1. Наше бытие в канун XXI века

Назову сейчас перечислительно несколько составляющих такого сдвига

бытийных проблем XX века к полюсу культуры (такое перечисление будет

одновременно и введением в мое понимание того, "что есть культура").

В этом перечислении я мало что буду обосновывать, рассчитывая на

встречную интуицию читателя, живущего в то же историческое время.

Причем для начала обозначу этот полюс просто как совокупность неких,

резко бьющих в наше сознание, феноменов, а затем вдумаемся в полученный

контур. И еще одно: на первый взгляд очерчиваемый ниже сдвиг затрагивает

жизнь европейского человека, европейскую "феноменологию духа", но, как мы

вскоре поймем, речь идет именно о мировом феномене.

1. ...Уже в первой четверти XX века, в его социальных взрывах, в первой

мировой войне, в назревании чудовищных тоталитарных диктатур, в

высвобождении целых материков незнаемой духовной жизни - Азии и Африки...

иными словами - в решающих трагедиях XX века, которые, казалось бы, не имеют

к культуре никакого отношения, именно в них обнаруживается и осознается

роковое исчерпание и расщепление единой лестницы прогрессивного восхождения

европейской цивилизации: науки - техники - материального благополучия -

морали - социальной матрицы - по ступеням тех, как будто бы единственных и

всеобщих ценностей, смыслов жизни, что были впервые завязаны еще в XV - XVI

веках (Возрождение); поняты в своей изначальности в XVII веке ("республика

ученых"); упрощены и освящены рассудком в веке XVIII (Просвещение); наконец,

прорефлектированы Разумом немецкой классической философии (грань XVIII и XIX

веков).

В начале XX века связь веков разорвалась.

В 10-е - 20-е годы все более выявляется несводимость Ближневосточного

(Библейского) и - Античного, Античного и - Средневекового смыслов бытия,

несводимость их и друг к другу, и к смыслу, очерченному "способностью

суждения" Гольбаха, или Дидро, понятому (на его пределе) философским умом

Канта, или Гегеля. (Впрочем, в несвязанной форме этот смысл жизни витал в

сознании и в осознанной деятельности всех европейцев Нового времени.)

Но на этом расщепление смыслового спектра не закончилось. Наше сознание

реально и неотвратимо напрягается "смыслами жизни, смыслами бытия"

современных (и исторических) Азии и Африки... Все эти спектры иных смыслов

врываются в наше повседневное - а отнюдь не только философское - бытие, их

никак невозможно "понять" (если уж начнешь понимать...) как - "низшие", как

"предыдущие ступени лестницы". Это - просто - иные смыслы. Но смыслы -

существенные и роковые в моей повседневной жизни. Человек Европы (и не менее

- человек Азии и Африки...) оказывается где-то в промежутке различных

встречных и пересекающихся смысловых кривых, и ни одна "кривая не

вывезет...", ни к одной человек не прирастает, он все время остается

(оказывается) наедине с самим собой. Индивид теряет комфортное место "точки"

на некой единственной восходящей траектории. В таком промежутке ни один

осмысленный поступок уже не имеет абсолютной исторической или ценностной

санкции. Каждый поступок (если он хоть как-то осознан) всегда что-то

преступает, несет в себе риск личного перерешения - заново! - исторических

судеб, выборов, решений, исторических форм общения. Все эти ценностные и

смысловые спектры оказываются значимыми одновременно; каждый смысл вновь и

вновь претендует на единственность и всеобщность, и вместе с тем в XX веке

все эти всеобщие ценностные спектры действительно осмыслены (а не просто

указующе регулятивны) только в общении друг с другом, только в ответ на

вопрос иного смысла. И - только в атомарном средоточии каждого

индивидуального сознания и бытия.

В этом, интегрально очерченном, сосредоточении различных духовных

спектров, различных духовных всеобщностей возможно разглядеть две основные

составляющие.

Во-первых, некая "горизонталь": смещение и сближение современных культур

Запада и Востока, Севера и Юга, Европы, Азии, Африки, Латинской Америки.

Сближение и взаимообоснование этих спектров в сознании и мышлении каждого

современного человека. На грани такого сближения сама идея культуры (как

грани культур) приобретает решающее экзистенциальное значение в нашем

повседневном сознании и бытии.

Во-вторых: некая "вертикаль" собственно европейской линии культурного

восхождения. В одной точке сосредоточиваются и взаимоопределяют друг друга

античный, средневековый, новоевропейский духовные спектры, опять-таки

обнаруживая свое одновременное (собственно культурное) бытие. Античная идея

первосущего бытия, не вмещаемого ни в какие сущностные определения и выводы.

