Глава 8

Исторический факт и исторический источник в концепции «Анналов»

ОДНИМ из главных препятствий для развития новой исторической науки, по мнению Л. Февра, являлась при- верженность историков к позитивистской, европоцентристской картине мира. Борьбе с традиционным позитивистским мышле- нием он посвятил ряд своих работ, позже переизданных под вы- разительным общим заголовком «Бои за историю». В 1929 г. Л. Февр вместе с другим выдающимся историком - М. Блоком (1886-1944) основал ставший впоследствии наиболее влиятель- ным международным методологическим изданием журнал «Ан- налы». Журнал выступал за создание единой науки о человеке, за междисциплинарные контакты историков с представителями других наук, за «историю во всей ее полноте» (именно так назы- валась одна из полемических работ Февра)¹³. При изучении но- вых сторон исторического процесса, малоисследованных куль- тур стали совершенно невыполнимыми строгие критерии доб- ротного профессионализма позитивистской методологии. Эти критерии были ориентированы на письменные тексты истории античности и средневековой Европы. Поэтому традиционные представления и связанные с ними исследовательские методики подверглись резкой критике сторонников новой глобальной ис- ториографии. Надежды историков нового поколения «Анналов» были связаны прежде всего с интенсификацией интеллектуаль- ных усилий познающего субъекта - широко мыслящего, ставяще- го новые проблемы и преодолевающего пробелы в источниках с помощью интуитивного постижения не поддающейся рацио- нальному объяснению реальности. В эпистемологической ситуа-

становление и развитие источниковедения57

ции познания данный подход абсолютизирует возможности ис- следователя. Можно сравнить этот прорыв к глобальной исто- рии, эмпирическая база которой еще не изучена и не может быть подготовлена в ближайшей перспективе, с деятельностью алхимика, пытающегося понять природу химических реакций. Он может рассчитывать только на интуитивное постижение, на гениальную догадку, на возможности своего интеллекта. Именно поэтому неокантианская парадигма исторического познания, во- зобладавшая в сознании историков рассматриваемого периода, так пристально изучает познавательные возможности ученого.

«Новый пек очертил свое поле исследования, не ограничен- ное рамками одной национальности, и ученые вынуждены будут приспособить свой метод к интеллектуальным операциям более широкого масштаба», - писал А. Тойнби, начавший в 30-е годы публиковать свой новаторский труд¹⁴. Именно Тойнби сделал смелую попытку создать цивилизационную модель глобальной истории человечества, предложив типологию. Л. Февр в работе «От Шпенглера к Тойнби»¹⁵(1986) отдавал должное смелости за- мысла ученого, говоря в то же время об «обольстительном исто- рике-эссеисте, который взял на себя задачи сравнительной исто- рии цивилизаций». Однако современники отмечали и огромные «белые пятна» и даже «картонные декорации», маскирующие пробелы в знании вопросов, еще не тронутых конкретными ис- следованиями. Яркие страницы труда Тойнби посвящены лично- сти исследователя, ее формированию и становлению «вдохнове- ния историка». Он выделяет такие качества ученого, как любо- пытство, восприимчивость, блуждающий огонек всеведения, критические реакции, творческие ответ. В начале своего обоб- щающего труда Л. Тойнби пишет о необычайном (для историков предшествующих поколений) расширении поля деятельности исследователя в хронологическом и в географическом простран- стве и в самом подходе: понять историю народа возможно лишь как часть истории человечества. Ученый отвергает саму мысль о возможности восполнить эмпирическую базу, адекватную той, которую сумела создать европоцентристская историография для своих исследовательских запросов. Он с сожалением вспомина- ет о Моммзене, который, подготовив свой шедевр - «Историю Римской республики», «потратил всю оставшуюся жизнь на со- ставление полного собрания латинских надписей и издание эн- циклопедического собрания римского конституционного пра- ва»¹⁶. При таком методологическом подходе источники выступа- ют в безличной, пассивной роли. Для Тойнби, с одной стороны, неприемлема «готовность гончара превратиться в раба своей глины», а с другой стороны, особенно важно свойство человече-

58 РАЗДЕЛ 2

ского ума смотреть на мир не как на неодушевленную природу, а как на целое, с острым ощущением присутствия или отсутствия в нем жизни. Тойнби утверждает возможность изучать целостное человечество, обсуждает перспективы сравнительного исследо- вания цивилизаций, создания видовых моделей, их контактов и взаимодействий во времени и пространстве.

