске. С талантом прирожденного актера он имитировал поведение, мимику, походку и голос пациента, страдающего болезнью,

окоторой он рассказывал, после чего в зал вводили самого пациента. Само появление пациентов часто обставлялось очень эффектно. Так, когда Шарко рассказывал о треморе, публике демонстрировались тричетыре женщины, одетые в шляпы с очень длинными перьями. Дро­

жание перьев на шляпах позволяло зрителям проследить различный характер тремора при разных заболеваниях154. Ответы пациента на вопросы лектора принимали характер драматического диалога между Шарко и пациентом. Наиболее зрелищными были его лекции по исте­ рии и гипнотизму. Другим нововведением Шарко было использование фотографических проекторов, прием совершенно необычный для пре­ подавательской практики того времени. Лекция заканчивалась обсуж­ дением диагноза и коротким заключением, резюмирующим основные положения прочитанного, причем и то и другое являлось образцом чет­ кости и краткости. Лекция продолжалась два часа, но публика никогда

не замечала, как прошло это время, даже если темой лекции были ред­ кие органические заболевания мозга155. Любимов указывает на отличие лекций Шарко от лекций Мейнерта, на которых он также присутство­ вал в Вене и с которых уходил в состоянии утомления и растерянности,

вто время как после лекций Шарко у него всегда оставалось чувство радостного ликования.

Нетрудно представить себе завораживающий эффект, который оказывали лекции Шарко на неспециалистов, на врачей и особенно на иностранных посетителей, таких, как Зигмунд Фрейд, который провел в Сальпетриере четыре месяца в период 1885-1886 годов. Отношение других посетителей было более скептическим. Бельгийский врач Дельбеф, интерес которого к работам Шарко привел его в Париж в то же са­ мое время, что и Фрейда, вскоре начал ощущать весьма сильные сомне-

ния, когда увидел, с какой небрежностью проводятся эксперименты над больными истерией. По возвращении в Бельгию он опубликовал весьма критическое описание методов Шарко156.

Те посетители, которые приезжали в Париж ненадолго, чтобы уви­ деть Шарко, часто не представляли, что он был со всех сторон окружен могущественными врагами. Духовенство и католики клеймили его как атеиста (одной из причин этого была произведенная им замена в Сальпетриере монахинь на светских медсестер), но, с другой стороны, неко­ торые атеисты обвиняли его в излишней склонности к спиритуальному (spiritual).

Он был публично обвинен магнетизерами в шарлатанстве157. Жесто­ чайшие враги были у него и в политических и светских кругах (как это с очевидностью следует из дневников братьев Гонкуров). Некоторые из невропатологов, которые были его приверженцами до тех пор, пока он оставался на твердой почве неврологии, покинули его, когда он сделал крен в сторону изучения гипнотизма и начал свои зрелищные экспери­ менты с истерическими пациентами. Любимов сообщает, что, проведя месяц в Париже, немецкий невропатолог Вестфаль выразил глубокую озабоченность по поводу нового направления исследований Шарко. В Америке Шарко с тех же позиций критиковал Бакниль. Берд, хотя и признавал, что Шарко допустил «серьезные ошибки», тем не менее относился к нему с уважением «как к гению и человеку чести»158 Шар­ ко приходилось также вести бесконечную борьбу против Нансийской школы, и в этой борьбе он неуклонно уступал позиции своим оппонен­ там. Бернгейм с сарказмом заявил, что среди тысяч пациентов, которых Шарко гипнотизировал, лишь одна прошла все три стадии, описанные Шарко, и это была больная, пролежавшая в Сальпетриере три года. Шарко столкнулся также с неугасающей ненавистью к себе со сторо­ ны некоторых из своих коллег, особенно со стороны своего бывшего ученика Бушара, честолюбивого человека, который был двенадцатью годами младше его. Что было еще более ужасным — некоторые из уче­ ников Шарко, внешне оставаясь ему преданными, ставили его в тупик, демонстрируя ему все более и более необычайные симптомы у больных, с которыми они заранее все это репетировали. Конечно, далеко не все из его учеников участвовали в этом, но ни один из них, очевидно, не ос­ мелился предупредить его. В течение достаточно длительного времени он проявлял чрезвычайную осторожность, но в конце концов наступи­ ла пора, когда и к нему можно было применить афоризм Ларошфуко о том, что «обман всегда пересилит подозрение». Как сообщает Гийен, под конец жизни Шарко стали посещать серьезные сомнения, и он на­ чал подумывать о том, чтобы заново предпринять изучение гипнотизма и истерии, но смерть помешала ему осуществить эти планы. Тайный враг

От первобытных времен до психологического анализа

Шарко, которому было известно о его болезни и который годами посы­ лал ему анонимные письма, описывающие состояние здоровья Шарко и предвещающие его надвигающуюся смерть от грудной жабы, по всей вероятности, принадлежал к числу медиков, окружавших Шарко159.

