Инстинкты шимпанзе

дания его метаний по комнате стараешься хотя бы на время уборки комнаты связать его или прикрутить шнурком к определенному месту.

Как то уже было отмечено (стр. 99 [92], «Свободолюбие и борьба за свободу»), определенную злобную реакцию шимпанзе вызывают всякое его одевание, знаменующее для него посягновение на свободу его движений.

Нечего и говорить, что Иони озлобляется при причинении ему физической боли (при его наказывании), особенно когда это исходит со стороны мало близкого ему лица, когда шимпанзе в ответной агрессивной реакции так звереет и так разъяряется, что становится серьезно опасным.

Мстительность.

В некоторых случаях мы определенно можем говорить о мстительности шимпанзе.

Однажды Иони обжегся рукой о только что вытопленную железную печь, — через некоторое время он покрылся тряпкой и стал угрожающе налетать на эту печь, хлопая по ней рукой.

В исключительных случаях наказывания Иони плеткой за особые провинности (укус деревенской девочки) замечается, что если это наказывание осуществляется своими людьми (его хозяевами), он переносит его покорно: он сидит, не сходя с места, и при каждом ударе делает типичную злобную гримасу, обнажает верхние зубы, судорожно кривит губы, морщит верхнюю часть лица, но не переходит в наступление; в крайнем случае он изливает свою злобу лишь на орудие наказания: схватывает плетку, грызет ее зубами и ожесточенно отбрасывает прочь. Но стоит кому-либо из посторонних хотя бы легко ответить ударом на его легкий укус, он прямо свирепеет и набрасывается тогда уже с удесятеренной силой и злобой.

Правда, порой Иони старается отомстить и своим, но никогда он не разнуздывается так сильно, как по отношению к чужим.

Например он провинился, я намахиваюсь на него рукой, однократно щлепаю, он явно злится, оскаливает зубы, кривит рот и в свою очередь ударяет меня рукой и отбегает. При случайном причинении зверьку боли он производит частое как бы досадливое придыхание, как в случае его поимки при играх ловли.

Если шимпанзе находится в своей клетке, а не на свободе в комнате, он видимо чувствует себя более уверенным и при наказывании его там мстит более агрессивно и нередко кусает даже и своих.

Не могу не упомянуть еще раз о случае задержанной злобы (приведенной в отделе «1. Лечение шимпанзе.»), который явно указывает, что шимпанзе необычайно диференцирует свою агрессивность в зависимости не только от места, но и от лица, по отношению к которому эта злоба возникает, — что терпится им при одних условиях, не допускается при других, что прощается одному, не дозволяется другому. Пословица: «Quod licet lovi, nоn licet bovi» оправдывается и в «этикетах» шимпанзе.

Уже не раз было упомянуто о необычайной склонности шимпанзе заражаться из подражания настроением, чувством окружающих близких к нему лиц, и чувство злобы не составляет в этом отношении исключения20 , более того — можно определенно сказать, что Иони особенно легко солидаризируется с человеком в проявлении злобных чувств.

Инстинкт общения

Переходя к социальным чувствам шимпанзе, прежде всего следует подчеркнуть, что, как и всякий ребенок, шимпанзе ищет в человеке защитника, покровителя, кормильца, заменяющего ему утраченную мать, с которой на воле он конечно был бы еще в самом непосредственном и тесном контакте.

Выражение ласки и привязанности.

Неудивительно поэтому, что он скорее и больше тянется к общению с женщинами, чем с мужчинами, так как первые своим материнским чутьем угадывают лучше и выполняют совершеннее его младенческие по-

20 Подробнее об этом см. в отделе Глава 7, Подражание.

115

Инстинкты шимпанзе

требности. Женщину, которая его поит и кормит, он тотчас же выделяет от других, он бежит только под ее защиту от настоящих и мнимых страхов, он вполне спокоен и счастлив только в ее присутствии, он доверяется только ей во время своего нездоровья, когда особенно желает быть как можно ближе к ней. Он необычайно огорчается в случае временного ухода своей покровительницы, делает настойчивые попытки удерживания ее, необычайно радуется ее приходу и особенно демонстративно выражает ей свои ласки и сочувствие, он быстро заражается ее настроением, никогда сильно не злобится на нее, даже явно задерживает непроизвольно рефлекторно появившиеся по отношению к ней злобные чувства; он чрезвычайно чуток ко всякому порицанию и наказанию, исходящему со стороны своей покровительницы, бежит к ней непромедлительно при всяком своем огорчении, нападает на ее мнимых обидчиков, правда до известного предела, до тех пор пока не угрожают серьезной опасностью ему самому. Для привязанности шимпанзе характерна еще одна черта — неустойчивость, непостоянство: теряя почему-либо одно покровительствующее ему лицо, шимпанзе немедленно стремится найти другое, как бы боясь остаться без опеки, и меняет мгновенно даже длительные, прошлые симпатии на новые, но необходимые ему в данный момент.

