4.13. Охарактеризуйте жанровую природу трагедии Шекспира.

Что общего между трагедией мести и «Гамлетом»? Какой момент в «Гамлете» вызывает катарсис? Объясните, почему Шекспир смешивает в «Гамлете» трагическое и комическое, стихи и прозу. Как Вы думаете, почему Шекспир был не в чести у классицистов?

4.14. Согласны ли Вы с утверждением Роберта Грина, который написал о Шекспире: «Эта выскочка-ворона, украсившая себя надерганными у нас перьями, он считает, что в состоянии писать таким же возвышенным белым стихом, как и лучшие из нас»?

4.15. Проанализируйте следующие высказывания о трагедии «Гамлет». Какие критические подходы проявляются в них. Выразите Ваше отношение к приведенным суждениям.

1. «…распадение Гамлета выразилось слабостию воли при сознании долга. Итак, “слабость воли при сознании долга” – вот идея этого гигантского создания Шекспира, – идея, впервые высказанная Гёте в его “Вильгельме Мейстере” и теперь сделавшаяся каким-то общим местом, которое всякий повторяет по-своему… Но Гамлет выходит из своей борьбы, то есть побеждает слабость своей воли, следовательно, эта слабость воли есть не основная идея, но только проявление другой, более общей и более глубокой идеи – идеи распадения, вследствие сомнения, которое, в свою очередь, есть следствие выхода из естественного сознания» (В.Г. Белинский).

2. «Мне ясно, что хотел изобразить Шекспир; великое деяние, возложенное на душу, которой деяние это не под силу... Прекрасное, чистое, благородное, высоконравственное существо, лишенное силы чувства, делающей героя, гибнет под бременем, которого он не мог ни снести, ни сбросить. Всякий долг для него священен, а этот непомерно тяжел. От него требуют невозможного, – невозможного не самого по себе, а того, что для него невозможно...» (И.В. Гёте).

3. «Оказалось, что освобождение от старых оков открыло путь не только для свободного развития таких прекрасных индивидуальностей, как Гамлет. На деле Гамлеты оказались одиночками, а общество полно таких людей, как Клавдий, Полоний, Розенкранц и Гильденстерн. В наиболее хищнической форме проявился индивидуализм у Клавдия. Но и другие люди, которых видит Гамлет, не лучше. Это поставило перед героем шекспировской трагедии роковой для всего гуманизма вопрос о природе человека. Они думали, что человек по природе хорош и надо только перестроить для него мир, а шекспировский герой получает все основания для того, чтобы усомниться в том, действительно ли так хорош человек, как он раньше предполагал вместе с гуманистами» (А. Аникст).

4. «Что же представляет собою Гамлет?

Анализ прежде всего и эгоизм, а потому безверье. Он весь живет для самого себя, он эгоист; но верить в себя даже эгоист не может; верить можно только в то, что вне нас и над нами. Но это я, в которое он не верит, дорого Гамлету. Это исходная точка, к которой он возвращается беспрестанно, потому что не находит ничего в целом мире, к чему бы мог прилепиться душою; он скептик – и вечно возится и носится с самим собою; он постоянно занят не своей обязанностью, а своим положением. Сомневаясь во всем, Гамлет, разумеется, не щадит и самого себя; ум его слишком развит, чтобы удовлетвориться тем, что он в себе находит: он сознает свою слабость, но всякое самосознание есть сила; отсюда проистекает его ирония, противоположность энтузиазму Дон-Кихота. Гамлет с наслаждением, преувеличенно бранит себя, постоянно наблюдая за собою, вечно глядя внутрь себя, он знает до тонкости все свои недостатки, презирает их, презирает самого себя – и в то же время, можно сказать, живет, питается этим презрением. Он не верит в себя – и тщеславен; он не знает, чего хочет и зачем живет, – и привязан к жизни...» (И.С. Тургенев) [16].

5. «С 1970-х гг. появился феминистский дискурс, который предложил новый взгляд на сумасшествие Офелии как протест и бунт. Для многих теоретиков феминизма сумасшедшая женщина – это героиня, мощная фигура, которая восстает против семьи и социального порядка, а истеричка, которая отказывается говорить на языке патриархального порядка, которая говорит иначе, – это сестра» (Э. Шоуолтер).

6. «Для Призрака, как и для Гамлета, главным преступлением [Гертруды] является ее неконтролируемая сексуальность; они испытывают к этому моральное отвращение настолько же сильное, как и все, что направлено против убийцы Клавдия. Но Гертруда, которую видим мы, – это не вполне та Гертруда, которую видят они. Когда мы видим ее наедине с собой, нам кажется, что это женщина скорее запутавшаяся, чем действительно безнравственная. Даже ее знаменитая чувственность менее заметна, чем ее волнение по поводу нового мужа и сына» (Дж. Эделман).