Глава 4. Предпосылки возникновения динамической психиатрии

Мы рассмотрели истоки динамической психиатрии (глава 1), ее воз­ никновение около 1775 года и историческое развитие от Месмера до Шарко (глава 2), а также в общих чертах описали первую динамическую психиатрию как органичную и логически связанную систему (глава 3). Теперь представляется необходимым исследовать ее социальные, эко­ номические и культурные предпосылки, чтобы посмотреть, в какой сте­ пени условия, которые существовали в Европе в конце восемнадцатого века, повлияли на первую динамическую психиатрию, и как изменения этих условий на протяжении девятнадцатого века привели к образова­ нию новых систем динамической психиатрии. Учения Жане, Фрейда, Адлера и Юнга в различной степени являлись наследниками первой динамической психиатрии, но сами они были детерминированы соци­ альными факторами и направлениями в философии, науке и культуре, которые мы рассмотрим настолько кратко, насколько нам позволит сложность этого вопроса, чтобы не упустить ни одной важной детали.

Социальные предпосылки

Открытие животного магнетизма, а также переход от Месмера к Пюисегюру невозможно понять правильно, если не принять во внима­ ние те социальные условия, которые сложились в Европе в конце восем­ надцатого века. Сто восемьдесят лет — слишком короткий промежуток времени по сравнению со всей историей человеческого рода, и все же нам крайне трудно представить себе образ жизни и способ мышления тех предков, национальности и языки которых мы унаследовали. Од­ нако давайте вообразим, что мы путешествуем во времени и попадаем в Европу 1780-х годов. Каким необычным показалось бы все, что нас окружает! И насколько чуждым мы сочли бы образ жизни наших пред­ ков. Конечно, нам пришлось бы забыть об атомной бомбе, автомобилях, телевидении, радио, самолетах, телефоне, железных дорогах, сотнях изобретений и других вещах, которые для нас так привычны. Мужчины и женщины того времени казались бы нам столь странными, как будто они являются представителями другого мира. Даже биологически они

отличались от нас — невысокого роста, крепкие и чрезвычайно выно­ сливые (еще не существовала хирургическая анестезия, едва ли были известны успокаивающие лекарства и наркотические средства; люди привыкли переносить физические страдания, так же, как они привык­ ли наблюдать их). Все, включая богачей, окруженных роскошью, жили в условиях, которые нам показались бы в высшей степени некомфорт­ ными. Подавляющее большинство населения питалось грубой и одно­ образной пищей. Поскольку в местах общественного пользования не соблюдались элементарные правила гигиены, люди часто страдали от многочисленных инфекционных заболеваний и почти каждый четвер­ тый человек имел на лице следы оспы. Водопровод тогда еще не сущест­ вовал, и на улицах гнили кучи нечистот, горожане и сельский люд при­ выкли к неприятным запахам. Кроме того, вернись мы в тот период, нам во многом пришлось бы отказаться от присущего нам способа мыслить, от своих идеалов и манеры общаться друг с другом, от того, чем мы так дорожим сегодня. Для большинства умственная деятельность была го­ раздо менее напряженной, по сравнению с сегодняшним днем. Доста­ точно прочитать любой роман, написанный в то время, к примеру роман Гете «Страдания молодого Вертера», и представить себе, что мы живем жизнью одного из его персонажей: этот образ жизни показался бы нам невыносимо скучным (в то время как наш образ жизни, по всей веро­ ятности, поразил бы их своим опасным безумием). Большинство насе­ ления проживало в сельской местности, где свободно бродили волки и другие дикие звери. Города были небольшие, и даже в таких крупных центрах, как Вена или Париж, люди жили той жизнью, которую мы сей­ час назвали бы «провинциальной», все знали друг друга и их отношения были гораздо более близкими, чем в наши дни.

