1. Настроения в германском обществе в период наполеоновских войн

№ 64. Из стихотворения Адельберта фон Шамиссо «Германия» (1805 г.)

Он (немец) должен подчиниться враждебному демону. Напитать потом и кровью Мать-землю, Прежде чем небесные силы увенчают его дело.

Сыны Германии, проснитесь! Не должно быть робких мыслей.

Не должно быть бесполезных слов с их пустыми ничтожными звуками!

Вы должны отважно готовиться к большим делам!

Deutsche Literatur. Fremdherrschaft und Befreiung 1795-1815. Leipzig, 1932. S. 20. Перевод Л. В. Мониной.

№ 65. Из «Речей к немецкой нации» Иоганна Готтлиба Фихте ( 1808-1809 гг.)

(Из 12-й речи)

Благороднейшая привилегия и святейшая обязанность писателя состоит в том, чтобы собрать свою нацию и обсудить с ней важнейшие дела; но в высшей степени эта исключительная обязанность с давних пор существовала у писателя в Германии, распавшейся на большое количество обособленных государств, в Германии, которая сохранилась как единое целое почти исключительно благодаря рабочему инструменту писателя: языку и письменности. В наше время, когда разорваны последние внешние узы, связывающие Германию, — Имперская конституция — названная обязанность писателя становится первейшей и настоятельнейшей [...].

Предотвратить поношение и унижение отечественного, пошлое восхваление иностранного он (писатель) все же не может. Не будьте

1. Настроения в германском обществе в период наполеоновских войн 215

строги к звучащему временами слову отчизны! Очевидно, что не все с удовольствием слушают все сразу. Но сейчас мы не можем заниматься этим, мы находимся в беде, и мы должны сказать, что это значит. Мы боремся за жизнь. Мы гибнем. Разве нам не взывать о помощи, чтобы не вспугнуть какого-нибудь слабонервного соседа?

Кто нас неохотно слушает, в каком случае нас неохотно слушают? Всегда отпугивают только неясность и мрак. Кошмар исчезнет, если к нему присмотреться. Так предстанем перед этим кошмаром с непринуждённостью и откровенностью, с которыми мы обсуждали любой предмете наших докладах [...].

Предполагается, что тот, кому довелось взять в руки рычаги правления всем сущим, обладает, несомненно, великодушием, либо выдвигается противоположная точка зрения. Третьего не дано. Возьмем первое предположение [...]. Как бы уверенно ни чувствовал себя правитель в своем величии и в доверии себе подобным, он отказывается править жалким раболепием и быть великаном среди карликов. Он отбрасывает мысль о том, что людей необходимо унизить, прежде чем начать повелевать ими. Он подавлен окружающей картиной гибели [...]. Разве человеку подобного нрава было бы неприятно узнать, что перенесенные потрясения используются для того, чтобы разбудить из глубокого сна старую, достойную уважения нацию, предка многих народов новой Европы и учителя всех народов? Было бы неприятно узнать, что предпринимается попытка дать ей возможность восстать из пепла, что [...] заставит восстать и другие народы? Здесь нет призыва к действиям, нарушающим спокойствие. Напротив, от них, ведущих к краху, мы предостерегаем. Намечается, обеспечивается на все времена и распространяется среди всех людей твердая, незыблемая основа наивысшей, абсолютной, небывалой нравственности, создаваемой в среде отдельно взятого народа, населяющего землю.

Во всех краях, где живут немцы, наш голос звучит свободно и неудержимо, он |... ] обращается к немцам: никто не хочет вас подавлять, порабощать, добиваться бездумного подчинения. Напротив, нужны ваша истинная свобода, воспарение и благородство духа [...]. Если этот голос будет услышан и добьётся ожидаемого успеха, то он водрузит памятник величию и нашей вере [...]. Его не разрушит время. С каждым новым поколением он будет расти и ввысь, и вширь. Кому дозволено выступить против попытки водрузить такой памятник?

Deutsche Literatur. Fremdherrschaft und Befreiung 1795-1815. Leipzig, 1932. S. 44-48. Перевод О. М. Шелепова.

216

Германия в 1789-1870 гг.

№ 66. Из «Катехизиса немцев» Генриха фон Клейста (март 1809 г.)

Генрих фон Клейст (1777-1811) — немецкий драматург и новеллист.

Вопрос: Какого ты мнения о Наполеоне, корсиканце, самом знаменитом императоре французов?

Ответ: Отец мой, прости, ты уже спрашивал меня об этом.

Вопрос: Я уже спрашивал тебя? Скажи еще раз словами, которым я тебя научил.

Ответ: Это достойный ненависти человек, начало всякого зла и конец всякого добра; грешник, обвинять которого не хватит слов в языке, и которого однажды в молодости коснулся своим дуновением ангел.

Вопрос: Видел ли ты его когда-нибудь?

Ответ: Никогда, отец мой.

Вопрос: Как ты его себе представляешь?

Ответ: Как вышедший из ада дух отцеубийства, который прокрался в храм Природы и встряхнул все столбы, на которых он построен.

Вопрос: Когда ты повторял эти слова?

Ответ: Вчера вечером, когда я шел спать, и сегодня утром, когда я встал.

Вопрос: Когда ты их повторишь?

Ответ: Сегодня вечером, когда пойду спать, и рано утром, когда встану.

Вопрос: Однако, говорят, он обладает многими добродетелями. Дело покорения мира совершается им с ловкостью и смелостью, а в дни сражений он предстает великим полководцем.

Ответ: Да, отец мой, так говорят [...].

Вопрос: Ты не думаешь, что из-за этих качеств он мог бы заслужить восхищение и почитание?

Ответ: Ты шутишь, отец мой.

Вопрос: Почему не мог бы?

Ответ: Это было бы столь же малодушно, как если бы я захотел восхититься умению какого-то человека вести борьбу в то время, когда он бросил меня в кучу дерьма и пинал ногами мне в лицо.

Вопрос: Кто-то из немцев может им восхищаться?

Ответ: Высшие военные чины, например, и знатоки искусства.

Вопрос: А когда они смогут это сделать?

Ответ: Когда он будет уничтожен.

Deutsche Literatur. Fremdherrschaft und Befreiung 1795-1815. Leipzig, 1932. S. 74-75. Перевод Л. В. Мониной.

2. Прусские реформы

217