Основатели журнала «Анналы» (1929) проанализировали ту новую профессиональную ситуацию, в которой предстояло дей- ствовать историкам XXв., наметили реально возможные пути к ее изменению и предприняли чрезвычайно важные шаги на пу- ти создания новой концепции науки о человеке. Но они не бы- ли властны изменить степень изученности источников этой но- вой науки. Новая ситуация, в которой действуют историкиXXв. по сравнению с историками традиционной европоцентристской ориентации, исключает для них возможность применения тра- диционных критериев исследования. Было очевидно, что сово- купность источников познания для решения новых задач долж- на быть принципиально иной и не менее очевидно также и то, что для ее эмпирической разработки - выявления, описания, публикации, перевода на доступные для всего научного сообще- ства ученых языки - требуются длительные усилия. Единственно возможным для относительно быстрой профессиональной пере- ориентированности историков стало изменение их психологи- ческих установок. Господствовавшие настроения ярко выражали эту новую ситуацию: активизация познавательных возможностей исследователя-историка и расширение междисциплинарных контактов историков с целью получить относительно готовые данные для своих исследовательских интерпретаций, используя сведения других наук, как гуманитарных, так и естественных. Позитивистская методология на этом этапе была отброшена за пределы престижных для историка занятий. Эпистемологиче- ская триада - объект-субъект-их взаимодействие - для создания научного произведения переосмысливалась в неокантианском направлении. Приоритет объекта, характерный для позитивист- ской ориентации, заменялся приоритетом субъекта. Кредо пози- тивистской методологии выдвигало объект познания на первое место: история невозможна без изучения объектов познания (ис- торических источников). Она формулировалась в традицион- ных для данного направления формулах: «Тексты, тексты, ниче- го кроме текстов» (Н.Д. Фюстель де Куланж), «История создает- ся по источникам. Их нет - нет и истории» (Ш.В. Ланглуа и Ш. Сеньобос); «Там, где молчат источники, нема и история» (Л. Альфан). Для того чтобы разрушить в сознании профессионалов представление об убедительности данной «знаменитой форму-

СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ 59

лы», Л. Февр потратил немало усилий. В работе «Суд совести ис- тории и историка» он, отдавая должное «знаменитой формуле», не утратившей своих неоценимых достоинств, писал далее, что «...формула эта представляется опасной: она как бы противосто- яла общему направлению различных, но действующих заодно гу- манитарных дисциплин. Она предполагала тесную связь между историей и письменностью - и это в тот самый момент, когда ученые, занимавшиеся исследованиями доисторического перио- да, - как показательно само это название! - старались восстано- вить без помощи текстов самую пространную из глав человече- ской истории»¹⁷. В критической рецензии на работу Ш. Сеньо- боса и П.И. Милюкова «История России» (1932) Февр иронично нарисовал образ эрудита, который «восседая на исполинской груде бумаги, сделанной из древесных опилок и замаранной ани- линовыми красками... восседая на этой груде, именуемой... «доку- ментацией»«, не видит других перспективных возможностей «не просто переписывать источники, а воссоздавать прошлое, при- бегая для этого к помощи смежных дисциплин, подкрепляющих и дополняющих одна другую...»¹⁸. Не трудно понять, что у исто- риков новых поколений пропадала всякая охота обращаться к трудоемким исследовательским процедурам с письменными тек- стами, когда результаты и предпринимаемые усилия оказыва- лись столь различны между собой. В неокантианстве должна бы- ла измениться, и действительно изменилась, не только исследо- вательская, но и образовательная концепция. У историков пос- левоенного поколения сложилось достаточно устойчивое преду- беждение против любых методологических рефлексий о том, с каким объектом они работают и какие исследовательские прие- мы постижения объективного знания являются для них обще- принятыми, В том же смысле рассуждал и Р.Д. Коллингвуд: «Ино- гда можно услышать жалобы, что сейчас накоплено так много сырого исторического материала, что полное его использование становится невозможным. Эти жалобы сопровождаются вздоха- ми по добрым старым временам, когда книг было мало, библио- теки компактны, а историк мог надеяться полностью овладеть своим предметом»¹⁹. Английский методолог иронически называ- ет фактографическую, описательную методику пересказывания источников «историей ножниц и клея». В его собственной кон- цепции данный подход уступает место проблемному. В качестве смыслообразующей компоненты выступает активная деятель- ность самого историка как познающего субъекта.

