Шлейермахер

внутренняя гармония человека состоит только в том, что все в нем должно быть, в свою очередь, направлено на деятельность. Они только упускают из виду, что бытие каждого человека в государстве, чтобы быть подлинной и свободной жизнью, должно возникать жизненно и из целого, как возникло и само государство. Погруженные в слепое обоготворение данной общественной жизни, они убеждены, что каждый найдет в ней достаточно материала для своего чувства и картин для созерцания, и что поэтому они имеют право заботиться о том, чтобы человек не искал чего-либо иного и удовлетворялся этой точкой зрения, которая вместе с тем есть его точка опоры и средоточие его жизни. Поэтому всякие возбуждения и попытки, не имеющие ничего общего с этой жизнью, кажутся им лишь бесполезными тратами, которые только истощают душу и от которых ее нужно удерживать посредством целесообразной деятельности. Поэтому чистая любовь к поэзии и к искусству и даже к природе есть для них распущенность, которая только терпима, потому что она не так вредна, как другие ее виды, и потому что иные люди находят в ней утешение и возмещение всяких бед. Так и знанию они предаются с мудрой и трезвой умеренностью и без всякой связи с жизнью, чтобы оно не переступало указанных границ; и в то время, как даже мельчайшее, что имеет здесь значение, не упускается из виду, они хулят величайшее именно потому, что оно заходит слишком далеко, и объявляют его ненужным и превратным. Что, тем не менее, существуют вещи, которые должны быть исчерпаны до известной глубины, — это есть для них необходимое зло; и благодаря богов за то, что всегда находятся люди, которые предаются этому занятию из непреодолимой склонности, они со святым состраданием смотрят на таковых, как на добровольные жертвы. Что существуют чувства, которых нельзя обуздать их внешними формулами и предписаниями, и что так много людей становятся в общественной жизни несчастными или безнравственными на этом пути, — ведь к этим наставникам я причисляю и тех, кто не ограничиваются профессиональным трудом и для кого нравственная сторона общественной жизни есть все, — это вызывает в них сердечное сожаление, и они считают это величайшим ущербом для человечества, от которого они хотели бы как можно скорее его избавить. Великая беда в том, что эти люди полагают, что их деятельность есть все и исчерпывает задачу человечества, и когда делаешь то, что они делают, то не нужно понимать ничего, кроме своего дела. Поэтому они изувечивают все своими ножницами, и хотели бы не допустить ни одного своебразного явления, которое могло бы возбудить религиозный интерес; и все, что можно увидеть и обнять с их точки зрения, т.е. что они хотят допустить, есть

 

К оглавлению

==140

Речи о релити

лишь малая и бесплодная область без науки, без нравственности, без искусства, без любви, без духа, — я почти готов сказать: поистине даже без буквы,³ — словом, без всего, что дает возможность открыть мир, но со множеством высокомерных притязаний на все это. Они, правда, думают, что обладают подлинным и действительным миром и что именно они усваивают и оценивают все в надлежащей связи. Пусть они поймут когда-нибудь, что созерцать вещь как элемент целого, необходимо значит рассматривать ее в ее своеобразной природе и в ее высшем завершении! Ибо во вселенной она может быть чем-либо лишь в силу совокупности своих действий и связей; от последних зависит все, а чтобы осознать их, нужно рассмотреть каждую вещь не с какой-либо точки вне ее, а с ее собственного средоточия и со всех сторон в отношении к этому средоточию, т.е. в ее обособленном бытии, в ее самобытной сущности. Знать лишь одну точку зрения для всего есть прямая противоположность тому, чтобы пользоваться всеми точками зрения для объяснения каждого явления; это есть путь, чтобы по прямой линии удалиться от вселенной, впасть в самую жалкую ограниченность и стать слугою и крепостным того клочка земли, на котором случайно стоишь. — В отношении человека к этому миру имеются некоторые переходы в бесконечное, просеки, открывающие горизонты; мимо них должен пройти всякий, чтобы его сознание нашло путь к целому, и созерцание их порождает если не прямо чувства определенного содержания, то все же общую возбудимость для всех религиозных чувств. Эти горизонты они также мудро затыкают и ставят в отверстие какую-нибудь философскую карикатуру, подобно тому, как вообще принято закрывать неприглядное место плохой картиной; и если и для них открывается всемогущество вселенной, если какой-нибудь луч мимоходом попадет им в глаза и душа их не может оградиться от слабого проблеска этих чувств, то бесконечное не есть цель, к которой они стремятся, чтобы на ней успокоиться, а подобно отметке в конце ипподрома, лишь точка, которую они с величайшей быстротой огибают, не прикасаясь к ней, чтобы как можно скорее вернуться на свое старое место. — Рождение и смерть суть такие точки, при восприятии которых мы не можем не замечать, что наше собственное я со всех сторон окружено бесконечным, и которые, несмотря на свою повседневность, при ближайшем соприкосновении всегда возбуждают в нас тихую мечту и священное благоговение; и неизмеримость чувственного созерцания есть тоже по крайней мере намек на иную и высшую бесконечность; им же было бы приятнее всего, если бы величайшую ось мировой системы можно было так же использовать для меры и веса в обыденной жизни, как теперь использован величайший круг земли; и когда образы

 

==141