42. Соотношение философии и истории науки.

Лекция

1)Мировозренчески-когнитивный компонент может различаться по объему, может конкретизироваться в зависимости от интересов. Он играет большую роль в методологическом формировании науки:

- методология психологического знания

- история психологии.

Историк науки опираясь на традицию и задействуя свой ресурс может создать свою модель. Модель выстраивалась на основании существующих знаний, также должна быть понятна историко-научная конституция.

Соотношение философии и истории науки требует специальных знаний: понятийно-категориальных компонентов.

Методология без истории пуста: -школы -теоретическая конкуренция.

Обращение к истории в философии позволяет снабдить ее конкретным материалом.

Лакатос: «история науки без методологии слепа».

2)Коммуникативный компонент.

Задачи возникающие в истории и философии науки являются самоцелью исследования. И те и другие работают в определенных научных сообществах в конкретных исторических эпохах.

Способы коммуникации: -семинары -конференции

обязательное условие предъявляется работа к истории и философии науки. Психолог.знание плоть от плоти философского знания с культурно-исторической точки зрения. Эта предпосылка значима для психолога. Как только психолог пытается сконструировать теорию (она должна что-то объяснять) он по необходимости превращается в методолога:

-ищет способ, методологические предпосылки теории (до начала 20 века господствовала ассоцианистическая доктрина, у общества обнаруживаются методологическая растерянность. Принцип психологизма привел к ситуации протеста. Ассоцианистическая доктрина исчерпала свой ресурс – не удовлетворяла объяснительным возможностям).

- психологи осваивают новые методы структурной физики (электронные и магнитные поля). Психологов удовлетворяет только механицизм. Пробуют свои силы в структурном анализе. Например Э. Мах: « Все что делает физик-наблюдатель есть результат его когнитивных способностей, сл-но все результаты физики должны быть конкртизированы в терминах ассоцианизма».

3) Идея структуры. Ей психологи не ограничились. Из немецкой классической философии в 30-е годы выросла гештальт- школа, которая основывалась на понятии целого, а не структуры.

Вся история покоится на методологическом каркасе, когда формируются новые методы, методологический каркас. Сейчас идет разработка, конкретизация и внедрение методов в психологический аппарат.

Модель психики в гештальте – полевая организация. Пласты:

-нервно- органический

- ощущения

- восприятие

-представление

- мышление

одно поле не редуцуруется в другое, обладает автономией.

В 20-е годы были попытки информационного моделирования (Акишиги – японский гештальтист).

4) Функционалисты: заимствовали из математических представлений функциональные методы. Потом переросли в бихевиористов.

В эту функцию попадает масса посреднических функций, зависимость может быть прямолинейной (Торндайк, Уотсон), потом зависимость усложняется, особенно когда речь идет о языке – конкретизация результатов наблюдения.

Использовались прагматические модели на стыке психологии, педагогики и философии (Дьюи), отсюда появились практические результаты проблемного обучения.

Сейчас главное – описательный подход, он непродуктивен для человека, занимающегося исследовательской практикой, надо нанизывать не на хронологию, а на философско-методологический каркас.

"философия и методология науки" в 2хчастях "философия" Кармин, Бернацкий

Одной из основных задач историконаучных исследований всегда считалась хронологическая систематизация и каталогизация накопленных научных знаний, теорий, идей, подходов, поиск забытого, но полезного. Переизложение прежних теорий и представлений в свете современного знания – один из возможных путей осознания целей и задач историконаучных исследований, но далеко не единственный.

Сегодня история естествознания и техники осознана как дисцип­лина, принадлежащая вовсе не к семейству естественнонаучных и технических наук, а как дисциплина гуманитарного профиля, как раздел всеобщей истории и культурологии.

Есть и еще одна важная особенность - специфика предмета изучения. История науки и техники изучает познание во всех его ипостасях:

• знание различных типов и видов,

• науку как особый социальный институт,

• научное мышление (или творчество).

Предмет изучения истории науки и техники совпадает с тем, что традиционно принадлежало сфере гносеологии, логике и методологии науки, и что сегодня - - во второй половине XX в. - - чаще всего называют философией науки.

Соотношение истории науки и философии науки в этом плане можно сравнить с взаимоотношением палеоботаники и ботаники. Па­леоботаника специфицирована тем, что анализирует прошлые органи­ческие формы, однако она неразрывно связана с теми представлениями, классификациями, методами, которые характеризуют современную бо­танику, и в известной мере должна вписываться именно в свод ботани­ческих знаний.

