Речи о религии

ее существу и что — нет; они не знают, что им признать характерным и необходимым в ней, и что — отделить от нее как произвольное и случайное; они не находят точки, с которой могли бы обозреть целое, и не понимают религиозного явления, в котором они сами мнят жить, за которое они борются и вырождению которого они содействуют именно тем, что, хотя целое владеет ими, они сами сознательно владеют лишь единичным. К счастью, инстинкт, которого они не понимают, руководит ими правильнее, чем их рассудок, и природа сдерживает то, что уничтожили бы ложные размышления и основанное на них поведение. Кто полагает характер отдельной религии в определенном количестве восприятий и чувств, тот необходимо должен допускать какую-либо внутреннюю и объективную связь, соединяющую между собой именно данные элементы и исключающую все остальные. И это ложное представление, впрочем, оно весьма тесно связано с обычным, но совершенно не соответствующим духу религии способом сопоставлять и сравнивать религиозные представления. Целое, которое было бы действительно так составлено, было бы, конечно, не тем, которое мы ищем и в силу которого религия во всем своем объеме приобретает определенную форму; оно было бы не целым, а произвольным отрезком целого, и не религией, а сектой; ибо едва ли оно может возникнуть иначе, как в силу того, что религиозный опыт отдельного лица, и притом относящийся лишь к краткому периоду его жизни, признается нормой для общины. — Но формы, которые создала история и которые действительно существуют, имеют совсем иное единство. Всякое сектантство, умозрительное, стремящееся свести в философское единство отдельные воззрения, как и аскетическое, настаивающее на систематичности и определенной последовательности чувств, старается установить по возможности совершенное однообразие между всеми, кто хотят приобщиться к определенной части религии. Но если тем, кто заражены этим исступлением, и кого, конечно, нельзя упрекнуть в недостаточной действенности, еще никогда не удавалось низвести положительную религию до уровня секты,³ то вы должны признать, что эти положительные религии, которые тоже ведь возникли, и величайшие из которых созданы отдельными людьми, составлены по иному принципу и имеют иной характер, если они существуют вопреки всем таким нападениям. И если вы вспомните о времени, когда они возникли, то вы еще яснее поймете это: ибо вы тоща вспомните, что каждая положительная религия, во время своего развития и расцвета, т.е. в эпоху, когда ее жизненная сила всего моложе и свежее, а потому и вернее всего может быть постигнута, движется в совершенно ином направлении; а именно, она не концентрируется и не исключает из себя многого, а напротив —

 

==189

Шлейермахер

расширяется вовне, выпускает из себя все новые ветви, и впитывает в себя все более религиозного материала, чтобы развивать его согласно своей особой природе. Итак, они формируются не на основании ложного принципа, и последний не тождественен с их природой; он есть порча, проникшая в них извне, и так как он столь же чужд им, как и духу религии вообще, то их отношение к нему, которое сводится к неустанной борьбе, может скорее доказать, чем опровергнуть, что они сформированы именно так, как должны быть сформированы подлинно индивидуальные явления религии.

Столь же мало могут те различия в религии вообще, на которые я доселе мимоходом обращал ваше внимание, или какие-либо иные, сами по себе создать всецело и индивидуально определенную форму религии. Три часто упоминаемые мною рода опознания бытия и его всеобщности, именно, как хаоса, как системы, и в его стихийной множественности, отнюдь не могут составить столько же отдельных и определенных религий. Вы знаете, конечно, что деление понятия, как бы далеко оно ни заходило, никогда не может довести нас до индивидов, а всегда проводит лишь к менее общим понятиям, подчиненных более общему, к видам и подвидам, которые в свою очередь могут охватывать множество весьма различных частностей; но чтобы найти характер самой единичной вещи, нужно исходить из общего понятия и его признаков. Приведенные три разновидности религии суть действительно не что иное, как такое обычное и всюду встречающееся деление на основании привычной для всех схемы единства, множества и целостности. Они суть, следовательно, виды религии, но не религиозные индивиды, и потребность, во имя которой мы ищем последние, было бы совершенно не удовлетворена наличностью религии в этой троякой форме. Ведь вполне очевидно, что, хотя каждая определенная форма религии необходимо должна примыкать к одному из этих видов, она в силу одного этого еще отнюдь не становится отдельной и вполне определенной религией. Ибо в каждой из этих областей вы видите множество таких явлений, различие между которыми вы никоим образом не можете считать лишь кажущимися. Следовательно, и это отношение также не могло сформировать отдельные религии. И столь же мало, очевидно, персонализм и противоположный ему пантеистический способ представления в религии суть такие индивидуальные формы.⁴ Ведь и они проходят через все три вида религии, и уже поэтому не могут быть индивидами. Напротив, они суть лишь иной род подразделения, так что все, что принадлежит к указанным трем видам, может быть выражено обоими этими способами. Здесь мы, конечно, не должны забыть того, в чем мы недавно сошлись, именно что эта противоположность касается лишь способа, каким рассматривается