Введение

Тема раздела:

Мы продолжаем рассматривать историческую типологию личности. В представляемой здесь галерее историко-культурных типов может быть прослежена эволюция «героя», т.е. человека, способного принять на себя ответственность за судьбы общества, чувствующего в себе силы и сознающего право устанавливать в нем свои ценности, свой порядок. Именно эти люди определяют вектор развития, окрашивают историю в цвета своей индивидуальности.

В числе этих героев не только цезари и наполеоны. Собственно, цезари и наполеоны — это внесистемные начала, исключения, что-то запредельное. По ним нельзя равняться, они не являют собой пример для подражания. Не случайно позднее европейской культурой будет перенят древнеиудейский обряд миропомазания, который прямо исключал монарха из общего человеческого ряда.

Для рядового же человека важен образец того, кем он мог бы стать сам. Поэтому сюда включаются только те, в ком современное им общество видит реально достижимый пример для подражания, некий «герой нашего времени», пусть и воплощающий в себе лучшие качества человека, но не отрицающий в себе чисто человеческую природу.

В патриархальном обществе это глава рода.

В античное время:

— олимпийский герой,

— герой-воин, герой-патриот.

В Средневековье:

— христианский подвижник, «святой»;

— рыцарь, отстаивающий идеал справедливости и добра.

В Новое время — это:

— дворянин,

— «джентльмен»,

— наконец, аккумулирующий заслуги своего рода аристократ.

Именно они формируют тип современной им культуры.

И во все времена — это культурный герой, т.е. основатель новых отраслей экономики, науки, искусства.

Деятельность человека, претендующего на то, чтобы стать личностью, направлена на активное противостояние и опровержение норм существующей общественной организации. Люди стремятся создать новую систему ценностей и новых средств их достижения, что с необходимостью предполагает ломку старой.

С самого начала личность становится своеобразной амальгамой, сплавом:

— собственных качеств человека,

— заслуг его рода,

— принадлежащей ему вещной оболочки.

Ни античная история, ни история раннего Средневековья не знают героя, ставшего таковым исключительно благодаря самому себе. Только переприсвоение чужих доблестей, только присвоение результатов чужого труда делает человека личностью, выделяет его из общего ряда. Размеры этого присвоения, объем присвоенного определяют масштаб личности.

Впервые герой, возникающий из ниоткуда, появляется в культуре позднего средневековья. Типичный его образ — это странствующий рыцарь.

4. Рыцарь. Этика и культура рыцарства

4.1. Правовые истоки рыцарства

Переосмыслению многих представлений о человеке, воплощающем в себе лучшие качества его рода, способствует майорат. Законодательно он закрепляется в XI—XIII вв., но в действительности существует на протяжении многих столетий, ибо (умолчим об Индии, в законах которой он появляется впервые) известен еще античной Греции. В соответствии с ним львиную долю имущества — прежде всего земельные наделы (и титул) — получал старший сын. В сущности, это во многом наследие древних представлений, согласно которым первенец от рождения наделялся какими-то сакральными свойствами. Не случайно поэтому одна из десяти кар, которые обрушиваются на Египет на отказ фараона выпустить евреев, – смерть первенцев. Просто со временем его преимущества обретают правовую форму: за перворожденным ребенком закрепляется право на двойную часть наследства, даже если он сын нелюбимой жены.¹¹⁶ Остальные либо оставались в доме своего брата в качестве иждивенцев, либо пополняли ряды тех, кто в литературной традиции средневековья получил наименование странствующих рыцарей.

О времени происхождения рыцарства нет единого мнения. Но многие сходятся на том, что оно возникает в VII веке.

Первоначально рыцарство – это некая «общность образа жизни»,¹¹⁷ позже оно превращается в род корпорации.¹¹⁸ Постепенно начинает формироваться культура этого нового слоя - появляются символы рыцарского достоинства – перевязь, рыцарский пояс (традиции которого восходят еще ко времени древних германцев), золотые шпоры,¹¹⁹ определяются нормы поведения, обязательные для представителей этого сословия, правила и ограничения при приеме в рыцари.

Вообще говоря, «рыцарь» в переводе с немецкого означает «всадник» (Ritter). Иными словами, рыцарем мог считаться любой (профессиональный) военный, находящийся на королевской службе.

Но уже Карл Мартелл (ок. 688 — 741), первый военный реформатор из династии Каролингов, придает этому термину дополнительный смысл. В его правление так стали называть лишь военную элиту, тех, кто мог позволить себе приобрести боевого коня и соответствующее вооружение. При этом происхождение воина не имело значения. Достаточно быть «свободным человеком, два поколения предков которого носили оружие».

Но постепенно в состав этого привилегированного сословия начинают принимать только сыновей рыцарей. Короли разных стран начинают следить за социальным составом своих рыцарей, исключая из их числа людей низкого происхождения. Так Людовик VI, король Франции, в 1137 г. приказал, чтобы у всех, кто посвящен в рыцари, не будучи рыцарского рода, были отбиты шпоры.¹²⁰ Через пятьдесят лет Фридрих Барбаросса издал указ, в котором гласилось «так же в отношении сыновей священников и диаконов и поселян постановляем, чтобы они не опоясывались рыцарским поясом, а те, кто уже подпоясан, да будут исключены из рыцарского сословия правителем провинции».

Благородные, но часто нищие, рыцари были готовы служить кому угодно.

Не удивительно, что за отсутствием достойных предложений они не брезгуют и откровенным разбоем. Отголоски этого явственно звучат в Песне о нибелунгах, в которой Зигфрид, прибывая за будущей невестой к бургундскому двору, начинает с того, что требует себе ни много ни мало, как само королевство:

Средневековый эпос («Песнь о нибелунгах»)

Я спрашивать не стану, согласны вы иль нет,

А с вами бой затею и, если верх возьму,

Все ваши земли с замками у вас поотниму.¹²¹

Конфликт удается уладить, и в дальнейшем Зигфрид становится другом четырех братьев-королей и женится на их сестре Кримхильде. Но все же «гангстерский» мотив продолжает звучать, и ключевая интрига разворачивается на фоне раздора женщин, Брунгильды, жены короля Гунтера, и Кримхильды, жены Зигфрида, которые никак не могут выяснить, кто из них главней.

И тут уж вовсе королев объяли злость и спесь.

<...>

Сегодня ж ты увидишь, что выше родом я

И что славней, чем Гунтер, тот, кто мне дан в мужья.

Отучишься ты думать, что я — твоя раба.

А коль воображаешь ты, что это похвальба,

Я повторяю снова, что первой в храм войду

У всех твоих вассалов и женщин на виду,

Чтоб моему величью дивился вормсский двор»,

Вот так меж королевами и начался раздор.¹²²