Идея бытия, понятого - без перевода на язык познания - как нечто единое,

космическое в своем противопоставлении и роковой внутренней связи с идеей

хаоса, беспредельного. Средневековая идея бытия вещей, как их собственного

небытия, но - все-бытия в причастии единому всеобщему субъекту.

Нововременная идея "мыслящего тростника", со всех сторон окруженного чуждой,

потусторонней, протяженной субстанцией, лишь познанием претворяемой в силу

практического действия (по схеме Бэкона - "знание - сила").

Эти идеи в современном сознании всеобщи и нравственно насущны

одновременно, взаимопредполагая и взаимоисключая друг друга, образуя

основное напряжение человеческого бытия. В своих определениях я сейчас

забежал далеко в философские дебри, но у меня есть твердая уверенность, что

при внимательном вдумывании в эти преждевременные формулы современный

читатель все же опознает свои собственные внутренние духовные борения.

Но в эту дополнительность вплетается и усиливает исходное напряжение

упомянутая выше "горизонталь" - невозможное, трагическое взаимопредположение

Запада и Востока...

Конечно, в инерции классических идеалов сознания такое бытие "в

промежутке" непереносимо, наше сознание спешит к однозначному выбору: или в

абсолютный покой Востока, или - в причащение средневековья (лучше всего - в

массовых формах - за-тебя-все-решающего деревенского "лада"), или - в чистый

эстезис античности, или - в позитивистский (попросту - рассудочный)

прогрессизм Нового времени. Впрочем, все "эпохальные дополнительности

разума" (Восток; средние века; античность; Новое время...) в реальной

сумятице сознания свинчиваются до расхожих, но тем более успокоительных, из

пальца высосанных, но - друг другу противопоставленных рецептов спасения.

Деревенский лад, ничего общего не имеющий с реальной деревней Глеба

Успенского, или Бунина, Чехова, или толстовской "Власти тьмы"... Ценный лишь

тем, что он якобы способен решать, полагать, упорядочивать нашу жизнь за и

помимо нашего индивидуального сознания и воли... Мистическое растворение в

космическом духе, опять-таки спасающее ("по идее...") от собственной

ответственности и выбора... Здравый смысл, освобожденный от действительных

мук попперовского или витгенштейновского позитивизма, заменяющий

предельности разума поспешными отмычками бытовой рассудительности. Только

ведь в реальной жизни даже эти, облегченные (но - различные), рецепты

вступают в трудное противостояние и заново - хотя и мелочно, вздорно -

раздирают наше сознание... Ведь странное бытие в промежутке, в ситуации

одинаковой значимости различных (все - абсолютны!) смысловых спектров - это

бытие от наших заклинаний никуда не исчезает, оно все время в нас, оно -

неустранимо. Так же как неустранимо и "сознание промежутка", сознание - все

время заглушаемое и растравляющее душу - абсолютной исторической, в прошлое

и в будущее, личной ответственности за свою судьбу; неустранимо сознание

события многих, исключающих друг друга форм сознания, форм мышления;

нравственных идеалов. Такое "несчастное сознание" (в параллель и в антитезу

с "несчастным сознанием" гегелевской "Феноменологии духа") возникает вновь и

вновь, оборачивается постоянным memento mori.

Действительный выход мог бы состояться не в "выходе" из этого сознания в

бессознательное, но - в новом мышлении, в разумении, способном его, это

сознание, сосредоточить, творчески претворить.

Но до этого еще далеко.

В первых философских концепциях века (от Шпенглера до Тойнби, от Бердяева

до Хайдеггера...) этот сдвиг в нашем социальном и духовном бытии, сдвиг в

нашем сознании фиксируется - в разной степени рефлексии - но чаще всего - в

утверждении истинности одного из всеобщих смыслов ("только он -

действительно всеобщ...") или в рядоположенности и абсолютной разведенности

этих смысловых спектров ("каждый смысл - всеобщ, но понять друг друга люди

разных смысловых миров не способны"). Но осмысление этого сдвига все же

неотвратимо103.

Однако дело не только в насущности сопряжения (на грани) различных - и

каждый из них всеобщ! - духовных спектров. Дело в том, что каждый из этих

миров и само их сопряжение "проваливаются" до самого начала, до "мира

впервые", до изначальных исторических, предысторических решений - решений,

выборов, встающих в сознании индивида.