Крайние расхождения мнений относительно личности Шарко — очарование, которое он мог внушить людям, с одной стороны, а с дру­ гой стороны, ожесточенная враждебность, которую к нему испытыва­ ли весьма многие, — сделали истинную оценку его работы при жизни весьма затруднительной. В противоположность ожиданиям, время не сделало эту задачу более простой. Поэтому представляется необхо­ димым разграничить различные области его деятельности. Во-первых, часто забывают о том, что, будучи специалистом по внутренним заболе­ ваниям и патологоанатомом, Шарко внес ценный вклад в исследование легочных и почечных заболеваний, а также о том, что его лекции, по­ священные старческим болезням, в течение длительного периода счи­ тались классической работой в области медицины, в настоящий момент получившей название гериатрии. Во-вторых, в неврологии, ставшей его второй карьерой, Шарко сделал несколько выдающихся открытий, не­ сомненно обеспечивших ему славу на многие годы: это описание рассе­ янного склероза, амиотрофического латерального склероза («болезнь Шарко»), локомоторный атаксии и сопутствующих ей артропатий (заболеваний суставов = «связки Шарко»), работа по церебральным

испинномозговым (медуллярным) локализациям и потере речи.

Сдругой стороны, чрезвычайно сложно объективно оценить то, что можно было бы назвать «третьей карьерой» Шарко, а именно его иссле­ дование истерии и гипнотизма. Как это случается со многими учеными, он утратил контроль над новыми идеями, самим им сформулированны­ ми, и был унесен потоком того движения, которое сам и создал.

Методологические ошибки, совершенные Шарко в этой области, до­ статочно точно описаны Пьером Жане 16°. Первой из этих ошибок было чрезмерное стремление к описанию сущности конкретных заболеваний с использованием в качестве их модели тех случаев, где проявлялось наибольшее количество симптомов, в то время как остальные случаи считались неполными формами заболевания. Поскольку такой метод оказался успешным в неврологии, Шарко счел как само собой раз­ умеющееся, что то же окажется верным и для психических состояний. Руководствуясь этим, он сделал свои описания grande hystérie и grand hypnotisme. Вторая его ошибка состояла в том, что он излишне упро­ стил описание сущности этих заболеваний для того, чтобы сделать эти описания более понятными для студентов. Третьей фатальной ошибкой Шарко было то, что он не проявлял должного интереса к происхожде­ нию и предшествующей жизни пациентов, а также к тому, что проис-

Глава 2. Возникновение динамической психиатрии

ходило в палатах Сальпетриера. Он почти не делал обходов больных, встречался с ними только в смотровой комнате, а его помощники долж­ ны были осматривать их и докладывать ему об их состоянии. Шарко не имел понятия о том, что его больных часто посещали и гипнотизирова­ ли в палатах некомпетентные люди. Жане показал, что описанные Шар­ ко «три стадии гипноза» были не чем иным, как результатом обработки, которой эти магнетизеры подвергали его пациентов. Видя, что ранняя история гипнотизма предана забвению, Шарко — даже в большей сте­ пени, чем Бернгейм — считал все открытое им при работе с гипнотизи­ рованными пациентами оригинальными открытиями.

Еще одно обстоятельство, благодаря которому исследования Шар­ ко в области динамической терапии претерпели искажение, заключа­ лось в том специфическом духе коллективизма, царившем в Сальпетриере. Это закрытое заведение давало приют не только огромному коли­ честву пожилых женщин, в нем также были специальные отделения для больных истерией. Некоторые из этих пациенток были молоды, красивы и коварны: невозможно себе представить более благоприятных обсто­ ятельств для распространения психической инфекции. Эти женщины использовались как средство привлечения внимания на демонстрациях клинических случаев студентам, а также на публичных лекциях, кото­ рые Шарко читал для парижан (Tout-Paris). Так как Шарко по-отечески снисходительно относился к окружающим, а в отношениях со студента­ ми был настоящим деспотом, его сотрудники никогда не брали на себя смелость возражать ему, вместо этого они демонстрировали Шарко то, что, по их мнению, он и хотел видеть. Тщательно прорепетировав показ, они приводили пациентов к Шарко. Тот вел себя настолько беспардон­ но, что позволял себе проводить обсуждение в присутствии последних. Между Шарко, его сотрудниками и пациентами устанавливалась специ­ фическая атмосфера взаимного внушения, достойная более тщательно­ го социологического исследования.

