Речи о религии

то же самое имя носили у эллинистов различные догматические школы иудеев, а что на церковном языке установленная церковная вера не называется также православною или католической ересью, а это слово употребляется всецело для того, что отвергается — что этимологически совсем неправильно — это проистекает, очевидно, из того, что в иной связи Писание употребляет слово «еретический» в дурном смысле. Здесь я употребляю это слово в применении к положительным религиям в том же смысле, в каком оно применялось к эллинским школам, в которых в совокупности содержалась вся национальная философия. Ибо, конечно, плоха та философская система, которая не восприняла какого-либо подлинно философского элемента и не относит к нему в какой-либо форме все остальные элементы. И так как с положительными религиями дело обстоит точно так же, то можно прийти к заключению, что, когда все они разовьются, в них, вместе взятых, будет содержаться вся религия человеческого рода.

⁸ Стр. 193. Это «создать» нужно, конечно, понимать с некоторым ограничением; я писал это с полным доверием, что каждый сам от себя сумеет внести это ограничение. Разумеется, моим мнением не могло быть, что истинный христианин лишь тот, кто мог бы сам быть Христом, если бы Христос не существовал уже до него. Но со мной согласятся, если я скажу, что каждый человек есть христианин лишь постольку, поскольку он, если бы жил среди иудеев дохристианской эпохи, выработал бы в себе идею мессианизма или по крайней мере воспринял бы и сохранял бы ее, и поскольку он среди язычников был бы убежден в недостаточности чувственного богопочитания и своим ощущением потребности в спасении как бы притягивал и привлекал к себе христианство. — Дальнейшие слова ведь достаточно ясно показывают, как мало здесь действительно имеется в виду допущение, будто некоторые или многие люди носят в себе зародыши совершенно новых религий, лежащих вне исторических форм религии, и призваны осуществить их.

⁹ Стр. 194. Хотя я, собственно, имел бы право надеяться, что это место в общей связи не легко может подать повод к недоразумениям, я все же не хочу оставить его без небольшого исправления, которое относится и к самой мысли, и к ее выражению. Что касается, во-первых, выражения, то оно с виду придает мысли такой оборот, как будто в области религии возможно сознательно стремиться к открытиям и намеренно что-либо создавать, тогда как ведь здесь все, что чисто и истинно, и тем более все новое, должно проистекать непроизвольно, наподобие вдохновения, из глубины души. Но кто обратит внимание на общую мысль и на связь всего рассуждения, того эта видимость не введет в заблуждение. Что касается, во-вторых, самой мысли, то она, по-видимому, выражена в слишком общей форме, причем не уделено достаточного внимания великому различию между отдельными видами религии. Ибо всякая религия высшей ступени, и более всего та, в связи с которой развилась законченная богословская система, должна быть в состоянии обозреть всю свою область. Задача догматики состоит в том, чтобы наметить такие очертания религии, в которых не только вмещалось бы все, что действительно уже развито в данной форме религии, но были бы и предуказаны все места для нового; и если мы обозреваем такие очертания, то мы вряд ли найдем какое-нибудь место совершенно пустым, а отдельные места будут лишь более или менее заполнены. Лишь в низших формах религии и в мелких сектах может встретиться то, что здесь утверждается; ибо в первых отдельные лица слишком мало разнятся между собой, чтобы подлинно дополнять друг друга, а что касается последних, то уже было указано, почему они имеют естественную тенденцию не овладевать всей совокупностью религиозного материала.

