140). Деррида и его последователи, замечает Эткинс, не только

отстаивают этот тезис теоретически, но и часто демонстрируют

его формой изложения своих мыслей; недаром постструктурали-

сты и деконструктивисты постоянно обвиняются своими оппо-

нентами в преднамеренной затемненности смысла своих работ.

В связи с этим следует обратить внимание еще на одну

особенность аргументации Дерриды. Если в обычном "фило-

софски-бытовом" сознании "снятие" имеет довольно отчетливый

смысловой оттенок "разрешения" противоречий на конкретном

Игровая аргументация 39

этапе их существования, упрощенно говоря, характер временного

разряжения напряжения, то в толковании франдузского уче-

ного, как мы уже видели хотя бы на примере "дополнения", оно

понимается исключительно как возведение на новую, более

высокую ступень противоречивости с сохранением практически в

полном объеме прежней противоречивости низшего порядка. В

результате чего создается впечатление отсутствия качественного

перехода в иное состояние -- вместо него происходит лишь

количественное нагнетание сложностей. Отсюда и то ощущение

постоянного вращения исследовательской мысли вокруг ограни-

ченного ряда положений, при всей бесчисленности затрагивае-

мых тем и несомненной виртуозности их анализа. При этом

сама мысль не получает явного, логически упорядоченного раз-

вития, она движется скачкообразно, ассоциативно (над всем

господствует "постструктуалистская оптика" стоп-кадра ), все

время перебиваясь отступлениями, львиную долю которых со-

ставляет анализ различных значений слова или понятия, обу-

словленных его контекстуальным употреблением. Иногда изло-

жение материала приобретает характер параллельного повество-

вания: страница разбивается на две части (если не больше)

вертикальной или горизонтальной чертой и на каждой из этих

половин помещается свой текст, со своей логикой и со своей

темой.

Например, в "Тимпане" (разделе книги "Границы филосо-

фии", -- кстати, это название можно перевести и как "На по-

лях философии") параллельно на одной страничке рассматрива-

ются рассуждения поэта Мишеля Лейриса об ассоциациях, свя-

занных с именем "Персефона", рядом с размышлениями Дерри-

ды о пределах философии и философствования. Такой же прием

использован в "Гласе", где страница разделена на две колонки:

в левой автор анализирует концепцию семьи у Гегеля (включая

связанные с этой проблемой вопросы отцовского, "патер-

нального" авторитета, Абсолютного Знания, Святого Семейства,

семейных отношений самого Гегеля и даже непорочного зача-

тия); в правой колонке исследуется творчество и менталитет

писателя, вора и гомосексуалиста Жана Жене - давнего и уже

почти традиционного предмета внимания французских интеллект-

туалов.

Игровая аргументация

С подобной позицией

Дерриды связано еще одно

немаловажное обстоятельство.

При несколько отстраненном

взгляде на его творчество,

очевидно, можно сказать, что самое главное в нем не столько

40

система его концепций, образующих "идейное ядро" его учения,

сколько сама манера изложения, способ его аргументации, пред-

ставляющей собой чисто интеллектуальную игру в буквальном

смысле этого слова. Игру самодовлеющую, направленную на

себя и получающую наслаждение от наблюдения за самим про-

цессом своего "саморазвертывания" и претендующую на своеоб-

разный интеллектуальный эстетизм мысли. Можно, конечно,

вспомнить Бубера с его стремлением к интимному переживанию

интеллектуального наслаждения, осложненному, правда, здесь

чисто французской "театральностью мысли" с ее блеском остро-

умия, эпатирующей парадоксальностью и к тому же нередко -

с эротической окраской. Но это уже неизбежное тавро времени

зпохи "сексуальной революции" и судорожных поисков

"первопринципа" в пульсирующей эманации "Эроса всемогуще-

го".

Основной признак, общий и для манеры письма Дерриды,

и для стиля подавляющего большинства французских постструк-

туралистов, -- несомненная "поэтичность мышления". Это до-

вольно давняя и прочная традиция французской культуры слова,

получившая новые импульсы с выходом на сцену постструктура-

лизма и переосмысленная затем как основополагающая черта

постмодерннстского теоретизирования. Во всяком случае она

четко укладывается в русло той "французской неоницшеанской

(хайдеггеровской) маллармеанской стилистической традиции

Бланшо, Батая, Фуко, Дерриды, Делеза и др.", о которой упо-

минает Джеймс Уиндерс (382, с. 80). И если раньше было

общим местом говорить о "германском сумрачном гении", то

теперь, учитывая пристрастие французских постструктуралистов

к неистовой метафоричности "языкового иконоборчества", с

таким же успехом можно охарактеризовать их работы, перефра-

зируя Лукреция, как francogallorum obscura reperta.

Как заметил в свое время Ричард Рорти, "самое шокирую-

щее в работах Дерриды -- это его примененне мультилингви-

стических каламбуров, шутливых этимологий, аллюзий на что

угодно, фонических н типографических трюков" (345, "'с. 146-

147). И действительно, Деррида густо уснащает свой текст

немецкими, греческими, латинскими, иногда древнееврейскими

словами, выражениями и философскими терминами, терминоло-

гической лексикой, специфичной для самых разных областей

знания. Недаром его оппоненты обвиняли в том, что он пишет

на "патагонском языке".