Жане отмечал, что описания Шарко таких явлений, как истерия и гипнотизм, основаны на изучении весьма ограниченного количества пациентов. Примадонна Бланш Виттманн заслуживает большего, неже­ ли только анекдотического упоминания. Роль пациентов в исследовании по динамической психиатрии также недооценивалась и тоже достойна более подробного изучения. К сожалению, по прошествии стольких лет очень трудно собрать достоверные сведения.

Нам неизвестно абсолютно ничего ни о происхождений Бланш Виттманн, ни о ее прошлом до той поры, пока она не была направлена в отделение истерических больных в Сальпетриере. Согласно сведени­ ям Бодуэна, она попала в Сальпетриер в довольно молодом возрасте и быстро стала одной из самых известных пациенток Шарко, получив

От первобытных времен до психологического анализа

при этом прозвище la reine des hystériques (королевы истерии)161. Шарко часто использовал ее при демонстрациях «трех стадий гипноза», при­ чем она представляла собой не только типичный случай этого явления, но, по сведениям Фредерика Майерса162, стала своего рода моделью. Бодуэн утверждает, что это она изображена в состоянии глубокого исте­ рического криза между Шарко и Бабинским на знаменитой картине Брюйе. Несколько ее фотографий были также опубликованы в журнале Iconographie de la Salpêtriére, равно как и в других изданиях. Она была своенравной, капризной и относилась к другим пациентам и персоналу с неприязнью.

По неизвестным причинам Бланш Виттманн покинула Сальпетриер и была принята в Hotel-Dieu, где ее осмотрел Жюдь Жане, брат Пье­ ра Жане163. После того, как Жюль Жане погрузил ее в первую стадию гипноза, т. е. в состояние летаргического сна, он стал использовать тра­ диционную технику и обнаружил пациентку в совершенно новом для нее состоянии. Появилась еще одна личность — Бланш 2, гораздо более уравновешенная, чем Бланш 1. Новая личность открыла, что она пос­ тоянно присутствовала, осознавая происходящее, скрытая за Бланш 1. Она воспринимала все происходящее на показательных выступлениях, когда Бланш 1 исполняла «три стадии гипноза», и все думали, что она находится в бессознательном состоянии. Майерс отмечает: «любопыт­ но представить себе, сколько же лет Бланш 2 в немой ярости присутст­ вовала, таким образом, при экспериментах, которым Бланш 1 подверга­ лась с чувством легкого самодовольства».

Жюль Жане держал Бланш Виттманн в ее втором состоянии в тече­ ние нескольких месяцев и обнаружил, что в результате лечения в ее об­ щем самочувствии наступило значительное (и, по-видимому, прочное) улучшение. Историю ее последующей жизни кратко рассказал Бодуэн. Она вернулась в Сальпетриер, где стала работать в фотографической лаборатории, а когда открылась радиологическая лаборатория, пере­ шла туда. Бланш Виттманн оставалась все такой же своенравной и ка­ призной, отрицала свое прошлое и злилась, если кто-либо спрашивал ее об этом периоде ее жизни. Так как опасность радиоактивного излуче­ ния была в те годы еще неизвестна, Бланш Виттманн стала одной из пер­ вых жертв рака, вызванного радиацией. Последние годы ее жизни стали настоящим мучением, через которое она прошла, не проявив ни единого симптома истерии. Ей пришлось перенести несколько ампутаций, после чего она умерла смертью мученицы науки.

Однако именно третье призвание Шарко в большей мере способст­ вовало той славе, которую он обрел среди своих современников. Жур­ налист Т. де Вузева в некрологе, посвященном Шарко, сказал, что, воз­ можно, через несколько столетий работы Шарко по невропатологии

Глава 2. Возникновение динамической психиатрии

будут забыты, но он всегда останется в памяти людей как человек, ко­ торый открыл миру целую область психического, о существовании ко­ торой никто не подозревал164. Именно благодаря этому открытию, а не своим литературным работам (они оставались неопубликованными) Шарко оказал такое влияние на литературу. Согласно утверждениям Монзье, он дал начало целой литературной традиции писателей психо­ логической ориентации, таких, как Альфонс Доде и его сын Леон Доде, Золя, Мопассан, Гюисманн, Бурже, Кларетье, а позднее — Пиранделло и Пруст, не говоря уже о многочисленных авторах массовой литерату­ ры167. Сам Шарко послужил прототипом героев многих романов и пьес 1890-х годов: ученый с мировым именем проводит необычное исследо­ вание неисследованных областей человеческого разума.