¹⁰ Стр. 196. Оппозиционный характер, всецело проникающий эту книгу, делает весьма понятным для всех, кто представит себе тогдашнее время, почему я преимущественно защищаю дело тех, кто сводят начало своей религиозной жизни к определенному мгновению. Но это отнюдь не есть только попытка принудить к молчанию противников этого воззрения, в надежде, что они не сумеют надлежащим

 

==266

Шлейермахер

образом защититься. Напротив, позднее мне странным образом пришлось защищать это воззрение против одного выдающегося человека, почтенного, ныне давно уже покойного наставника одной весьма мною ценимой религиозной общины, вся практика которой собственно опиралась на эту предпосылку определенных мгновений нисхождения благодати. Он спросил меня, действительно ли я верю в такие мгновения и считаю их необходимыми, так что меня не удовлетворяет постепенное и незаметное возникновение и развитие религиозной жизни. На основании опыта он. указывал мне то, что, конечно, бросалось в глаза каждому, кто внимательно читал многие биографии людей, имевших моменты озарения, именно, что у большинства из них после таких мгновений, когда они удостоверяются в божественной благодати, т.е. когда в них зарождается самобытноличная религиозная жизнь, рано или поздно наступают вновь периоды ослабления, когда они опять теряют эту уверенность, так что должны еще привступить моменты подтверждения, и, следовательно, можно по праву сомневаться, был ли первый или второй из этих моментов истинным исходным пунктом; и из такого сомнения само собою следует, что истина дана лишь в постепенных переходах, которые подготовляют такое первое мгновение и укрепляют его позднейшими. Я обратил его внимание — и это я хочу и здесь еще раз напомнить, — что я не считаю эту форму единственной, а допускаю также незаметное возникновение и развитие, но что внутренняя истина дана лишь в единстве обеих форм, причем только в различных случаях то одна, то другая более выступает наружу; поэтому одно дело — постулировать такие моменты, и совсем другое — требовать, чтобы каждый мог их сам указать и засвидетельствовать, что помнит, когда они произошли, — как я это позднее развил также в одной проповеди; и на таком понимании мы сошлись. — Что же касается, в частности, того, как дело здесь представлено, именно что такой момент есть всегда нечто чрезвычайное, и что каждая возникшая этим путем религиозная жизнь должна быть совершено своеобразной, то на это можно возразить двоякое. Во-первых, что уже в первую эпоху церкви, во времена возвещения апостолов, встречались массовые пробуждения христианского сознания и что и теперь иногда случаются такие как бы эпидемические пробуждения, не столько среди иноверцев, сколько преимущественно среди христиан, благочестие которых было заглушено мирскими заботами и делами. Если, поэтому, эти пробуждения нельзя считать чем-либо чрезвычайным, то, во-вторых, уже отсюда становится вероятным, что не каждый их результат будет чем-либо исключительным и своеобразным, тем более, что эти пробуждения часто бывают реакцией против широко и однообразно распространенной огрубелости или распущенности. Это подтверждается и опытом, который показывает, что в известные эпохи именно среди лиц, опирающихся в своей религии на такие явственно решающие мгновения, господствует до утомительности однообразная форма терминологии и одинаковая, часто весьма запутанная терминология в отношении связанных с этим душевных переживаний. Однако это тесно связано с непрочностью таких мгновений; и не в этом смысле моя речь противопоставляет обе формы религиозной жизни — внезапное ее пробуждение и постепенное развитие. В последнем всегда будет более преобладать общее единичное, проявляющееся здесь, что создано силой общего и подчинено последнему; своеобразное выступает в нем наружу более сдержанно и робко. Но таков же и характер религиозности, которая с виду опирается на такие внезапные мгновения. Проповедники, призывающие к религии, обычно выражают также лишь традиционный тип, который именно потому, что ограничивается немногими формулами, более всего способен потрясать тупые души, будь то отупевшие от ожесточения или от суетности. Такова сила, присущая этим проповедникам; и так как их воззрение требует таких моментов, то постоянно повторяющимся требованием их они действительно их подготовляют. И несомненная польза этого метода состоит в том, что в такие неоднократные мгновения прорывается наружу подготовленное потрясение и усиливается, сливаясь между собой, сознание полного ничтожества и сознание божественной благодати, — хотя то и другое имеет лишь весьма общий

 