Взгляды на жизнь наших предшественников показались бы нам не менее странными. Их образ мыслей в большинстве случаев был менее четким, чем у нас. Они, без сомнения, знали много любопытного, о чем мы забыли сегодня, но их идеи, суеверия и предрассудки во многом по­ казались бы нам абсурдными. Для большинства людей наука, например, была весьма туманным понятием. Из толпы ученых-любителей выде­ лялись несколько действительно великих пионеров науки, такие, как Пристли и Лавуазье. Физику, в основном, использовали шарлатаны

иобманщики и к ней прибегали для устроения публичных представле­ ний и увеселительных мероприятий. Эта наука была также увлечением аристократов или состоятельных буржуа, которые имели собственный cabinet de physique (физический кабинет). Однако появилось распро­ страненное мнение, что человечество после долгих веков невежества

итемноты постепенно поднимается на новую ступень развития, и это мнение подкреплялось непрерывным потоком открытий. Франклина

От первобытных времен до психологического анализа

приветствовали как покорителя молнии, а Монгольфье как человека, ознаменовавшего эру завоевания воздушного пространства. Иссле­ дователи приносили новости об открытиях новых стран и народов на южном побережье Тихого океана и в других местах. В 1771 году, по­ сле возвращения из кругосветного плавания, французский мореплава­ тель Бугенвиль опубликовал рассказы о своих путешествиях, в которых описания якобы естественного счастья и полной сексуальной свободы среди жителей острова Таити просто захватывали воображение1. Ком­ ментируя рассказы Бугенвиля, Дидро заключил, что блага цивилизации и морали (которые он не отрицал) были достигнуты ценой естествен­ ного человеческого счастья2. Цивилизованный человек, говорил он, является жертвой внутренней борьбы между «естественным», с одной стороны, и «моральным и искусственным», с другой; и независимо от того, возобладает ли в этой битве первое или второе, он всегда бу­ дет оставаться несчастным — эта идея была впоследствии воспринята Ницше и Фрейдом. Война за независимость в Америке и установление Первой Республики по ту сторону океана вызвали волну энтузиазма во французском обществе, которое приравнивало эту новую нацию к спартанцам или римлянам эпохи ранней республики. Полагали, что Кур де Гебелен (один из почитателей Месмера) расшифровал древний миф и воссоздал праязык человечества. Одним словом, у «просвещен­ ного» общества было ощущение того, что они живут в необыкновенную эпоху, где нет ничего невозможного.

Политическая и социальная структура общества также во многом отличалась от нашей. Повсеместно в разнообразных формах преобла­ дал монархический тип правления, за исключением небольших респу­ блик, таких, как Швейцарские кантоны. Сейчас трудно себе предста­ вить, насколько неправдоподобной была идея о том, что такие крупные государства, как Британские Колонии в Северной Америке, когда-ни­ будь примут республиканскую конституцию. Короли, императоры, принцы и мелкие правители пользовались огромным почтением со стороны своих подданных. Однако они были вынуждены принять мно­ гие ограничения своей власти, наложенные обычаями, законами и об­ щественным мнением. Строгое деление общества на классы являлось фундаментальным отличием социального устройства общества того времени от нашего. Теоретически существовало огромное количест­ во этих классов, но на самом деле был только один основной принцип деления — деление на аристократов и простолюдинов. Первоначально дворянами считались потомки старинных феодальных семей, но таких было немного. Большинство же получили дворянство как награду за заслуги перед государством, поскольку выполняли какие-то важные общественные поручения, или же они просто покупали за огромные

