10.2. Консервативная политико-правовая доктрина (бёрк, де местр)

Основными течениями политической мысли в первой половине XIX в. были консерватизм и либерализм. Консервативное течение объединило тех мыслителей, которые увидели во Французской революции угрозу для своих стран. Априорным теориям Локка и Монтескье они про­тивопоставили опыт веков и народов, разуму — традицию.

Главными противниками консерваторов были либера­лы. Концептуально либерализм выражается в двух тезисах: I) личная свобода и частная собственность; 2) реализация этих ценностей ведет не только к раскрытию потенции человека, но и к расцвету общества.

Наиболее видными представителями консерваторов-тра­диционалистов были Эдмунд Бёрк, духовный отец консер­вативного течения в Англии, и Жозеф де Местр, бывший одно время послом сардинского короля в Петербурге.

Эдмунд Бёрк (1729—1797), ирландец по происхождению, изучал в Лондоне право. Однако правоведение наскучило ему и он стал зарабатывать журналистикой. Вскоре он сбли­зился с лордом Ронингемом, лидером группировки партии вигов (либералов), и в 1764 г. Э. Бёрка избирают в палату общин. До конца своих дней он оставался членом парла­мента, признанным выразителем идейно-политической платформы вигов. Принадлежность к этой партии отнюдь не служила препятствием для консерватизма Э. Бёрка. Грань между партиями в ту эпоху была условной. Партий­ная принадлежность свидетельствовала больше о клано­вых связях, чем о политических принципах. Вот почему противник серьезных преобразований политической сис­темы Э. Бёрк примкнул к вигам, а сторонник демократии и парламентской реформы, основатель утилитаризма, И. Бентам — к тори.

Решающими для Бёрка стали годы Великой француз­ской революции (1789—1799). Многие англичане с лико­ванием встретили весть о взятии Бастилии. Однако Бёрк не разделял восторга, хотя знал пороки старого порядка. Речи и памфлеты Бёрка, включая лучшее произведение — «Размышления о Французской революции», звучали рез­ким диссонансом хору восторженных голосов, восхвалявших триумф свободы. Старый парламентарий указывал, что человек никогда не мог быть вне общества, он всегда связан обязательствами с другими людьми и поэтому тео­рия общественного договора несостоятельна. Неверен и вывод о народном суверенитете. Народ есть сумма лиц, он не может составлять единую личность, которая бы выража­ла его интересы, действовала как одно лицо. Воля большин­ства — это искусственная выдумка. Абстрактное представ­ление о свободе ведет к анархии и тирании. Человек не сво­боден от общества." Теория прав человека — фикция. То же и равенство людей. Человек от рождения не может приоб­рести права на долю народного верховенства путем какого-то договора. Люди не равны перед законом и, следователь­но, неизбежно социальное и политическое неравенство.

В итоге Бёрк полагал, что права надо выводить не из абстрактных построений, а из реально существующего об­щества и государства. Он утверждал, что общественный порядок — это результат длительной эволюции общества, установления стабильности, традиций, обычаев, предрас­судков. Все это — достижения предков и их надо хранить. «Ни одно поколение не имеет права подвергать насиль­ственной ломке учреждения, созданные усилиями предше­ствующих поколений». Сила конституции — в давности, в традициях.

Если государство, право есть результат эволюции, а не творения человека, то и перестраивать их по воле людей нельзя. Поэтому «честный реформатор не может рассмат­ривать свою страну как всего лишь чистый лист, на кото­ром он может писать все, что ему заблагорассудится». Го­сударство — это некая постоянно существующая целост­ность. В то время как отдельные части этой целостности могут изменяться, исчезать, она сама остается неизменной. Относительно учения о государстве и праве основополож­ник консерватизма считал, что оно должно стать наукой, изучающей исторический опыт, законы и практику, а не схемой априорных доказательств и фикций. ГрафЖозеф Мари де Местр (1754—1821) происходил из древнего рода. Родился он в Савойе, его отец был прези­дентом савойского сената. Воспитывался у иезуитов, изу­чал право в Туринском университете. В 1788 г. становится сенатором. Французская революция, захватившая Савойю, произвела в де Местре глубокий переворот, окончательно определивший его воззрения. Оставаясь в принципе мо­нархистом-легитимистом, де Местр не допускал для себя никакой сделки с революционным правительством. Поки­нув семью и родину, жил в крайней бедности сначала в Лозанне, Венеции, на острове Сардиния, а затем (1802— 1817) в Петербурге в качестве титулярного посланника при императорском дворе от лишенного владений сардинско­го короля. Последние четыре года провел в Турине, зани­мая почетные должности.

Именно Великая французская революция, террор, втор­жение иррациональности в историю превратили Жозефа де Местра в политического и религиозного писателя. Идеи де Местра получили свое выражение в работах «Речи мар­киза де Коста» (1794), «Рассуждения о Франции» (1797), «С.-Петербургские вечера» (1821). Основные идеи о рево­люции созрели к 1796 г. Тогда он написал произведение, принесшее ему известность, — «Рассуждения о Франции».' Тот год был для него временем ужасных перемен: полное поражение потерпела армия его государя и на какой-то срок Пьемонт сократился до размеров Сардинии.