Находясь в зоологической фирме, в течение недели своего пребывания шимпанзе чрезвычайно привязался к своей временной владелице — хозяйке фирмы. Он совсем не кусал ее несмотря на все манипуляции, которые она с ним проделывала; он тотчас же бросился на руки к ней, а не к хозяину фирмы, едва увидел нас, чужих людей. Когда стали брать шимпанзе, чтобы посадить его в перевозную клетку, Иони побежал под защиту своей покровительницы, обвил ее руками за шею так сильно, что двое сильных мужчин не могли оторвать его от нее. При попытках взять Иони он отбивался руками и ногами, отчаянно ревел, кусал всех направо и налево кроме своей хозяйки; если же он не находил и у нее поддержки и видел ее соучастие в деле его вмещения в клетку, то убегал от нее, метался по комнате, забиваясь в отдаленнейшие уголки; когда же его извлекали оттуда силой, отчаяние его было безгранично: с раздирающими душу криками он снова бросался к своей вероломной покровительнице и сопротивлялся с таким напряжением сил, что 5 человек (трое мужчин и две женщины) едва могли с ним справиться в течение двух часов его поимки и водворения в клетку.

Когда Иони наконец был вмещен в клетку и посажен на извозчика, он не переставал отчаянно реветь и во время езды, но как только я протянула ему руку через жерди клетки и взяла его за руку, он сразу успокоился и был смирен и тих в течение всего остального, длительного пути.

Казалось бы, что по приезде в чужой дом и после его высвобождения из клетки его отчаяние и злоба проявятся с прежней силой. Каково же было наше изумление, когда выпущенный на свободу Иони тотчас же бросился ко мне на шею точно так же, как к только что оставленной хозяйке, не хотел от меня отойти ни на шаг, не отпускал меня от себя, цеплялся за меня так, что с трудом верилось, что час назад на все мои попытки ласково подойти к нему он отвечал злобным настойчивым кусанием.

Хотя по отношению ко всем окружающим взрослым членам нашей семьи шимпанзе был мирно настроен, но к женщинам определенно «благоволил» больше, чем к мужчинам: он доверчивее взбирался к ним на руки, длительнее и охотнее играл с ними, чем с мужчинами.

В связи с этим стремлением Иони к обеспечению себя покровительством человека мне вспоминается и другой случай, имевший место значительно позднее21 .

Однажды Иони после многократных, настойчиво прерываемых нами попыток кусания девочки-подростка тем не менее улучил момент, изловчился и больно укусил ее за палец. Мой муж тотчас же схватил обезьянника за шею, пригнул его тело к земле и больно стал шлепать его рукой по спине. Иони разразился громким ревом и, увидя меня, бросился под мою защиту, продолжая отчаянно плакать. А когда и я наградила его шлепком, он закричал еще сильнее и тотчас же поспешил подбежать к другой женщине из группы наших домашних, покорно, тихо и смирно сел близ нее, — как если бы искал у нее защиты.

Привязчивость Иони к какому-либо лицу определяется в первую очередь длительностью общения с этим лицом.

В первые дни пребывания обезьянника у нас в доме он быстро привык ко мне и предпочитал меня всем другим, но стоило другому лицу провести с ним вместе целый день, как Иони уже стал явно более симпатизировать этому лицу, чем мне. Иони тянулся за ним, а не за мной, при уходе, заигрывал с ним больше, чем со мной, и плакал, когда новый покровитель покидал его на меня.

21 Спустя 10 месяцев пребывания Иони у нас.

116

Инстинкты шимпанзе

Но вскоре, пробыв с обезьянником почти неотлучно в течение 1—2 дней, я опять перетянула на себя внимание и симпатии зверька и позднее завоевала его расположение настолько основательно, что как бы попала в добровольное рабство этого маленького деспота.