деньги земельную собственность или должности, которые автоматиче­ ски давали дворянский титул. Не только у аристократии существовала иерархия, имелось также разделение на военное и судебное дворянст­ во. Но какими бы ни были эти различия, некоторые характерные чер­ ты оставались общими для всех: аристократия имела привилегии в том, что касалось налогов, правосудия и школ, в которые они отправляли учиться своих отпрысков. Дворяне имели право носить при себе оружие и охотиться в любом месте, где пожелают. Но у них были также и самые строгие обязательства, и им было запрещено заниматься некоторыми видами деятельности, которые были необычайно доходными. Посколь­ ку у дворян было право на ношение оружия, предполагалось, что они должны защищать своего правителя. Аристократы также выполняли обязанности на флоте, дипломатической службе и занимали высшие церковные должности. Все еще существовали средневековые замки, но жить в них стало немодным, и постепенно они приобрели ореол таинст­ венности и стали темой для леденящих душу историй и «черных рома­ нов». Высшее дворянство все больше и больше отдавало предпочтение жизни в комфортабельных и тихих особняках, находившихся в сель­ ской местности, хотя владели они и городскими домами и появлялись при королевском дворе весьма часто. Этот класс создал новый, доступ­ ный только избранным тип социальной жизни, отличительной чертой которого были изысканная учтивость и неподражаемое искусство ве­ сти беседу, в чем особенно преуспели французы — отсюда господство французского языка и манеры поведения среди дворянства в большей части Европы. Высшие слои аристократии чувствовали себя обязанны­ ми поддерживать светский и расточительный образ жизни. Таким обра­ зом, на предметы роскоши и азартные игры тратились целые состояния. Однако дворянство переживало кризис, оказавшийся особенно замет­ ным во Франции3. Все возрастающее количество молодых французских аристократов не находило достаточного выхода для своих честолю­ бивых замыслов и потребности в деятельности. Против аристократов нарастала враждебность и со стороны буржуазии, которая завидовала их привилегированному положению. Реакция французского дворян­ ства была различной: многие отчаянно цеплялись за свои привилегии и пытались обеспечить их точное соблюдение. Довольно большое ко­ личество занялось благотворительной деятельностью; некоторые даже сочувствовали республиканским идеям и проявляли восторженный эн­ тузиазм по отношению к Войне за независимость в Америке. Поскольку деятельность, доступная им, была ограниченной, а общественная жизнь не отнимала всех сил, некоторые из них попытались найти новые воз­ можности для выхода энергии. Например, занялись предприниматель­ ством в колониях или научными исследованиями, которые они прово-

От первобытных времен до психологического анализа

дили со всей серьезностью, хотя их попытки рассматривались бы сейчас по большей части как дилетантские. Среди простолюдинов выделился класс буржуазии, которая стремительно продвигалась к власти. Образ жизни буржуазии совершенно отличался от того, как жила аристокра­ тия. По мнению последней, ее главное достоинство состояло в щедрой и показной манере тратить деньги, в то время как буржуазия полагала, что главной добродетелью является бережливость в сочетании с трудо­ любием. Пролетариат на континенте* почти не существовал. (Промыш­ ленная революция, начавшаяся в Англии в 1760-х годах, еще не достигла других берегов Ла-Манша.) На самой низкой ступени социальной лест­ ницы находились крестьяне, составлявшие наиболее многочисленную часть населения. Истинное положение крестьянства оценивается поразному: многие историки описывают его существование в самых мрач­ ных красках, подчеркивая нищенскую жизнь и страдания. Другие ука­ зывают на те значительные улучшения, которые происходили на протя­ жении восемнадцатого века. В любом случае судьба крестьянства, без сомнения, была нелегкой, даже принимая во внимание тот факт, что в те времена жизнь для всех была гораздо тяжелее. В России и некоторых государствах Центральной Европы миллионы крестьян все еще оста­ вались крепостными. Даже в Западной Европе крепостничество еще не было полностью отменено, что, например, давало право немецкому принцу, ландграфу Гессенскому, продавать своих крепостных-мужчин в иностранные войска в качестве солдат. Сельскохозяйственные мето­ ды были более примитивными по сравнению с современными. Крестьян душили налогами и заставляли выполнять барщину (которая в Австрии называлась Robot) для своего хозяина или государства. В большей части Европы крестьяне оставались неграмотными, разговаривали на бесчи­ сленных диалектах и едва понимали официальный язык своей страны. Но крестьяне имели собственную, хорошо развитую субкультуру (по­ чти неизвестную остальной части населения), состоявшую из народ­ ных обычаев, методов врачевания, ремесел, богатой устной литерату­ ры и многочисленных традиций, включавших в себя веру в священные источники и священные деревья.

