Шлейермахер

узнавать религию другого, которую он не может созерцать как свою собственную, так как во всех своих отдельных проявлениях она представляется отличной от его религии? А для чего должно быть единым и внешнее общение, в переносном смысле называемое церковью? Для того, чтобы каждый мог отыскивать в ней религию в той форме, которая более всего соответствует заложенному в его душе смутному задатку; и это зерно должно же иметь определенный характер, если оно может быть оплодотворено и пробуждено лишь воздействием того же определенного характера. И именно потому под этими различными явлениями религии не могли разуметься просто отдельные куски, которые различны лишь по числу и величине и, сведенные воедино, составили бы однообразное, впервые лишь подлинно завершенное целое; ибо тогда каждый в своем естественном развитии сам собой доходил бы до того, что принадлежит другому; религия, которую открывает ему другой, превратилась бы в его собственную и слилась бы с ней воедино, и церковь, которая и с развитой мною точки зрения есть неизбежное для каждого религиозного человека общение со всеми верующими, была бы лишь преходящим учреждением, своим собственным действием устраняющим само себя, — тоща как я отнюдь не хотел мыслить или изобразить ее таковою. Таким образом, я исходил из множественности религий, и вместе с тем я нахожу ее обоснованной в существе религии.

Всякий легко усмотрит, по крайней мере, то, что никто не может в совершенстве обладать всей религией; ибо человек определен на известный лад, религия же определима на бесконечно многие лады; но столь же мало может быть вам чуждо и то, что религия не просто раздробляется между людьми, случайно и в меру восприимчивости каждого, а организуется в явления, которые более отличаются друг от друга, и вместе с тем более сходны между собой. Вспомните лишь о многих ступенях религии, на которые я обратил ваше внимание, вспомните, что религия того, кому мир уже открывается как живое целое, не может быть простым продолжением воззрения того, кто созерцает мир лишь в его видимо противоположных элементах, и что до этой последней точки зрения в свою очередь не может дойти на своем пути тот, для кого вселенная есть еще хаотическое и недифференцированное представление. Будете ли вы называть эти различия степенями или видами религии, вы во всяком случае должны признать, что всюду вообще, где имеются такие различия, т.е. где бесконечная сила делится и дифференцируется в своих обнаружениях, она обычно проявляется в своеобразных и различных формах. Итак, множественность религий есть нечто совсем иное, чем множественность церквей. Ибо

 

==182

Речи о религии

сущность церкви состоит ведь в том, что она должна быть общением. Следовательно, ее границей не может быть однородность религиозного начала, так как ведь общение должно быть установлено именно между различными началами.¹ Если же вы полагаете — в чем вы, очевидно, совершенно правы, — что и церковь в действительности не может стать абсолютным и однородным единством, то это может быть основано лишь на том, что каждое реальное общение, существующее во времени и пространстве, по своей природе должно быть ограниченным и само собою распадается на части, так как его интимность слишком ослабла бы при несоразмерно большом объеме. Напротив, религия именно в своей множественности предполагает возможно большее единство церкви, так как и для общения, и для самой личности она должна достигать в каждом человеке совершенно определенной формы. Ей же самой необходима эта множественность, ибо лишь через нее она может проявляться сполна. Она должна содержать принцип индивидуализации в себе самой, так как иначе она совсем не могла бы существовать и восприниматься. Поэтому мы должны постулировать и отыскивать бесконечное множество определенных форм, в которых проявляется религия; и где мы находим что-либо, претендующее быть такою формой — а ведь каждая отдельная религия выдает себя за таковую, — там мы должны рассмотреть, соответствует ли она этому принципу, и затем уяснить сущность и формы ее своеобразия, как бы она ни была скрыта под чуждыми оболочками, и как бы ни была искажена не только неизбежным действием преходящего, до которого спустилось непреходящее, но и нечестивой рукой кощунствующих людей.

Итак, если вы хотите иметь не только понятие о религии вообще, — а ведь было бы недостойно вас, если бы вы удовлетворились столь несовершенным знанием — если вы хотите подлинно постигнуть ее в ее реальности и конкретных проявлениях, религиозно воспринять сами эти проявления как бесконечно прогрессирующее творение духа, который открывается во всей человеческой истории, — то вы должны расстаться с суетным и тщетным желанием, чтобы существовала только одна религия; вы должны преодолеть ваше отвращение к ее множественности и по возможности непредвзято подойти ко всем религиям, которые уже развились из вечно обильного лона духовной природы в изменчивых формах человечества и в течении прогрессирующего движения последнего.

Вы называете эти наличные определенные религиозные явления положительными религиями, и под этим названием они уже давно были предметом совершенно исключительной ненависти; тоща как при всем вашем отвращении против религии вообще вы всегда легче терпели и даже говорили с некоторым почтением о чем-то, что в

 

==183

Шлейермахер

отличие от этих положительных религий вы называете естественной религией. Я не колеблюсь открыть вам в категорической форме мой образ мыслей по этому вопросу; а именно, что касается меня, то я решительно отрицаю это преимущество и объявляю, что для всех, кто хочет обладать религией и любить ее, было бы грубейшей непоследовательностью допускать такое преимущество, и что этим они впадали бы в очевиднейшее противоречие с самими собой. Более того, я считал бы все свои усилия потерянными, если бы я достиг ими только привлечения вас к этой естественной религии. Что же касается вас, которым религия вообще была противна, то я находил всегда вполне естественным ваше желание проводить это различие. Так называемая естественная религия обыкновенно так отполирована и имеет такие метафизические и моральные манеры, что в ней лишь мало просвечивает своеобразный характер религии; она умеет жить так скромно, так ограничивать себя и приспособляться, что ее всюду терпят; тогда как всякая положительная религия имеет некоторые сильные черты и весьма характерно очерченную физиономию, и потому во всяком своем движении, при самом беглом взгляде, брошенном на нее, безошибочно напоминает каждому, что она собственно есть. Это есть единственное объективное различие между ними; и если именно это есть истинное и внутреннее основание вашего отвращения к положительной религии, то теперь вы должны освободиться от него, и мне собственно даже не нужно было бы спорить против него. Ведь если вы теперь, как я надеюсь, имеете более благоприятное суждение о религии вообще, если вы понимаете, что ее основой служит особый и благородный задаток в человеке, который, следовательно, должен развиваться всюду, где он имеется, то вы уже не можете испытывать отвращение к созерцанию определенных форм, в которых он уже реально проявился, и вы, напротив, должны признать эти формы тем более достойным объектом вашего рассмотрения, чем более в них развиты своеобразные и отличительные признаки религии.

Но вы, быть может, не признаетесь в этом основании вашего отвращения к положительной религии; быть может, все старые упреки, которые вы обыкновенно делали религии вообще, вы теперь направите против отдельных религий и будете утверждать, что именно в том, что вы называете положительным в религии, должны содержаться черты, которые постоянно возбуждают эти упреки и оправдывают их, и что именно поэтому они не могут быть естественными проявлениями истинной религии, как я старался их вам изобразить. Вы укажете мне, что все они без различия полны тем, что, по моему собственному признанию, не есть сущность религии, и что, следовательно, начало порчи должно быть глубоко заложено

 

==184