«Рассуждения о Франции» — своеобразный отклик на не менее известный труд Бёрка «Размышления о револю­ции во Франции». Подданный сардинского короля осоз­нал, что Французская революция была неизбежна, будучи дочерью века Реформации и века Просвещения; одновре­менно он считая, что Революция не является необратимой. Альтернативу революции де Местр видел в традиции, ко­торая несет в себе порядок и движение истории, вне кото­рых нет иной альтернативы, кроме как тирания или анар­хия. Эта современная сумма идей включает в себя теорию

монархической власти и противовесы власти (папа и по­средничающие институты) перед лицом якобинского го­сударства, присвоившего себе все властные полномочия, государства, предвосхитившего то, которое сегодня мы называем тоталитарным.

В противоположность теории общественного договора и учению о правах человека де Местр признавал истинной основой общежития органическую связь единиц и частных групп с государственным целым, от них независимым и представляемым абсолютной властью одного лица, полу­чающего свое верховное назначение не от народа, а свы­ше, по божественному праву. Соответственно этому отно­шение подданных к государству определяется не правом, а нравственной обязанностью, основанной на религиоз­ном подчинении. Власть, в отличие от простого насилия, есть сила священная, а священным может быть только то, что идет свыше и опирается на безусловное религиозное, признание; поэтому настоящим полновластным государ-1 ством может быть только абсолютная монархия. Характер абсолютной монархии необходимо принадлежит и главной верховной власти во всем христианском мире — власти церковной, сосредоточенной в папе.

Участие народа в делах управления есть фикция, лжи­вый призрак. Такова же и идея равенства. «Вы желаете ра­венства между людьми потому, что вы ошибочно считаете их одинаковыми... вы толкуете о правах человека, пишете общечеловеческие конституции; ясно, что, по вашему мнению различия между людьми нет; путем умозаключения \ вы пришли к отвлеченному понятию о человеке и все приурочиваете к этой фикции. Это крайне ошибочный и не­точный прием... Выдуманного вами общечеловека нигде на свете не увидишь, ибо его в природе не существует». И далее: «Всякая писаная конституция есть не что иное, как лоскут бумаги. Такая конституция не имеет престижа и власти над людьми. Она слишком известна, слишком ясна, на ней нет печати помазания,- а люди уважают и повинуются активно в глубине сердца только тому, что сокровен­но, таким темным и могучим силам, как нравы, обычаи, предрассудки, идеи, господствующие над нами без наше­го ведома и согласия... Писаная конституция всегда без­душна, а между тем вся сущность дела в народном духе, которым стоит государство... Этот дух выражается, преж­де всего, в чувстве патриотизма, одушевляющем граждан...» Если вся сущность дела — в народном духе, то, в свою оче­редь, вся сущность народного духа переходит, по де Местру, в абсолютное централизованное государство. «Государ­ство есть тело или организм, которому естественное чув­ство самосохранения предписывает прежде и более всего блюсти свое единство и целость, ради чего государство, безусловно, должно руководиться одной разумной волей, следовать одной традиционной мысли». Правящая госу­дарством власть, чтобы быть жизненной и твердой, долж­на неизбежно исходить из одного центра.

Последовательный абсолютист, де Местр восставал про­тив притязаний не только демократии, но и аристократии. Политические права отдельных классов, как и отдельных лиц, нарушают единство общественной жизни. Народная жизнь и развитие должны быть проникнуты единством мысли и сознания, а мыслить сообща нельзя; всякое сове­щание и соглашение приводят неизбежно к сделке, а это вносит искусственные приемы и ложь в общественные от­ношения, искажая этим здоровое течение народной жиз­ни. Пресловутые права человека и гражданина — только замаскированное желание как можно менее нести обязанностей гражданина; права сословия — только стремление создать государство в государстве. При аристократическом режиме нация раскалывается, при демократическом она крошится, и затем от нее не остается ничего, кроме буй­ной пыли. Лучшие люди страны отнюдь не должны забо­титься о каких-либо особых правах, они должны лишь не­сти особые обязанности. Высшее сословие в государстве может этим только гордиться, ибо чувство долга и сознание обязанностей очищает и облагораживает, а претензия на права озлобляет и делает мелким и придирчивым.

Драма, которую в его глазах представляет собой рево­люция, инстинктивно приводит де Местра к тому, что он противопоставляет ей прошлое, придавая ему ценность. Будучи хорошим знатоком человеческой истории, де Местр понимает, что всякое жестокое потрясение обусловливает возврат к принципу, общему для любого организованного общества: к неизбежному и неизменному состоянию, ко­торое регулирует отношения между управителями и управ­ляемыми.

В завершение рассуждений о Жозефе де Местре необ­ходимо отметить, что он стал теоретиком контрреволюции не потому, что им двигала горечь обездоленного и гонимо­го эмигранта. Причины этого выходят бесконечно далеко за рамки его личного интереса. Полностью сметя учреж­дения старой Франции, революция захотела на место ис-| тории поставить Разум. Вследствие этого все монархии¹^ Европы оказываются под угрозой, а потом рушатся. Кор­ни политической рефлексии савояра лежат в философии истории, близкой к воззрениям Бёрка.

Ж. де Местр не только одна из жертв, но в некотором роде и один из сыновей Революции, придавшей его судьбе ту значительность, которая была немыслима, если бы он оставался чиновником в савойском сенате. Понимая, что потерял, де Местр в то же время не мог не сознавать, чем он ей обязан и что его собственная участь не может не иметь некоторого сходства с участью его противников.

И, наконец, самое главное. Творческая деятельность Жозефа де Местра закладывала основы консерватизма.