Образ жизни каждого класса, таким образом, сильно различался,

иотношения между ними оставались крайне сложными. Взаимоотно­ шения между слугами и хозяевами-аристократами носили весьма свое­ образный характер, который сегодня трудно представить и описать. Дворянские семьи, жившие в деревенских поместьях из поколения в по­ коление, имели тесную связь с такими же крестьянскими семьями. Один

итот же человек, будучи крепостным крестьянином, мог по приказу

*Часть территории Западной Европы, не включающая Британские острова. — Прим.

ред.

своего господина на время становиться ординарцем или солдатом, ког­ да его хозяин принимал на себя командование полком. Такие отношения часто распространялись на многие поколения, и отношения между хо­ зяином и слугой, без всякого сомнения, носили авторитарный характер. В России, в среде аристократов было принято избивать своих крестьян кнутом. Даже во Франции все еще оставался или, по крайней мере, су­ ществовал незадолго до этого времени обычай бить своих слуг и забы­ вать платить им жалованье. Однако между господином и слугой часто происходили доверительные беседы, и они были искренне преданы друг другу. Мы можем обнаружить описания подобных отношений в пьесах Мольера, Мариво и Бомарше и увидеть, насколько они отличались от отношений между хозяином-буржуа и его слугой. В аристократической среде взаимоотношения аристократа и слуги можно рассматривать как отношения деспота и покорного раба, хотя они и представляли собой симбиоз, характерной чертой которого являлась смесь уважения и фа­ мильярности. В то время как отношения буржуа и наемных рабочих были более обезличенными и представляли собой отношения эксплуа­ татора и возмущенного своим положением труженика.

Если рассматривать историю магнетизма с точки зрения историче­ ской перспективы, она покажется нам полной парадоксов. Трудно по­ верить, что Месмер пытался лечить пациентов за очень высокую плату, собирая их вокруг сосуда, наполненного магнетизированной водой, или что такая практика вызывала у светских женщин состояние нервного криза. Объявить это шарлатанством или коллективной истерией было бы слишком примитивно. Едва ли менее странным нам покажется и то, что знатные члены аристократического общества платили Месмеру, иностранцу, огромные деньги, чтобы получить предполагаемый «се­ крет», который дал бы им возможность бесплатно лечить пациентов, или, например, то, что врач, такой, как Пюисегюр, магнетизировал де­ рево для лечения пациентов, собиравшихся вокруг него. И наконец, до сих пор не объяснено, каким образом две первые волны животного маг­ нетизма, связанные с практикой Месмера и Пюисегюра, после Фран­ цузской революции сменились третьей, когда стал применяться метод магнетизма, который во многом совершенно отличался от предшество­ вавших двух. Мы полагаем однако, что эти странности исчезнут, а фак­ ты станут понятными, когда мы рассмотрим их в свете указанных выше социальных предпосылок. Победа Месмера над Гасснером была трой­ ной: это была победа Просвещения над умирающей эпохой Барокко, победа науки над теологией и победа аристократии над духовенством. В начальной фазе животный магнетизм нужно рассматривать в системе координат и ценностей аристократии. Не будучи дворянином по проис­ хождению, Месмер, женившись на аристократке из Вены, вел жизнь бо-

От первобытных времен до психологического анализа

гатого патриция и искал пациентов среди дворянства. По представлени­ ям того времени, считалось совершенно естественным, что ему следует брать с них высокую плату; действительно, было бы глупо с его стороны не брать денег с людей, которые, совершенно не задумываясь, тратили их на азартные игры и другие подобные развлечения.