Однако, для того чтобы достичь аналогичных взаимоотношений, нужна была мощная перестройка дисциплин с обеих сторон:

• и история науки изменила свой облик,

• и в сфере философского анализа науки и техники произошли существенные трансформации.

Сложилось так, что поначалу история науки и философия науки, выступающая в новое время прежде всего как логика, очертили предметы своего исследования как совершенно независимые друг от друга. Логика как самостоятельная дисциплина имеет более чем двухтысячелетнюю историю: со времен Аристотеля она выступала как нормативная дисцип­лина, ставила своей целью выработку критериев истинности знания и процедур доказательств, которые приводят к установлению истины.

Бурное развитие эмпирической науки в новое время, возникнове­ние науки как социально организованного института, осознание ее как особого способа производства знания поставили перед логикой новые цели. Логика развивалась теперь в связи с требованием содействовать "росту наук".

Фрэнсис Бэкон ставил перед собой задачу разработать логику, которая бьиа бы "учением о методе" ("Новый Органон"), т.е. была бы некоторой методологией и могла бы указать ученым кратчай­шие пути к "новым истинам".

В этом же идейный пафос "Рассуждения о методе" Рене Декарта, "Критики чистого разума" Канта и даже "Науки логики" Гегеля.

По традиции, сложившейся в новое время, логик сознательно стремился "дистиллировать" путь научного познания, отбросив все то, что не приводило к успеху, и претендуя тем самым создать нормы и стандарты самого постижения истины.

Разработка "норм" истинности (критериев истинности) и "норм" движения к истине (методов, процедур) составляет ядро логических исследований. Цели логики в XX в. были осознаны в контексте решения проблемы обоснования научного знания. Именно в этом контексте логика выглядит, вообще говоря, полезной.

Широко популярная в первой половине века неопозитивистская традиция рассматривает логику именно в этом ключе. Неопозитивисты сумели достаточно подробно проанализировать вопрос о структуре научного знания, проблему объяснения и предсказания в науке, вопрос о гипотетичности научного знания и т.п.

Иными словами, с одной стороны, сложившиеся в науке приемы и способы исследования получали описание в логике как некоторые регулятивные процедуры, и, с другой стороны, с точки зрения этих нормативных процедур подвергались анализу и оценке конкретные научные теории и. результаты.

Как мы уже говорили, история науки достаточно молода как самостоятельная дисциплина. Требование исторической достоверности в описании прошлого науки приводило к задаче восстановления картины научного исследования со всеми его отклонениями, случайностями и зигзагами. Картины этих описаний, как считалось, полезны для развития кругозора будущих ученых и удовлетворения любознательности. Логика же по-прежнему выглядела как "эксперт", проверяющий научную тео­рию на "подлинность". Таково было испытанное, устойчивое самосоз­нание науки.

Победа эйнштейновой физики в начале XX в. поставила традици­онную логику в тупик. Теория Ньютона, казалось бы, была подтверждена Не одним поколением тружеников науки, авторитет и "подлинность" ее не мог оспорить ни один эксперт...

Результаты Эйнштейна снова перевернули все вверх ногами.

Следует подчеркнуть, что кризис в физике вовсе не означал какой-то стагнации научного творчества — напротив, ученые должны были "сменить парадигму", выражаясь языком Т.Куна, и могли успешно работать дальше.

Однако в сфере философии науки спокойствие было нарушено сильнейшим образом. Предстояло заново решать вопрос о том, что такое наука и в чем суть ее кризисов, насколько закономерна смена осново­полагающих теорий, каков же при этих обстоятельствах логический критерий истинности и научности знания.

Как же отвечать на поставленные вопросы?

Прежняя философия науки, логика и методология не могли определить смысл "падения" ньютоновой физики. Самосознание науки должно было радикально измениться, чтобы стали возможными ответы. Начало века ознаменовалось обстоятельными и яростными дискуссиями о новых задачах, новых установках философского, логико-методологи­ческого анализа научного знания.

И тут были переосознаны роль истории науки и значение ее результатов для построения логико-методологических моделей и вообще для философии науки.

Разрыв между логико-методологическими представлениями о знании и историко-научными описаниями часто объясняли различием "нормативного" и "описательного" изображений.