Однако суть проблемы не в этом. Самое "шокирующее" в

способах аргументации, в самом образе мысли Дерриды

вызывающая, провоцирующая и откровенно эпатирующая, по

41

мнению Каллера, "попытка придать "философский" статус сло-

вам, имеющим характер случайного совпадения, сходства или

связи. Тот факт, что "фармакон" одновременно означает и отра-

ву и лекарство, "гимен" -- мембрану и проницаемость этой

мембраны, "диссеминация" -- рассеивание семени, семян и

"сем" (семантических признаков), а s'entendre parler -- одно-

временно "себя слышать" и "понимать" -- таковы факты слу-

чайности в языках, значимые для поэзии, но не имеющие значе-

ния для универсального языка философии.

Не так уж было бы трудно на это возразить, что деконст-

рукция отрицает различие между поэзией и философией или

между случайными лингвистическими чертами и самой мыслью,

но это было бы ошибочным, упрощающим ответом на упро-

щающее обвинение, ответом, - несущим на себе отпечаток своего

бессилия" (124, с. 144).

Очевидно, стоит вместе с Каллером рассмотреть в качестве

примера одно из таких "случайных" смысловых совпадений,

чтобы уяснить принципы той операции, которую проводит Дер-

рида с многозначными словами, и попытаться понять, с какой

целью он это делает. Таким характерным примером может слу-

жить слово: гимен унаследованное французским языком из

греческого через латынь и имеющее два основных значения:

первое -- собственно анатомический термин -- "гимен, девст-

венная плева", и второе -- "брак, брачный союз, узы Гименея".

Весьма показательно, что изначальный импульс смысловым

спекуляциям вокруг "гимена" дал Дерриде Малларме, рассуж-

дения которого по этому поводу приводятся в "Диссеминации":

"Сцена иллюстрирует только идею, но не реальное действие,

реализованное в гимене (откуда и проистекает Мечта), о пороч-

ном, но сокровенном, находящемся между желанием и его ис-

полнением, между прегрешением и памятью о нем: то ожидая,

то вспоминая, находясь то в будущем, то в прошлом, но всегда

под ложным обличьем настоящего" (144, с. 201).

При всей фривольности примера (фривольность, впрочем,

неотъемлемая духовная константа современного авангардного

и уж, конечно, постмодернистского мышления), смысл его впол-

не серьезен: он демонстрирует условность традиционного пони-

мания противоречия, которое рассматривается в данном случае

как оппозиция между "желанием" и "его исполнением" и прак-

тически "снимается" гименом как проницаемой и предназначен-

ной к разрушению мембраной. Как подчеркивает Деррида,

здесь мы сталкиваемся с операцией, которая, "в одно и то же

время" и вызывает слияние противоположностей, их путаницу, и

42

стоит между ними" (там же, с. 240), достигая тем самым

"двойственного и невозможного" эффекта.

Каков же смысл этой "операции" с точки зрения самого

Дерриды? "Вопрос не в том, чтобы повторить здесь с

"гименом" все то, что Гегель делает с такими словами немецкого

языка, как Aufhebung, Urteil, Meinen, Beispiel и т. д., изумляясь

счастливой случайности, которая пропитывает естественный язык

элементом спекулятивной диалектики. Здесь имеет значение не

лексическое богатство, не семантическая открытость слова или

понятия, не его глубина или широта, или отложившиеся в нем в

виде осадка два противоположных значения (непрерывности и

прерывности, внутри и вовне, тождественности и различия и т.

д.). Значение здесь имеет лишь формальная и синтаксическая

практика, которая его одновременно объединяет и разъединяет.

Мы, кажется, вспомнили все, относящееся к слову "гимен".

Хотя все, кажется, и превращает его в незаменимое означаю-

щее, но фактически в нем есть что-то от западни. Это слово,

этот силлепс отнюдь не является незаменимым; филология и

этимология интересуют нас лишь во вторую очередь, и

"Мимика" (произведение Малларме, цитата из которого приво-

дилась выше -- И. И.) не понесла бы уж такого непоправи-

мого ущерба с утратой "гимена". Эффект в основном порожда-

ется синтаксисом, который помещает "между" таким образом,

что смысловая неопределенность вызывается лишь расположени-

ем, а не содержанием слов. "Гимен" только еще раз маркирует

то, на что уже указывает местоположение этого "между", и на

то, что оно указывало бы и в том случае, если бы там не было

слова "между". Если заменить "гимен" на "брак" или

"преступление", "тождество" или "различение" и т. д., результат

был бы тот же самый, за исключением утраты экономии смы-

слового сгущения или аккумуляции, которой мы не пренебрегли"

(144, с. 249-250).

Подобная установка на "смысловую игру" пронизывает все

творчество Дерриды. Это относится не только к содержанию, но

даже и к названию его работ, таких, как, например, "Глас"

(1974) (147). Я сознательно не даю перевода названия, по-

скольку это увело бы нас слишком далеко в бездонные трясины

этимологической игры: это и "похоронный звон", и ассоциация с

орлиным клекотом, и т. д. и т. п.; во всяком случае, одно из

основных значений -- "крах системы обозначения" (les glas de

la signification ). Разумеется, пристрастие Дерриды к "игровому

принципу" -- отголосок весьма распространенной в ХХ в.

культурологической позиции; достаточно вспомнить Шпенглера,

Ортегу-и-Гассета, Хейзингу, Гессе да и многих других, включая