Романское искусство

„Приблизительно через три года после 1000 года были отстроены заново базилики почти во всем мире, в особенности же в Италии и в Галлии, хотя большин­ство из них были еще достаточно хороши и не тре­бовали переделок. Но христианские народы словно соперничали между собой в великолепии, стараясь превзойти друг друга изяществом своих храмов. Можно сказать, что весь мир единодушно сбросил древнее рубище, чтобы облечься в белоснежные одежды цер­квей". Так писал в 40-х годах XI века клюнийский монах Рауль Глабер, автор „Пяти книг истории" — хроники, охватывающей события европейской жизни с 987 по 1047 год.

Этот размах строительства, положивший начало формированию романского стиля, — несомненное сви­детельство относительного успокоения и экономиче­ского благополучия, которые наступили в Европе после полутора веков войн и разрухи. Начало второго тыся­челетия было важным рубежом во всех областях европейской жизни. К середине XI века вторжением норманнов в Англию завершилась последняя волна миграций. К этому времени сложились основные евро­пейские страны, границы которых хотя и не определи­лись еще окончательно, все же стали более устойчи­выми, чем раньше. Внутри отдельных стран закончи­лось разделение сословий, наметилось оживление хозяйственной жизни. Европа вступила в (разу зрелого феодализма.

Характерные для феодализма господство натураль­ного хозяйства, неразвитость обмена и самостоятель­ность отдельных феодов повлекли за собой известную обособленность явлений культуры и искусства. Архи­тектура и искусство Европы в XI—XII веках отлича­ются обилием и разнообразием локальных школ. И все же искусство этой поры отнюдь не лишено единства. Напротив, именно в это время впервые возникает общеевропейский стиль, подчиняющий себе все мест­ные художественные традиции.

Единство европейской культуры XI XII веков обусловлено наличием гораздо более широких контак­тов между отдельными областями и странами, чем может показаться на первый взгляд. Главная роль в их осуществлении выпала первоначально на долю церкви.

В XI XII веках церковь достигла вершины могу­щества. Особенно возросло значение монастырей. Воз­никшие некогда как убежища для людей, покидавших „греховный мир" ради „спасения души", монастыри оказались теперь в самой гуще мирской жизни. Владея огромными угодьями, для обработки которых исполь­зовался труд крепостных крестьян, они становились крупнейшими феодалами. Самые богатые монастыри покровительствовали развитию ремесел и торговли, вы­ступали в роли ростовщиков, принимали участие в по­литической борьбе.

К началу второго тысячелетия европейское мона­шество получило новые организационные формы. Монастыри XI—XII веков — уже не разрозненные оби­тели, находящиеся под контролем местного епископа.

Большинство из них связано теперь в объединенные общим уставом конгрегации и подчинено главному монастырю, который обычно не зависит уже от епископа, но признает только власть папы. Так возникают могу­щественные общеевропейские монастырские союзы.

Первый и наиболее влиятельный из таких союзов возник под главенством бургундского аббатства Клюни. Это была разветвленная организация, охватившая значительную часть Европы. Клюнийцы были заняты не только реформой монашеской жизни. Они стреми­лись преобразовать мир, полностью подчинив его вла­сти церкви. Они выработали программу реформы церкви и добились укрепления католического престола, авто­ритет которого сильно пошатнулся в X веке, когда папство стало игрушкой в руках феодальных клик Ита­лии. Клюнийцы деятельно поддерживали папство в его борьбе с германскими императорами.

Важным источником доходов монастырей и одной из основ их влияния на народ были „чудотворные" мощи и реликвии святых. Культ святых, как мы уже упоминали, начал распространяться в Европе вскоре после принятия христианства. Возникая нередко на основе местных дохристианских верований, он облегчал переход к новой религии недавним язычникам, для кото­рых почитание земного существа было доступнее покло­нения незримому и таинственному христианскому богу. Церковь была заинтересована в возможно более широ­ком распространении христианства, и она признала культ святых, несмотря на возрождение в нем элемен­тов язычества. Очень скоро она научилась извлекать из него доходы, поддерживая порожденную суеверием и невежеством веру в чудесную силу мощей и реликвий.