Логико-методологические модели научного знания и научного поиска претендовали на роль "нормы" или "образца", согласно которым должно действовать в науке.

История науки претендует на описание реально происходив­шего процесса научного исследования.

При этом выяснилось, что в "норме" не оказались зафиксирован­ными необходимость и возможность преобразования знания, в то время как реальная научная практика постоянно испытывает давление необ­ходимости изменений и трансформации существующих теоретических представлений. Новый этап развития философии науки уже в середине нашего века характеризуется именно обращением к истории науки как к своему эмпирическому базису, а также попытками привести в соот­ветствие логические нормы, методологические правила и практику научного поиска. Были предложены и обсуждались различные варианты "логики", которые могли бы. такие нормы построить (чаще всего такие исследования назывались "логикой развития науки").

Сам дух этих поисков хорошо выразил французский методолог и философ Гастон Башляр (1884-1962). «Я входил в храм науки, говорил он, — когда определения всех основных научных дисци­плин начинались с частицы "не-": нелавуазьеровская химия, неевклидова геометрия, неньютонова механика, неаристотелева логика... Поэтому и философия науки, соответствующая духу науки XX в., должна быть радикально новой — своего рода "нонфилософией", "философией отрицания"».

Задача состояла в том, чтобы создать рациональные средства для анализа таких ситуаций человеческого познания, когда возникает на­столько новое знание, что оно отрицает известное прежде.

Но, если логика и методология (вообще философия науки) были слишком далеки от практики научного творчества, то ведь историю науки можно было упрекнуть в непозволительной "близости" к своему предмету изучения. Сама по себе история науки и техники не выдвигала иных задач, кроме "описания", она была настолько "эмпирическим" исследованием, что даже и не пыталась построить собственные теоре­тические модели происходивших историконаучных событий и дать им объяснение. Осмысление событий прошлого происходило, как правило, в рамках современной научной картины мира. А это, в свою очередь, приводило к такому изображению "траектории" научного развития, которое в сущности было проекцией на прошлое связи знаний в рамках современной картины.

Смысл исторического процесса развития науки виделся либо в победе истины над заблуждени­ем, либо в постепенном "накапливании" истины.

Так называемая кумулятивистская модель разви­тия науки была альфой и омегой моделей исто­рии науки.

Этот уровень развития историконаучных исследований демонст­рировал только одно: прошлое, будь это истина или заблуждение, есть только путь к настоящему.

Известный философ и историк науки Дж.Агасси обращает вни­мание на то, что привычные традиции историконаучных иссле­дований должны быть радикально пересмотрены, потому что они не позволяют получать подлинные знания. "В результате всех усилий что же мы узнаем о самом процессе историконаучного развития?" — иронизирует Агасси. Мы узна­ем, что Браге наблюдал, Кеплер обобщал, Галилей наблюдал и обобщал на более высоком уровне... наконец, получилась теоре­тическая механика! Или так: мы узнаем, что теория Ньютона выросла из исследований Кеплера, Кеплер — из Коперника и т.д. и т.п. в глубь веков.

Серьезная переориентация философии науки, ее стремление при­близить свои модели к реальности научной жизни привели и к крити­ческому переосмыслению уже имеющихся традиций историконаучных исследований. Нельзя сказать, что проблема дружного сосуществования и плодотворного объединения усилий двух дисциплин уже решена полностью. Однако попытки синтеза этих двух подходов не прекраща­ются и обещают быть весьма плодотворными.

Решающий поворот для обеих дисциплин произошел примерно в 50-60-е годы нашего столетия, в русле работ методологической школы, возглавляемой тогда Карлом Поппером (родился в 1903 г.) и базирую­щейся в Лондоне. Огромную роль сыграли работы американского фило­софа Томаса Куна, который привлек внимание к тому, что философия науки также должна отказаться от нормативного видения научной деятельности, а постараться построить модели реального поведения исследователя. Естественно, что такая постановка вопроса непосредст­венно сближает философию науки и историю науки.

Ученик Поппера Имре Лакатос (1922-1974) выразил сам дух этого долгожданного союза в следующих словах:

"Философия науки без истории науки пуста; история науки без философии науки слепа".

При этом в споре конкурирующих моделей философии науки решающее слово останется за историей науки: именно история науки — пробный камень для любых концепций в области философии науки, подчеркнул он.

Дальнейшее развитии философии науки пошло именно в этом русле.