Что касается его baquet, то это был примитивный механизм, на соз­ дание которого Месмера вдохновили недавние открытия в области фи­ зики, глубоко взволновавшие аристократов-любителей.

Поскольку Месмер считал, что открыл новые физические флюиды, то совершенно естественной была и его попытка накапливать их в кон­ тейнере, по примеру физиков, накапливающих электричество в лей­ денской банке. Месмер сформулировал свою физическую доктрину, подражая тогдашним теориям электричества, — отсюда нам достались понятия раппорта и цепочки из пациентов, по которой якобы способ­ ны передаваться флюиды. Правда, может показаться странным, почему большинство пациентов верили в то, что они ощущают физиологиче­ ский эффект воздействия этих флюидов; но достаточно вспомнить, что действие плацебо осуществляется не только через лекарства и медика­ менты, но также с помощью любого физического предмета. Даже выда­ ющимся ученым того времени было трудно оценить физиологические воздействия электричества. Бертран, физик, ставший одним из самых известных ученых в области животного магнетизма, рассказывал лю­ бопытные истории о первых экспериментаторах. Некоторые из них ис­ пытывали ужасный шок от электрического разряда, который показался бы нам просто слегка неприятным, и пугались этого до такой степени, что по два дня не вставали с кровати, в то время как другие физики тай­ но проводили самые опасные эксперименты, иногда кончавшиеся их смертью4. Прошло достаточно много времени, прежде чем были уста­ новлены истинные физиологические последствия воздействия физиче­ ских сил.

Интересен также вопрос о том, почему знатные леди, сидящие во­ круг месмеровского baquet, испытывали воздействие магнетических флюидов только в форме кризов. В связи с этим необходимо упомянуть о vapeurs (истерических припадках), которые представляли собой нев­ роз светских женщин того времени. На протяжении второй половины восемнадцатого века в действительности было два модных невроза: один, ипохондрия, поражал изысканных светских джентльменов и за­ ключался в приступах депрессии и раздражительности, другим был не­ вроз утонченных светских леди, которые падали в обморок и страдали от разнообразных нервных припадков. Эти неврозы подробно описаны в научных трактатах, которые являлись классическими произведени­ ями, например «Трактат о vapeurs», написанный Жозефом Роланом5,

итрактат, написанный Пьером Поммом6. Светские врачи лечили vapeurs при помощи всевозможных видов «современных» изобретений, таких, как гидротерапия и электричество. Вот почему эти дамы считали мод­ ным ходить к Месмеру, который ввел новый терапевтический метод

икоторый, помимо всего прочего, пользовался определенным прести­ жем из-за того, что был иностранцем (особый вид ксенофилии, распро­ страненный во Франции в то время). Криз, вызываемый вокруг baquet, был не чем иным, как приступом vapeurs. Таким образом, мы можем сказать, что эти кризы являлись абреакцией текущего невроза, выяв­ ленного с помощью суггестивной терапии, которая, по мнению ее авто­ ра, была практическим применением последнего физического исследо­ вания. С точки зрения Месмера, терапевтические успехи, достигнутые им вокруг baquet, были не чем иным, как подтверждением его теории; отсюда его негодование по поводу отчета полномочных представите­ лей, которых он обвинял в пристрастном к себе отношении.