Каждый мой уход от Иони приводил его в отчаяние и обычно сопровождался ужасающими сценами борьбы, сопротивления зверька этому уходу: он неистово кричал, плакал, напрягая все свои силы, энергично ловко использовывая все имеющиеся в распоряжении средства, чтобы удержать меня близ себя (см. отдел

«Печаль», стр. 64 [68] — стр. 65 [69]).

Значительно позднее, когда Иони отпускал меня от себя уже более беспрепятственно, всякий раз как я уходила, оглядываясь, я неизменно видела его провожающий меня взгляд.

Обычно каждый мой приход к Иони в комнату был для него источником радости: он волновался, пушился, привставал на ноги, встречал меня звонким, пронзительным, отрывистым уханьем, переходящим в высокий звучный лай, он протягивал по направлению ко мне руки, подбегал сам, бросался ко мне на руки, прижимался, полураскрытым ртом припадал к моей голой шее и учащенно дышал.

После 10-месячного пребывания у нас Иони он привязался к нам обоим (ко мне и моему мужу) настолько сильно, что всякий раз, когда например через стекло своей комнаты он видел наш отъезд на лошадях или уход в лес (в деревне) он разражался громовым криком, слышным нам на большом расстоянии и не умолкавшим до тех пор, пока мы не скрывались с глаз; сквозь двойную застекленную раму Иони на том же расстоянии уже усматривает наше появление на опушке леса и начинает взволнованно ухать. Нередко через дверь своей комнаты он узнавал мой голос, свидетельствующий о моем приходе, и реагировал на это заливчатым, радостным ухающим звуком. Выше было отмечено, как Иони ассоциировал стук остановки лифта в месте против нашей квартиры, как, еще не входя в квартиру, через две двери мы слышали, что наш маленький узник бурно, шумно, звучно радуется нашему возвращению.

Его предпочитание меня перед моим мужем было самоочевидно и может быть доказано несколькими характерными случаями. При поездке с Иони в другой город на вокзале мой муж, желая мне помочь нести Иони, хотел взять его на руки, — зверок бурно сопротивлялся этому и не дал это осуществить.

Когда мы заняли втроем (включая Иони) двухместное купе, Иони схватился за меня руками, плакал и не хотел меня отпустить выйти оттуда ни на секунду, не желая оставаться с моим спутником (что в условиях домашнего обихода он уже легко допускал делать).

Более того, когда мой муж хотел взять его насильно на руки, Иони пытался даже кусать его, чего дома по отношению к своим он уже давно не позволял себе. Другой пример: мы втроем (я, муж и наш маленький питомец) идем в лес; ища грибы или ягоды, я остаюсь на месте, мой муж идет вперед; Иони некоторое время следует за ним, но на полдороге возвращается и остается со мной. Третий случай: мой муж уходит по направлению к дому, я остаюсь у ручейка. Иони некоторое время следует за ним, но как только усматривает меня отставшей, он покидает своего спутника и возвращается ко мне. Если в лесу мы расходимся в разные стороны, Иони следует за мной, а не за моим мужем. Иногда Иони остается с моим мужем и сидит на открытой террасе дачного домика, я иду издалека. Едва Иони увидит меня, он срывается с места, бежит мне навстречу, всем своим существом выражая буйную радость.

Уже после нескольких недель пребывания у нас Иони привязался ко мне так сильно, что никому другому кроме меня не давался кормить его, упрямо отворачиваясь от пищи в обычные сроки кормления, реагируя упорным отказом на самые настойчивые и ласковые предложения еды и голодая до тех пор, пока не приходила я и не давала ему есть.

Однажды накормленный мной в 9 часов утра, в мое отсутствие в обычный час его завтрака (в 12 часов дня) он не желал брать еду из других рук, поджимал губы, когда подносили ему кружку с молоком, отворачивал голову и голодал до 4 часов22 . Когда же появилась я и поднесла ему ту же кружку с молоком, он жадно кинулся к еде, пил не отрываясь до тех пор, пока не осушил всю кружку до самого дна. Было совершенно очевидно, что он проголодался, но что он предпочитал голодать, нежели есть не из моих рук.

В другое время он готов переедать, ест неохотно, явно насильно, желая лишнюю минуту пробыть со мной. Чаще всего именно во время кормления Иони выказывает по отношению ко мне известную ласковость:

22 Следовательно в течение 7 часов совсем не получал пищи.