60 РАЗДЕЛ 2

ГЛАВА9

Историческое прошлое в сознании историка

В ОТЛИЧИЕ от позитивистской формулы о том, что без источников нет и истории, неокантианская утверждает: нет истории без историка. Решающую роль познающего субъек- та в создании исторической науки, в генерировании научного знания раскрыл Р.Дж. Коллингвуд. Именно исследователь ставит проблему и выбирает совокупность данных для ее решения. По- становка проблемы и «основание» (совокупность данных для ее решения) взаимосвязаны: «Вопрос и основание в истории кор- релятивны. Основанием является все, что позволяет вам полу- чить ответ на ваш вопрос, вопрос, который вы задаете в данную минуту. Разумный вопрос (единственный тип вопроса, задавае- мый человеком, компетентным в науке) - это вопрос, для полу- чения отпета на который у вас, как вы полагаете, есть основа- ния, или вы сможете их приобрести»²⁰. Стремясь разъяснить от- личие своего подхода от подхода позитивистского (ориентиро- ванного на эмпирическую данность объекта), Коллингвуд пишет: «Историки ножниц и клея изучали периоды; они собирали все существующие свидетельства об ограниченной группе фактов, тщетно надеясь извлечь что-то ценное. Научные историки изуча- ют проблемы - они ставят вопросы и, если они хорошие исто- рики, задают такие вопросы, на которые можно получить ответ. Правильное понимание этой истины заставило Эркюля Пуаро выразить свое презрение к «людям-ищейкам», ползающим по по- лу в надежде подобрать что-нибудь такое, что может оказаться ключом к разгадке преступления».

Коллингвуд сравнивал историка-исследователя с детективом, активизирующим для решения поставленной задачи все свои ин- теллектуальные возможности. Особенно интересно и глубоко ис- следовал Коллингвуд интеллектуальную деятельность историка. Такой историк-мыслитель не коллекционирует эмпирические данности, не расклеивает цитаты из источников в своем истори- ческом нарративе, но генерирует новые знания о человеке. Кол- лингвуд убедительно показывает, что исторический факт не есть нечто, данное непосредственно в восприятии. Исторический ме- тод заключается для него в интерпретации фактических данных. «Единственно возможное для него знание прошлого - опосредо- ванное, выводное, или непрямое, знание»²¹. История есть вос- произведение прошлого опыта в сознании историка. Исследова- ние природы исторического мышления представляется Коллин-

СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ 61

гвуду первостепенно необходимым, и вклад ученого в филосо- фию истории в данном направлении особенно ценен. По сути, он постоянно обращается к феноменологическому аспекту проб- лемы, т. е. не столько рассматривает природу мышления субъек- та, сколько его отношение с предметом своего размышления - реальностью прошлого. Он постоянно обращается к проблеме произведения, документа, свидетельства. Однако объект истори- ческого познания он не исследует системно - эта тема возника- ет лишь тогда, когда ученый рассматривает исследовательские ситуации историка как познающего субъекта.

В свете данного подхода проблема репрезентативности ис- точников не может рассматриваться как самодостаточная. Кол- лингвуд, сравнивая работу исследователя с работой детектива, пишет: «Весьма разнородная совокупность вещественных дока- зательств преступления! Об этой совокупности, я думаю, с пол- ной уверенностью можно сказать лишь одно: никто, вероятно, не сумел бы определить, из чего она будет состоять, до тех пор пока все вопросы, возникшие по ходу следствия, не будут разре- шены. В научной же истории все может быть использовано в ка- честве оснований для логического вывода, и никто не может на- перед знать, окажется ли выбранное историком основание пло- дотворным. Только применение его к объяснению конкретных событий может доказать его ценность»²². В принципе Коллин- гвуд, вероятно, прав, поскольку, конечно, в качестве высшего су- дьи результатов исследования и тех путей, которые он выбирает для их достижения, выступает сам ученый. Однако вопрос все же остается: возможно ли в этом случае воспроизведение резуль- татов исследования, каковы критерии научности полученного нового знания? Если история есть воспроизведение прошлого опыта в сознании исследователя, то каким должно быть это про- изведение, что, собственно, представляет из себя тот историче- ский нарратив, который историк предлагает научному сообще- ству?

Труд Коллингвуда «Идея истории» имеет четко выраженную антипозитивистскую направленность. Как и полемические рабо- ты Февра, эти «бои» за историю нового типа имели целью раз- венчать в глазах нового поколения позитивистские догмы. Нас- ледство позитивизма в современной историографии, по словам Коллингвуда, если брать фактографическую сторону, состоит «В комбинации беспрецедентного мастерства в решении маломас- штабных проблем с беспрецедентной беспомощностью в реше- нии проблем крупномасштабных»²³. Эту полемическую направ- ленность следует иметь в виду для более взвешенной интерпре- тации методологических позиций трудов этих выдающихся мыс-

62 РАЗДЕЛ 2

лителей. Не следует забывать, что ученые данного типа имели великолепную профессиональную университетскую подготовку, вобравшую в себя беспрецедентное мастерство конкретных ис- следований, и одновременно продвигались вперед, отталкиваясь от имевшегося высокого профессионального уровня мировой исторической науки. Их цель была в том, чтобы открыть новые возможности интенсификации личных возможностей ученого- интеллектуала, обратить его к решению новых масштабных за- дач, - на основе профессионализма, а не вместо него.