Что послужило скрытой причиной того внезапного и полного пе­ рехода от техник и концепций Месмера к техникам и концепциям Пюисегюра в 1784 году? По-видимому, и в этом случае объяснение можно найти в социальных предпосылках. Сначала давайте вспомним, что Аман-Мари Жак де Шатене, маркиз де Пюисегюр, был потомком одной из самых древних семей французского дворянства, которая на протя­ жении нескольких веков давала Франции многих выдающихся деятелей, особенно на военном поприще, и что он сам сделал блестящую военную карьеру. Как и многие его современники-аристократы, он имел физи­ ческий кабинет (cabinet de physique), где проводил разнообразные экс­ перименты с электричеством. Пюисегюр делил время между военной службой и жизнью в замке в Бюзанси, где владел обширными землями, которые принадлежали его семье на протяжении многих поколений. Маркиз, так же, как и два его брата, очевидно, разделял взгляды про­ грессивной части французской аристократии, которая развивала свою деятельность в благотворительном направлении. Этим объясняется то, почему Пюисегюр и члены Общества Гармонии практиковали магне­ тизм бесплатно. При их высоком положении само собой разумелось, что они не могут использовать знание магнетизма с целью обогащения (поскольку, как мы помним, деятельность, приносящая доход француз­ скому дворянству, была запрещена). Они не могли также брать плату со своих крестьян. Все последователи Месмера из числа аристократии и дворяне Эльзаса придерживались этой позиции.

Если мы мысленно вернемся в Бюзанси, то увидим, что маркиз про­ водил коллективное лечение не вокруг baquet, как это делал Месмер, а вокруг магнетизированного им дерева. Этот метод Месмер исполь­ зовал очень редко. Для Пюисегюра магнетизация дерева была научной

процедурой, но для крестьян дерево имело особенное значение и притя­ гательность, что можно объяснить народными верованиями и обычая­ ми. В монументальной работе «Фольклор Франции» Себильо7 посвятил целую главу народным поверьям и ритуалам, касающимся деревьев.

Себильо утверждает, что леса и священные деревья являлись самыми почитаемыми божествами древних галлов, и на протяжении многих веков христианские миссионеры и епископы сталкивались с огромными трудно­ стями при попытках искоренения этого преклонения перед деревом. Древ­ ний культ, в конечном счете, исчез, но произошло это, скорее, из-за того, что леса вырубались для нужд сельского хозяйства, а вовсе не из-за рели­ гиозных запретов. Однако культ некоторых деревьев, хотя и в несколько измененном виде, сохранился и до сегодняшнего дня. Исследование, про­ веденное в 1854 году, показало, что только в департаменте Уазы сущест­ вовало не менее 253 деревьев, у подножия которых совершались более или менее неофициальные обряды. Среди них было 74 вяза и 27 дубов. Кроме того, в те времена считалось, что некоторые деревья способны вершить пра­ восудие, а многие другие наделены профилактической или терапевтической силой. На протяжении семнадцатого века и даже позднее больные люди ча­ сто привязывали себя к стволу какого-нибудь дерева при помощи веревки или других приспособлений, чтобы передать ему свою болезнь. Себильо перечисляет огромное количество других практик, некоторые из которых еще существовали к началу двадцатого века. В этом свете история о магне­ тизированном вязе в Бюзанси во многом теряет свой парадоксальный ха­ рактер. Практика использования магнетизированных деревьев не исчезла после Пюисегюра, но, по-видимому, отступила на задний план. В учебнике по магнетизму Готье есть глава, посвященная этой теме. В ней указывается, что для магнетизирования подходят только определенные виды деревьев. Это те же породы, что почитались как священные в прошлом8. Одно из по­ следних упоминаний о магнетическом дереве можно обнаружить в новелле Флобера «Бувар и Пекюше»9, опубликованной уже после его смерти. Оба эксцентричных персонажа этой новеллы проводят лечебный сеанс вокруг магнетизированного грушевого дерева (что для информированного чита­ теля было совершеннейшей глупостью, поскольку считалось, что ни одно фруктовое дерево не подходит для магнетизирования).