С этого времени соборы и монастыри наполнились огромным количеством „святынь". Началась погоня за реликвиями, монастыри оспаривали их друг у друга, торговали ими, даже выкрадывали их. Когда во время четвертого крестового похода крестоносцы вместо осво­бождения из рук мусульман „гроба господня" захва­тили и разграбили христианский Константинополь, они опустошили его церкви, вывезя в Европу почти все хранившиеся там святыни. Повсюду открывали новояв­ленные „чудотворные" мощи, фабриковали фальшивые реликвии. Останки святых расчленяли и продавали по частям. Для хранения их строили капеллы, возводили гробницы, изготовляли драгоценные реликварии. Каж­дая церковь и монастырь старались перещеголять дру­гие, чтобы привлечь к себе поток паломников.

Этот поток был очень велик. Горе, страдания, нищета, надежда на исцеление или облегчение жизнен­ных тягот привлекали к „святым местам" толпы жажду­щих чуда людей. Многие отправлялись в далекие путе­шествия, чтобы посетить прославленные святилища. Церковь поощряла паломников. Она предоставляла им разные льготы, освобождала от долговых обязательств, обещала прощение грехов. В XI—XII веках паломни­чества приобрели колоссальный размах. Чтобы еще более увеличить его, монастыри стали прокладывать дороги, строить мосты, гостиницы, лазареты, забо­титься об охране путников.

Конечно, не только религиозная экзальтация выбро­сила на дороги Европы множество людей. Почву для массовых передвижений создали, прежде всего, эко­номические и социальные причины. Развитие фео­дального общества повлекло за собой обострение социальных противоречий. Концентрация земель в руках крупных феодалов и церкви привела к разоре­нию среднего и мелкого дворянства. Так появилась все возраставшая масса рыцарства, профессией которого стала война, а постоянным занятием вооруженные гра­бежи. Усиление феодального гнета привело в движение крестьян. Многие бежали из деревень в города или перебегали от сеньора к сеньору. С другой стороны, в ряде передовых районов Европы уже далеко зашел процесс отделения ремесла от сельского хозяйства. Здесь наблюдается развитие ремесел, за которым следует оживление торговли. Беглые крестьяне, искав­шие военных авантюр рыцари, путешествовавшие со своими товарами купцы, кочевавшие в поисках заработка ремесленники вливались в поток паломни­ков. К ним присоединялись и другие путники —стран­ствующие певцы, сказители и жонглеры, а затем и бродячие школяры — ваганты.

Изучая пути европейских паломничеств XI—XII ве­ков, мы убеждаемся, что наиболее густо они пере­резали самую передовую по экономическому разви­тию часть Европы — юг Франции и Италию. Здесь проходили дороги в три главных центра паломни­честв—в Палестину, Рим и северную Испанию.

Первые два из них, связанные с легендами о возник­новении христианства и о первых христианских муче­никах и святых, издавна привлекали паломников. Особенно много их направлялось в Рим — центр като­лической церкви. С конца IX века к этим двум древним местам поклонения добавилось третье. Около 800 года, в момент, когда стала реальной угроза проникновения арабов за Пиренеи и война за освобождение Испании стала общеевропейским делом, в северо-западной Испа­нии была „открыта" гробница апостола Иакова Стар­шего. Тотчас же этот святой был провозглашен покро­вителем священной войны. Имя его было окружено легендами. Рассказывали, что во время сражений фран­ков с арабами он появлялся на белом коне, обращая в бегство легионы врагов. На могиле его стали совер­шаться чудеса. Вскоре со всех концов Европы ко вновь „открытой" гробнице потянулись паломники. Ориенти­ром им служил Млечный Путь. Может быть, отсюда произошло название выстроенной здесь церкви Сант Яго де Компостела - от латинского „campus stellae" — место, обозначенное звездами.¹

История „открытия" в Испании могилы св. Иакова, согласно более древним легендам, погибшего в Сирии, очень показательна. Она лишний раз подтверждает, что пути паломничеств нередко определялись вовсе не местонахождением тех или иных святынь. Скорее наоборот, реликвии часто „находили" там, куда уст­ремлялись в то время экономические или политиче­ские интересы.