117

Инстинкты шимпанзе

когда я его пою молоком или приношу ему вкусные вещи, он осторожно дотрагивается до моей головы пальцем, либо схватывает меня обеими руками за подбородок (Табл. B.21, рис. 3), прижимается ко мне раскрытым ртом, издает звонкий кряхтящий звук. Я склонна рассматривать эти жесты, эти движения шимпанзе как внешнее выражение высшей радости, сопровождающее его ответные благожелательно-ласко- вые чувства, может быть являющиеся прототипом благодарности.

Как уже было отмечено ранее, когда Иони хочет есть, пить или спать, он буквально не спускает с меня глаз, ходит за мной по пятам, все время демонстративно взглядывая мне в лицо, причем для выражения потребности пить у него выработался специальный условный рефлекс: он подбегает ко мне и ежесекундно присасывается губами то к одной, то к другой открытой части моего тела (к рукам, к шее, к лицу) и всякий раз пьет с жадностью воду, предлагаемую ему мной в ответ на его демонстративную образную просьбу.

Иони допускает только мне укладывать его в постель и не желает засыпать ни с кем другим. Он охотно засыпает у меня на коленях и спит так длительно безмятежным сном (Табл. B.1, рис. 1). Он еще охотнее спал бы со мной вместе на одной постели и протестует, когда я препятствую этому. В первые дни его пребывания у нас, когда в силу необходимости я устроила ему постель в ящике на полу, в уголке своей спальни, он настойчиво вылезал из ящика и перебирался на ночлег ко мне на кровать и желал спать рядом со мной, быть как можно ближе ко мне23 .

Прежняя его владелица, хозяйка зоологической фирмы сообщила мне, что аналогичную склонность он обнаруживал и при жизни в их доме и всегда предпочитал спать на одной постели с домашней работницей или с самой хозяйкой, нежели один.

Как уже было упомянуто, когда Иони нездоров, когда он чувствует себя совершенно беспомощным, он настойчиво тянется только ко мне, не отпускает меня от себя ни на один шаг, ни на одну минуту. Например на следующий день после киносеанса, ослепленный ярким светом, Иони несколько страдает глазами: щурится и совершенно не может смотреть на свет; чувствуя себя вследствие несовершенства зрения более беспомощным чем обычно, — он либо сидит, забившись в угол, где чувствует себя в большей безопасности, либо жмется ко мне и категорически противится моим попыткам даже кратковременного и недалекого отхода от него.

В это время всего охотнее он забирается ко мне на колени, жмется ко мне, лежит, добродушно поглядывая на меня, вопреки обыкновению он часами сидит со мной неподвижно, тихо, смирно рассматривая мое лицо, дотрагиваясь до волос (Табл. B.94, рис. 2).

Во время болезни он особенно чутко реагирует на мое отношение к нему, выражающееся даже в тоне моего голоса, на что в обычное время он не обращает большого внимания,. и если он слышит недовольные резкие ноты, то вытягивает раструбом губы, как при начале плача, или начинает часто-часто дышать, ухватывает меня за подбородок, как бы желая меня смягчить, расположить к себе, берет в рот мой палец и как бы засасывает его.

В случае если в это время он не слушается меня и мне приходится применять строгий окрик, он разражается сильнейшим ревом и не успокаивается до тех пор, пока я не приласкаю, не обниму его. И теперь во время нездоровья он чаще, чем когда-либо, выявляет по отношению ко мне ответное нежно-ласковое обращение.

Если я для его успокоения или лечения во время болезни кладу его к себе на постель, он радуется необычайно, учащенно дышит, хватает меня руками, прикасается ко мне полураскрытым ртом или более плотно сложенными губами, слегка зажимая мою щеку или присасываясь к ней, не переставая учащенно дышать, и в это время весь он как бы дрожит и трепещет всем телом; чем сильнее он защипывает губами, тем более он учащает темп дыхания.

Это прикосновение ко мне шимпанзе в минуты радости раскрытым ртом или сложенными губами я определенно интерпретирую как зачаток поцелуя, зародившегося из желания осязательного контакта с близким существом, доставившим ему какую-либо радость.

Правда, во время пребывания Иони в зоофирме его хозяйка очень наглядно демонстрировала мне уменье Иони целоваться совершенно человеческим способом. И действительно, в ответ на ее протянутые губы

23 Вероятно на воле в этом возрасте Иони спал бы еще вместе со своей матерью.

118

Инстинкты шимпанзе

Иони и сам вытягивал свои губы, они чмокались — и создавался поцелуй. Но так как из чувства брезгливости и из-за гигиенических соображений я не склонна была вызывать шимпанзе на поцелуи, он отвык целоваться при помощи вытянутых губ, а в соответствующих случаях при выявлении радости и нежности неизменно употреблял более естественный для него способ поцелуя — прикосновение открытым ртом и легкое защипывание губами кожи ласкаемого им человека.