Американский путешественник, который видел Шарко в 1893 году, отмечал, что хотя его могучий интеллект не утратил своей силы, его фи­ зическое здоровье было уже в значительной степени подорвано166. Он продолжал лихорадочно работать вплоть до 15 августа 1893 года, ког­ да отправился в отпуск с двумя своими любимыми учениками, Дебовом и Штраусом, намереваясь посетить собор Везеле. Он неожиданно скон­ чался в ночь на 16 августа, и 19 августа был похоронен в Париже. Ему были устроены пышные похороны, но, несмотря на поток восхвалений, сопровождавших уход Шарко, его слава вскоре пошла на убыль. Публи­ кация собрания его сочинений, которое планировалось выпустить в пят­ надцати томах, была приостановлена в 1894 году после выхода IX тома. По сообщению Любимова, Шарко оставил значительное количество ли­ тературных работ: мемуаров, иллюстрированных лекций о путешестви­ ях, критических очерков, посвященных философским и литературным трудам, он не хотел, чтобы все эти работы были опубликованы при его жизни. Любимов добавляет, что, не прочитав эти произведения Шарко, невозможно составить истинное представление о его личности. Однако ни одна из этих работ так и не была опубликована. Сын Шарко, Жан (1867-1936), изучавший медицину в угоду отцу, через несколько лет по­ сле его смерти оставил эту профессию и получил известность как море­ плаватель и исследователь Южного полюса167. Драгоценная библиотека Шарко была пожертвована его сыном Сальпетриеру и постепенно при­ шла в состояние крайнего упадка, как, впрочем, и музей Шарко168.

Зло, которое творят люди, живет после их смерти; Добро же часто погребают вместе с ними.

Так случилось и с Шарко. Вскоре образ прославленного ученого был превращен в стереотипный облик ученого-деспота, убеждение ко­ торого в собственном превосходстве ослепило его до такой степени,

От первобытных времен до психологического анализа

что он развязал психическую эпидемию. Через год после смерти Шарко Леон Доде, студент-медик, работавший в его палате, опубликовал сати­ рический роман Les Morticoles, в котором под вымышленными именами были изображены известные врачи и высмеивался весь медицинский мир Парижа169. Шарко был изображен там под именем Футанжа, а Бернгейм — под именем Бустибраса. В романе в карикатурном виде описыва­ лись поддельные гипнотические сеансы в «Больнице-Тифе», в которых принимала участие «Розали» (Бланш Виттманн). Другая злобная кари­ катура на Сальпетриер во времена Шарко была позднее дана Акселем Мюнтом в его автобиографическом романе «История Сан-Мишель»170.

Жюль Буа, который был близко знаком с Шарко, рассказывает, что в последние месяцы жизни Шарко пессимистически высказывался по поводу будущего своей работы, которая, как он чувствовал, не на­ долго переживет его171. И действительно, не прошло и десяти лет после его смерти, как имя Шарко предали забвению, и большинство учени­ ков отреклось от него. Его последователь, Реймон, на словах восхва­ ляя работу Шарко в области неврозов, в то же время сам был сторон­ ником органического направления в неврологии. Один из любимых учеников Шарко, Жозеф Бабинский, который стал известным при жизни Шарко, благодаря своим экспериментам по переносу истери­ ческих симптомов от одного пациента другому с помощью магнита172, стал затем главным протагонистом радикальных идей, направленных против концепции истерии Шарко. Истерия, как он утверждал, есть не что иное, как результат внушения, и ее можно вылечить с помощью «убеждения»173. Само понятие «истерия» Бабинский заменил на тер­ мин «питиатизм» (pithiatisme), придуманный им самим. Гийен сообща­ ет, что, когда он проживал в Сальпетриере в 1899 году — через шесть лет после смерти Шарко, — там еще оставались несколько его истери­ ческих пациенток, которые за небольшое вознаграждение могли про­ демонстрировать перед студентами полномасштабный приступ grande hysteric. Однако в конечном счете истерические пациентки из Сальпетриера исчезли174.

С течением времени неврологические открытия Шарко стали вос­ приниматься как само собой разумеющееся, а его имя — ассоции­ роваться с неприятным эпизодом в истории больницы Сальпетриер. В 1925 году в Сальпетриере отмечали сто лет со дня рождения Шарко. Акцент в основном делался на его достижениях в области невропатоло­ гии и лишь несколько мимолетных сожалений было высказано но пово­ ду légère défaillance (небольшой оплошности), допущенной в его работе по истерии и гипнозу. Психоаналитики, однако, восхваляли Шарко за это, считая его предшественником Фрейда. В 1928 году группа париж­ ских сюрреалистов, в порыве противостояния всем общепринятым иде-