Скрытые пружины массовых религиозных движе­ний средневековья обнаружились особенно ясно во время крестовых походов конца XI —XIII века, этих вооруженных паломничеств в Палестину. Уже в 1095 го­ду выступивший с проповедью первого крестового похода папа Урбан II ясно показал в своей знамени­той клермонской речи корыстные цели крестоносцев. „Да не привлекает вас эта земля, которую вы насе­ляете, — говорил папа, — земля, в которой числен­ность ваша растет, богатства же не умножаются". Яркими красками описал он богатства страны, куда лежал путь его слушателей: „Иерусалим—это пуп земель, земля плодоноснейшая по сравнению со всеми остальными, она словно второй рай". И он закончил свой призыв словами: „Кто здесь горестен и беден, там будет радостен и богат". Идея крестового похода нашла отклик среди тех, кто был обездолен на родине. На Восток устремились крестьяне и рыцари. Первые шли движимые обманчивой надеждой освободиться от гнета феодалов; вторые — побуждаемые жаждой наживы, привлеченные рассказами о богатствах Востока.

Общеизвестно, какую роль сыграли паломничества и крестовые походы в развитии европейской эконо­мики и торговли. Не меньшую роль сыграли они и в развитии культуры и искусства. Важнейшие пути паломничеств стали также путями распространения новых художественных форм. Вместе с пестрой тол­пой паломников из города в город, из страны в страну следовали строители и живописцы, профессии кото­рых требовали постоянных разъездов. Первоначально артели этих мастеров формировались при монастырях, в то время развивавших наиболее энергичную строи­тельную деятельность. Возможно, что во главе их на первых порах стояли монахи, руководившие группой набиравшихся из крепостных рабочих. Завершив работы в одном месте, ведущие мастера переходили обычно в другое, сначала в пределах аббатств одной конгре­гации, а затем и вне этих пределов. Постепенно артели освобождались от власти монастырей. На место мона­хов приходили миряне, крепостные получали свободу или заменялись ремесленниками из городов. Так зарож­дались свободные строительные мастерские. Иногда границы их деятельности были очень широкими. При разветвленности монашеских конгрегаций даже работа в пределах одной из них нередко была связана с пере­ходом не только из аббатства в аббатство, но и из одной страны в другую. Обмен опытом и обогащение традиций способствовали успехам искусства и обусло­вили то единство стиля, которое характеризует, не­смотря на все местные различия, европейскую худо­жественную культуру XI—XII веков.

Отмеченный Раулем Глабером подъем строитель­ной деятельности в Европе на пороге второго тыся­челетия был вызван несколькими причинами. Наряду с необходимостью залечить раны, нанесенные набе­гами норманнов и венгров, перед церковниками встала задача расширения храмов и приспособления их к приему все возраставшего потока паломников, а также построй­ки гостиниц для путников, возведения мостов и т. п. Кроме того, перестройка старых сооружений была свя­зана с разрешением в этот период важнейшей проблемы средневекового зодчества — заменой непрочных, под­верженных действию огня и влаги деревянных перекры­тий долговечными каменными сводами.

Сводчатые конструкции были известны еще римля­нам и постоянно применялись в римской архитектуре, но в период раннего средневековья они почти вышли из употребления вследствие упадка строительной тех­ники. Своды возводились в то время только в неболь­ших, чаще всего центрических постройках. Лишь к концу X века успехи строительной техники и развитие навы­ков конструктивных расчетов сделали возможным более широкое применение сводов.

Одна из основных трудностей при возведении всякого свода заключается в том, что свод давит на опоры не только вниз, но дает и так называемый распор, то есть как бы стремится раздвинуть и опрокинуть их. Чем больше пролеты сводов, тем сильнее их распор. Самый простой способ нейтрализовать его заключается в утолщении опор и стен. На первых порах романские архитекторы пользовались главным образом этим спо­собом. Применяя сначала преимущественно простейший полуцилиндрический свод, нагрузка которого равно­мерно распределяется по всей длине стен, они делали стены тяжелыми и массивными, лишь изредка прорезая их небольшими узкими окнами.

Но средневековые зодчие не остановились на этом. Стремясь облегчить конструкцию и более экономно использовать материал, они стали искать такие соче­тания сводов, при которых их распор взаимно урав­новешивал бы друг друга. Так, например, в некоторых ранних романских церквах можно встретить нефы, перекрытые примыкающими друг к другу отрезками полуциркульных сводов, расположенными поперечно по отношению к оси здания (центральный неф церкви Сен Филибер в Турню, Бургундия, XI в.). Более широкое применение по­лучил другой прием: от­казываясь от верхнего све­та в центральном нефе, строители придавали всем нефам равную высоту, так что давление самого ши­рокого, и следовательно, самого тяжелого свода центрального нефа подхватывалось и ослаблялось сводами боковых (так назы­ваемые зальные церкви) (илл. 28).