Особый интерес для размышлений о проблемах методоло- гии истории данного периода имеет «Апология истории, или Ре- месло историка» М. Блока (1886-1944). К сожалению, книга не была завершена автором, так как создавалась в условиях оккупи- рованной Франции. Она была издана благодаря усилиям Л. Фев- ра и других последователей героически погибшего (1944 г.) М. Блока уже после окончания второй мировой войны. Книга была посвящена утверждению высокого значения исторической науки, она раскрывала для читателя полное внутреннего напря- жения пространство человеческой мысли, в котором реализует- ся ремесло историка.

Сразу же после второй мировой войны вышел в свет еще один выдающийся труд, посвященный исторической науке и ее значению в современной культуре, - «Идея истории» Р.Дж. Кол- лингвуда. Книги Коллингвуда и Блока заставляли задуматься о месте ученого в современном обществе. Главы из книги М. Бло- ка о ремесле историка-профессионала, об исследовательской ме- тодологии, о выборе проблематики исследования воспринима- лись неразрывно с самим фактом ее создания, в свете героиче- ского жизненного выбора ученого.

Еще один шаг на пути утверждения самодостаточности субъ- екта познания в изучении прошедшей реальности делает в 50-е годы А.И. Марру. Методолог и историк средневековой культуры, Марру справедливо считал, что историческая наука, как и любая наука вообще, требует неустанных методологических рефлек- сий. Марру мыслил в рамках данной методологической парадиг- мы, придавая важное значение личным качествам историка, и прежде всего его способности воспроизводить в своем сознании психологии людей иной эпохи. Марру придавал особое значение и специальное исследование проблем методологии, теории ис- торического знания²⁴. Особо подчеркивая (в ставшем уже тради- ционном антипозитивистском духе) значение субъекта, постига- ющего реальность прошлого прежде всего благодаря интерпре- тационным способностям к сопереживанию и интуитивному вос- приятию мира прошлого, Марру негативно оценивал возможно-

СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ 63

сти истории как науки об объективном знании. Позитивистские методики, наподобие предлагаемых Ланглуа и Сеньобосом, он считал наивными попытками достижения реального знания. По- зиция Марру вызвала демарш историков-профессионалов, кото- рые оспаривали предложенный им путь «сопереживания и симпа- тии» как единственный способ познания реальности прошлого.

Имеющее значительное влияние на культуру XXв., становле- ние информационных наук произошло под знаком технологиче- ских приоритетов и не сопровождалось возникновением соизме- римых информационным технологиям гуманитарных идей, пре- жде всего фундаментальных понятий. В свою очередь, науки о культуре, на время отказавшись от широких сравнительных ис- следований мира природы и мира культуры, искусственно огра- ничили для себя возможности применения системного подхода, природы информации, поведения и др. Утверждалась мысль о неприемлемости для гуманитарных наук общенаучных критери- ев объективности познания, верификации и общезначимости требований научного сообщества к воспроизводимости результа- тов. Развитие же собственно исторического метода в рамках неокантианской парадигмы принесло наиболее значительные результаты в исследовании активной деятельности субъекта ис- торического познания.

Таким образом, методологические дискуссии антипозитиви- стской направленности сосредоточили главное внимание на по- знавательной деятельности историка. При этом в качестве глав- ного критерия результативности его исследовательского метода выступает собственное суждение историка. Вопрос о том, созда- ст ли наука общезначимые ценности, остается открытым. По ло- гике такого суждения, ученый как художник судит себя согласно собственным и только собственным законам творчества. Не уди- вительно, что вследствие подобного взгляда на научную деятель- ность ее принципиальное отличие от деятельности художника стирается. Методология источниковедения как системное зна- ние не находит для себя оснований. В массовом сознании дан- ный подход реализуется в трактовках исследовательских мето- дов работы с. источниками как прикладных, технических, вспо- могательных методик, не требующих ввиду их самоочевидности теоретического обоснования. Становится, следовательно, невоз- можным и реальный прогресс в развитии исследовательских ме- тодов. Влияние данной концептуальной парадигмы на общест- венное сознание оказалось весьма существенным - была сформи- рована и соответствующая модель профессионального образова- ния историков, не способных совершенствовать исследователь- скую методологию. Целостный подход к гуманитарному знанию

64 раздел 2

как научному реализовался в рамках другой, феноменологиче- ской, философской парадигмы, научные основы которой сфор- мулировал Э. Гуссерль.