==267

Речи о религии

характер и вначале остается неустойчивым; — этим постепенно   укрепляется религиозная жизнь, которая, однако, теснейшим образом связана с указанным типом и именно потому остается робкой и убогой. Если люди, имеющие такую историю, скромно пребывают в своем кругу, то они нам ценные товарищи; и чем более также и люди, которые в мирском смысле высокообразованны и почитаемы, удовлетворяются в религиозной области этой ступенью, тем более трогательно это столь же возвышающее, сколь и смиряющее явление. Но все такие люди здесь не имеются в виду, так как в них не развилась своеобразная религиозная жизнь; и мгновения, из которых созидается такая своеобразная жизнь и которые здесь разумеются, носят совсем иной отпечаток. Они возникают только в людях, которые уже и до того имели религиозное направление, но лишь в хаотической и неопределенной форме. Их источник не образуют следы внешних возбуждений; напротив, из постоянно возобновляющегося чувства недостаточности и несоответственности того, что дается извне, они подготовляются тихой внутренней мечтой и тоской, в которой именно из такого отрицания развивается нечто положительное, так что последние глубины души ощущают Божество и, осознав себя самих, более или менее внезапно проступают наружу. Таковы эти редкие явления, о которых даже самый беглый наблюдатель не может думать, что он исчерпал их, обозначив каким-либо общим именем.

¹¹ Стр. 202. Здесь, конечно, разумеются не новые откровения, которые лежали бы вне кругозора данной религии; напротив, ни в одной положительной религии не может существовать стремление к таковым, ибо и стремление каждого существа естественно должно носить на себе отпечаток его самобытности. И мессианские надежды евреев не были таким стремлением к чему-то, выходящему за пределы иудейства, хотя они позднее и были осуществлены явлением Христа, выходящим далеко за эти пределы. И в этом, конечно, главным образом и состоит своеобразная связь между обеими этими формами религии. Но всякая религия, в меру своей жизненности, имеет подобную потребность найти в себе самой некоторое еще непознанное божественное начало; и именно поэтому историческая устойчивость каждой веры, объемлющей широкую область в пространстве и во времени, обусловлена тем, что она обладает некоторым нормативным элементом, к которому должно сводиться все новое. Где этот нормативный элемент отсутствует, там единство религии будет склонно к распылению; где, несмотря на его присутствие, все же возникают дробления, там крупнейшие из них будут всегда относиться к этому нормативному элементу. И в этом смысле можно, конечно, сказать, что спор между греческой и римской церковью есть спор между оригинальным текстом и переводом, а спор между евангелической церковью и первыми двумя есть спор между Писанием и преданием.

¹² Стр. 202. И это место по аналогичному основанию нуждается в небольшом пояснении, так как могло бы показаться, что здесь заслоняются великие всемирноисторические религии и достопримечательное отыскивается лишь в более мелких организациях. В политической области мы, правда, привыкли к подобным вещам. Ведь многие государственные формы великих народов кажутся нам беспомощными и незначительными, тогда как устройства отдельных городов с ничтожной территорией восхваляются историками как шедевры политического искусства, и служат предметом многочисленных исследований. Но не так обстоит дело в области религии; ибо сильная религиозная жизнь, даже стесненная ограниченными формами, рано или поздно все же переступает границы народности, как это случилось даже в иудействе, и ничто своеобразное и внутренне сильное в этой области не может навсегда сохранить малый объем. Здесь, однако, речь идет собственно о том, что образовалось в сфере великих форм религии и, в частности, христианства; а в этом отношении справедлив совсем иной закон. Обширным и широко распространенным становится то, что легче всего проникает в массы, и таковым по общему правилу бывает воззрение, далекое от всего, что кажется крайностью, — воззрение, возможное лишь при заботливом учитывании всех сторон жизни, т.е. имеющее в известном смысле внешнее направление и потому, конечно, не содействующее внутреннему и своеоб-

 

==268