И такое прикосновение я наблюдала y Иони только по отношению к своим и особенно благорасположенным к нему людям — например ко мне, к моему мужу, — но никогда не замечала по отношению к посторонним, радостное притрагивание к которым ограничивалось у Иони только прикасанием руки (прообраз рукопожатия), но никогда не губами или тем более раскрытым ртом.

Насколько Иони был чуток ко всякого рода порицанию, от меня исходящему, можно судить по тому, что например при занятиях с ним в лабораторных условиях мне положительно невозможно было применять строгость; даже при простом намахивании от неверно взятого и настойчиво подаваемого им мне объекта, а тем более при строгом оклике «неверно» Иони так волнуется, теряется, хнычет, плачет, что уже решительно ничего не понимает; если медлишь с его успокоением, он моляще протягивает мне руки, просясь на колени, если я его не беру, заходится плачем и совсем бросает работу, и даже утешенный и обласканный мной нескоро приходит в спокойное настроение и не сразу может заняться прежним делом.

Первые месяцы пребывания в нашем доме Иони совершенно не слушался меня и не подчинялся моим требованиям.

Без посторонней помощи мне никогда не удавалась уйти от него из комнаты, он совершенно игнорировал мое приказание ему «итти в свою клетку» невзирая на самый мой сердитый тон и громкие окрики и угрозы, в то время как в тех же случаях он скорее слушался других лиц и в частности моего мужа.

Более того, в моем присутствии Иони меньше повинуется даже тем людям, которым обычно подчиняется, и вместо того чтобы послушаться их приказания (касательно ухода в клетку), с криками, с плачем Иони бросается под мою защиту и, упрямясь, отстаивает «свои права» до тех пор, пока я не уйду. И только когда видит, что меня нет и больше не на кого надеяться, он быстро выполняет приказание. Если Иони в чем-либо не слушается меня, стоит мне пригрозить ему моим уходом из комнаты, как он тотчас же подчиняется мне, а если он, разойдясь, все еще упорствует и я привожу свою угрозу в исполнение, ухожу из комнаты, оставляя его на другое лицо и при этом нарочно машу на него рукой, как бы отвергая, — он впадает в отчаяние, трясется, дрожит всем телом, бросается к двери, скрывшей его от меня, и яростно, злобно грызет ее.

Он неутешен до тех пор, пока я не примирюсь с ним, и когда, войдя, я опять сажусь от него несколько поодаль, он тянется ко мне, направляя вперед обе руки. Если я не беру его, он заламывает руки на голову, закрывает ими глаза, плачет, потом, смотря на меня, оставаясь в сидячем положении, незаметно переставляет ноги и медленно приближается ко мне, доходя почти вплотную до меня. Если я его несколько отстраняю, он разражается неистовым ревом; если я сижу нарочито равнодушно, плотно сомкнув свои руки и не иду ему навстречу ни одним : своим движением, он с силой раздвигает мои руки в стороны, пользуясь малейшим открывшимся отверстием, чтобы пролезть ко мне на колени, осторожно продвигает в это отверстие свою руку, потом, не ощущая моего сопротивления, просовывает голову, пролезает всем туловищем, плотно усаживается сам на коленях и, как бы утвердившись в надежном приятном месте, восстановив приятельские отношения, совершенно успокаивается.

Если во время этой процедуры его «заезда» ко мне я тихонько скажу: «ну поди ко мне!» — он прямо срывается с места, бросается на руки, плотно прижимается ко мне и кажется только тогда вполне спокоен и счастлив.

Только значительно позднее (спустя полгода) Иони стал слушаться и меня, почти не оказывая сопротивления моим требованиям. На протяжении 2½ лет пребывания у нас зверька я могу привести только два случая его серьезного укуса меня.

Первый случай произошел в первый день его пребывания у нас, когда вдруг Иони неожиданно сильно ухватил меня за палец в тот момент, когда я хотела взять и унести клетку, в которой его привезли из зоофирмы.

Второй случай укуса имел место значительно (месяцев 6) позднее предыдущего и был связан с самым тягостным для зверька моментом усаживания его в клетку. Оставшись одна дома и в течение часа не будучи в состоянии справиться с Иони и вместить его вечером в клетку, я вынуждена была прибегнуть к содействию

119