Как можно объяснить то, что одна и та же последовательность пассов вызывала у пациента криз, если она использовалась Месмером, и магнетический сон, если ее использовал Пюисегюр? Месмеру уда­ лось вызвать бессчетное количество кризов у пациентов, но среди них не было почти ни одного случая магнетического сна. Однако начиная с 1784 года можно было насчитать тысячи случаев сомнамбулизма. От-

вет лежит в социальных условиях жизни пациента. Как мы уже видели, когда Месмер магнетизировал светскую даму, то совершенно естест­ венной реакцией с ее стороны был криз, который воспроизводил один из ее старых приступов меланхолии. Когда магнетизировали крестьян или слуг, то выявлялся другой вид патологии, связанный с их соци­ альным слоем. Однако почему же крестьянин Виктор демонстрировал столь неожиданные качества при погружении в магнетический сон? От­ вет, без сомнения, можно обнаружить в своеобразных отношениях, ко­ торые в конце восемнадцатого века существовали между французскими дворянами и их крестьянами. Семья Рас жила на землях, принадлежав­ ших Пюисегюрам в деревне Бюзанси, и служила им в течение многих поколений. Виконт де Буаздюлье, ныне живущий потомок маркиза де Пюисегюра, предоставил следующую информацию:

Семья Рас была в услужении Пюисегюров на протяжении многих ве­ ков. На картине, изображающей охотничий пикник, организованный мар­ шалом де Пюисегюром — дедом магнетизера — было два конюха, одним из которых являлся Рас; один из его потомков, Габриел, еще живущий сегод­ ня, служил моей матери в качестве егеря в 1914 году10.

Вотчете, сделанном Пюисегюром о различных эпизодах, связанных

сВиктором, мы заметим необычную смесь фамильярности и уважения, характер которой однако сильно отличался в зависимости от того, на­ ходился ли Виктор в состоянии бодрствования или магнетического сна. В последнем состоянии он демонстрировал не только большую живость и ум, но также много больше доверял маркизу, посвящая его в свои за­ боты и спрашивая совета. Он был совершенно откровенным и не воз­ держивался от критики ошибок маркиза, которые тот совершал при проведении магнетических сеансов.

Магнетическое лечение Виктора, проводимое Пюисегюром, пока­ зывает две замечательные характерные черты: одной из них является появление второй личности, менее заторможенной и более одаренной, чем нормальная; другая черта — характерная особенность диалога или даже сделки между магнетизером и магнетизируемым, часто придавав­ шая видимость того, что «пациент как бы управляет терапией». Если внимательно изучить случай Виктора, так же как и другие примеры маг­ нетического сна того времени, можно заметить, что магнетизируемые пациенты устанавливали собственный диагноз, предсказывали разви­ тие болезни и часто прописывали собственное лечение или, по крайней мере, обсуждали методы лечения, предписанные магнетизером. Объяс­ нение всех этих особенностей также можно обнаружить и в социаль­ ных условиях.

Гипноз определялся как квинтэссенция отношения зависимости между индивидами. Это означает подчинение воли одного человека другому и, скорее всего, происходит, когда имеется значительная пси­ хологическая и социальная дистанция между двумя индивидами: одним, наделенным властью и престижем, и другим, пассивным и подчиненным. В 1818 году врач Вирей так написал в одном критическом наблюдении:

Именно лендлорды воздействуют на своих подчиненных, а не поддан­ ные на своих хозяев; по-видимому, магнетизм всегда работает сверху вниз, и никогда снизу вверх. Офицеры, с таким увлечением проводящие сеансы магнетизма в своих гарнизонах, без сомнения совершают чудеса с бедными солдатами, которые чувствуют себя очень польщенными тем, что маркизы, графы, рыцари желают проводить с ними подобные эксперименты11.

То же самое происходило и в Бюзанси. Влияние Пюисегюра на сво­ их подданных было огромно, потому что его предки управляли этими землями в течение веков и крестьяне всегда считали их своими полно­ правными хозяевами. Только таким образом мы можем представить то влияние, которое оказывал маркиз на своих подданных, понять его спо­ собность завоевывать их доверие и собирать вместе для лечения вокруг магнетизированного вяза. Его престиж, конечно, усиливался тем, что он был близок к королевскому двору, имел сильное войско и cabinet de physique, в котором проводил загадочные эксперименты.

