70. Пульт из Фрейденштадта

является прямое, вытянутое тело, формы которого едва намечаются под орнаментально трактованными склад­ками одежды. Лишь чуть заметный поворот головы „Вольфрама" и немного более живая, чем в предшест­вующих памятниках, лепка его лица позволяют почув­ствовать намечающееся отклонение от каноничности „строгого стиля". Но идеальное по-прежнему преобла­дает над реальным. Как и все произведения этой поры, эрфуртский „Вольфрам", прежде всего, символичен. Поставленный на подножье, в виде тел драконов, на спинах которых сидят маленькие обезьянки и зверопо­добные существа — символы пороков,— он знаменует торжество света христианской истины над силами зла.

Строгое подчинение канонам не остановило разви­тия немецкой пластики. Сравнивая произведения конца XI и середины XII веков, мы видим, как изменяются характер замысла и приемы исполнения. Грозный, почти устрашающий образ архиепископа фон Веттин на надгробии в Магдебургском соборе (ок. 1152 г.) (илл. 71) уже очень далек от бесстрастного величия Рудольфа Швабского. Хотя в магдебургском надгро­бии и сохранены традиционные фронтальность, сим­метрия и неподвижность тела, общее впечатление создается иное, чем от раннего памятника. Сильно выступающая из фона фигура архиепископа приобре­тает телесность, жест его рук становится энергичным и властным, в лице появляется выражение надмен­ности и непреклонной суровости. Черты лица его индивидуализированы — щеки массивны и округлы, большой мясистый нос нависает над тонкими губами, тяжелый подбородок выдается вперед. Крепко сжимая в руке посох, он с силой вонзает острие в затылок скорчившегося у его ног человечка, выни­мающего занозу из ступни. Этот мотив, восходящий к древ­негреческой пласти­ке, не раз использо­вался в средневеко­вом искусстве как символ земных поро­ков. Изображение Фридриха фон Веттин превращается, таким образом, в оли­цетворение караю­щей церкви.

Все возрастающее стремление к экс­прессии становится характерным и для светских памятников. Редчайшим образцом светской мо­нументальной скульптуры этой поры является бронзо­вый лев перед замком Данквардероде в Брауншвейге— свидетельство усугублявшейся раздробленности Гер­мании и могущества феодальных князей (илл. 72). Памятник был воздвигнут в 1166 году герцогом Генри­хом Львом, смертельным врагом императора Фридриха Барбароссы, автономным правителем северных районов Германии, инициатором „крестового похода против славян" (1147 г.). В те времена, когда человек считался ничтожным перед лицом высших божественных сил, не было принято ставить памятники живущим. Генрих Лев поместил перед воротами замка лишь зверя из своего родового герба. Это страж, охраняющий замок, символ силы его владельца. Что-то зловещее есть в стреми­тельном порыве зверя, в злобном оскале его пасти, во всей его хищной повадке, явственно проступающей сквозь традиционные приемы „строгого стиля".

В последние десятилетия XII века в немецком искусстве наступает перелом. На смену застылой не­подвижности памятников „строгого стиля" приходит преувеличенная динамика, а равнодушие к реаль­ным формам сме­няется острым инте­ресом к индивидуаль­ности. В памятниках конца XII — начала XIII века человече­ская фигура утра­чивает статичность. Тело Христа в три­умфальном „Распя­тии" Гальберштадт- ского собора (1220 г.) повисает на кресте, голова свешивается набок, торс изгиба­ется. Сложное, бес­покойное движение приобретают и фигу­ры апостолов ограды хора Либфрауенкир- хе в Гальберштадте (нач. XIII в.).