Речи о религии

если бы мне надлежало истолковывать вам знамения времени, то я сказал бы, что теперь наступает момент именно ее спокойного закрепления, и что еще отнюдь незаметны признаки ее ослабления и исчезновения.¹ Однако, из-за этого никто не должен оставаться беззаботным; напротив, пусть каждый обдумает и сообразит, к какой стороне он принадлежит со своим христианством, и в какой церкви он может вести религиозную и назидательную жизнь; кто обладает здоровой и сильной натурой и следует ей,² тот наверно не ошибется. Я не говорю о людях, которые сами суть ничто, которые, как дети, ослепляются внешним блеском или поддаются уговорам монахов; но есть люди, которые несомненно суть нечто, выдающиеся и достойные почтения поэты и художники, — и кто знает, какая толпа приверженцев, как это ныне водится, следует за ними — которые думают спастись переходом из протестантской церкви в католическую, ибо лишь в одной последней, по их мнению, есть религия, тогда как протестантизм есть иррелигиозность, безбожие, как бы вырастающее из самого христианства. Я буду почитать человека, который, решаясь на этот переход, поступает согласно своей природе, которая может чувствовать себя на месте только в этой, а не иной форме христианства; но такой человек сможет показать следы этого естественного строя души во всей своей жизни, сможет убедить нас, что своим поступком он лишь внешне завершил то, что внутренне и непроизвольно уже всегда было в нем и, строго говоря, возникло одновременно с ним. Я буду также если не почитать, то сожалеть и извинять того, кто — следуя часто изумительно счастливому, но часто и опасному инстинкту больного, — делает тот же шаг в явственном состоянии беспокойства и слабости, кто откровенно делает его потому, что его заблудшее чувство нуждается во внешней опоре, или в некоторых заклинаниях, чтобы успокоить тоскливую робость или жестокую душевную боль; или же потому, что он ищет атмосферы, более подходящей для слабых органов, т. е. менее живительной и, следовательно, менее возбуждающей; так иные больные вместо свежего горного воздуха предпочитают дышать животными испарениями. Но я не могу так относиться к тем, кого я теперь имею в виду; напротив, они кажутся мне лишь преступными; ибо они не знают, ни чего хотят, ни что делают. Или можно назвать разумной речь, которую они ведут? Узрит ли какое-либо неиспорченное сознание свет безбожия в героях реформации, и не сияют ли в них, напротив, для каждого лучи истинно христианского благочестия? Действительно ли Лев Χ более религиозен, чем Лютер, и энтузиазм Лойолы святее энтузиазма Цинцендорфа? И куда отнесем мы величайшие явления во всех областях науки, если протестантизм есть безбожие и ад? Эти же

 

К оглавлению

==220

Шлейермахер

люди, с одной стороны, видят в протестантизме только иррелигиозность и, с другой стороны, и в католической церкви любят отнюдь не ее самобытную сущность, а лишь ее порчу, — явное доказательство, что они не знают, чего хотят. Ведь даже чисто исторически нужно принять во внимание, что папство отнюдь не есть сущность католической церкви, а есть лишь ее порча.³ А именно его они собственно ищут и любят; они ищут, собственно, за Альпами идолопоклонство, с которым, к сожалению, приходится бороться и протестантской церкви, хотя в ней оно существует в менее роскошных и, следовательно, менее соблазнительных формах, а потому и кажется им недостаточно резким и колоссальным. В самом деле, что такое есть идол или" кумир? Это есть нечто, сделанное руками, что может быть ощупано и разрушено руками, и вместе с тем именно в этой своей бренности и хрупкости бессмысленным образом устанавливается в смысле чего-то вечного; и оно не только должно частично и в меру присущей ему красоты и силы жизненно выражать вечное; нет, в качестве временного и часто исполненного величайшего бессмыслия и извращенности, оно именно должно быть вечным, так чтобы его поклонники могли ощупывать само вечное и произвольно магически взвешивать и распределять его между собой. Это суеверие в церкви и священстве, таинствах, отпущении грехов и блаженстве есть то лучшее, чего они ищут. Но они ничего не достигнут этим, ибо это есть ложное дело, которое будет и в них все более обнаруживать свою ложность: из общей сферы культуры они низвергнутся в пустоту и ничтожество, растратив на суету и ту долю искусства, которую им даровал Господь. Это, если угодно, есть пророчество, выполнение которого настолько близко, что вы можете ждать его со дня на день.

А теперь — еще пророчество иного рода, осуществление которого, как я надеюсь, вы также увидите. Оно касается второго, о чем я говорил, именно того, что противоположность между этими двумя партиями еще существует и должна сохраниться. Может случиться, что римская церковь, если не всюду и во всех отношениях, то все же в значительной мере откинет от себя порчу и внешним образом, подобно тому, как в ней бесспорно имеются многие, внутренне отрешившиеся от этой порчи. Тогда могут прийти соблазнители, которые, угрожая сильным и льстя слабым или благожелательно настроенным, будут уговаривать протестантство снова вернуться в единую неделимую исконную церковь, так как ведь многие считают эту порчу единственным основанием разделения. Но и это есть безумный и ложный призыв! Быть может, он многих соблазнит или устрашит, но он не будет осуществлен, ибо устранение этой противоположности было бы ныне равносильно гибели христианства,

==221