Почему новая личность, которая появлялась во время магнетиче­ ского сна, была более одаренной, чем нормальная? Здесь речь идет не об отдельном случае. Это также неоднократно наблюдалось при явлении одержимости, где «дух», якобы разговаривающий устами одержимого, проявляет себя более одаренной личностью, чем его «хозяин». Мюльманн указывает на то, что духи, которые вселяются в пациентов — жи­ телей побежденных стран, имеют тенденцию говорить на языке завое­ вателя12. Часто сообщалось также, что загипнотизированные крестьян­ ки-девушки и слуги стремятся говорить на более правильном языке, чем они говорят обычно. Это явление можно назвать идентификацией с бо­ лее высоким социальным классом. Мы пришли к предположению, что подобная тенденция наблюдалась среди французских крестьян и слуг до Французской революции. Очень показательным является один эпи­ зод из автобиографии мадам Ролан:

Когда она была еще ребенком, мать взяла ее с собой в замок для какихто дел, и там им предложили пообедать вместе со слугами. Они были про­ сто поражены открытием, что существует другой мир, о котором они и не подозревали. Служанки в одежде и манерах поведения копировали хозяек,

a слуги-мужчины также старались подражать своим господам, беспрестан­ но говоря о маркизах, графах и других высокопоставленных людях, чьи дела они обсуждали, как будто были осведомлены об этом. Посуда и сер­ вировка имела много общего с тем, что было у их хозяев, а еда сопровожда­ лась играми, в которых на карту, в лучших аристократических традициях, ставились довольно значительные суммы денег13.

Пюисегюру не было известно, что у Виктора глубоко в сознании ле­ жало стремление во всем походить на хозяина, или, говоря современ­ ным языком, желание отождествиться с ним. Именно социальные вза­ имоотношения между хозяином и слугой могли объяснить то, почему гипнотическое лечение Виктора Пюисегюром приняло своеобразную форму торга, характерную для того времени, которая постепенно ис­ чезла после революции.

Социологическое значение метода магнетического лечения Пюисегюра хорошо проиллюстрировано в медицинских отчетах, которые велись в Страсбурге с 1786 по 1788 год. Известно, что маркиз основал в августе 1785 года ставшее преуспевающим отделение Общества Гар­ монии и что в Эльзасе было открыто несколько лечебных центров, нахо­ дившихся под его наблюдением. Эти отчеты представляют особый инте­ рес, поскольку в каждой истории болезни указывалось имя, положение и профессия магнетизера и, кроме того, в них часто содержались дан­ ные о пациенте. В книге, опубликованной в 1787 году, содержатся от­ четы о 82 случаях излечения, 52 из которых провели лица дворянского сословия: барон Клинглин д'Ессе — 26; барон де Рейч — 13; граф де Лютзельбург — 6; Флашон де ля Жомарье — 6; барон де Дампьер — 1; барон Кроок — I14. Отчет, опубликованный в 1778 году, описывает 104 случая излечения; имена магнетизеров указаны в 95 случаях (из них 56 были дворянами)15. Большую часть пациентов, чей род занятий занесен в от­ чет, составляют крестьяне, ремесленники и слуги (работающие в основ­ ном в семьях буржуазии или аристократов).

Новая школа животного магнетизма, появившаяся после правления Наполеона, во многих отношениях отличалась от школ первых двух пе­ риодов. Это изменение можно понять в свете социального переворота, вызванного Французской революцией, следствием чего было ниспровер­ жение аристократии и возвышение буржуазии. Несколько дворян среди магнетизеров Франции все еще осталось, но они, как правило, подобно барону дю Поте, были потомками разорившихся семей. Эту профессию все больше и больше осваивали буржуа. Каким бы ни было их социальное происхождение, теперь магнетизеры были вынуждены зарабатывать себе на жизнь. Этим легко объясняется то, почему закончился период бесплат­ ного лечения. С переходом в середине века от магнетизма к гипнотизму