Инстинкты шимпанзе

Не будучи в состоянии добраться туда, тщетно я взываю, приглашаю Иони жестом и словом сойти вниз. Но он неумолим и совершенно-равнодушен к моей просьбе, так как знает из опыта, что за ней воспоследует,

— и потому он предпочитает часами лежать и поваливаться на потолке клетки в полном бездействии, но на свободе, нежели получить доступ ко всем возможным развлечениям, но в заключении клетки. Забравшись на клетку, шимпанзе не желает променять своей свободы ни на лакомства, ни на игрушки: он не поддается ни на ласки, ни на угрозы.

Это начинает нам надоедать, и кто-либо из нас приносит лестницу и взбирается к шимпанзе наверх, но тогда Иони мгновенно спускается вниз, подлезает под клетку, мечется по комнате и спасается от наших преследований с таким азартом, с такой ловкостью, что догнать его нет никакой возможности. Иногда я начинаю бросать наверх какие-либо пугающие его вещи (например маску, изображающую человеческое лицо), Иони злобится, кривит рот, ловко увертывается и все же не сдвигается с места.

Иони можно было заставить спуститься с клетки только двумя приемами: показыванием чего-либо нового или инсценировкой нападения на меня; в первом случае Иони из любопытства готов пожертвовать свободой, во втором из жалости ко мне Иони спешит броситься на помощь каждую минуту, впрочем готовый отпрянуть назад, соразмеряя степень своего приближения с силой натиска на меня (т. е. при большей агрессивности нападающего подходя вплотную к последнему и кусая, при меньшей — спускаясь лишь до половины клетки и выжидательно угрожающе посматривая вниз).

Вцелях удержания обезьянчика в своей власти я стала следить за тем, чтобы при окончании его утренней еды придерживать его близ себя за руку или за ногу и таким образом заранее пресечь его убегание. Но он нашел способ меня перехитрить. Теперь он не желал полностью опорожнять кружку с молоком и оставлял там хоть несколько глотков жидкости. Я длительно уговаривала его допить, предлагала кружку вторично и третично, и это уже отдаляло момент его засаживания в клетку; иногда же во время этой процедуры упрашивания и предложения, когда я ослабляла свое внимание и забывала удерживать его, он тотчас же использовывал подходящий момент и пулей бросался от меня на клетку и далее до самого потолка или забивался под мебель, в самые отдаленные углы, откуда извлекался только силой.

Вдругое время достаточно мне протянуть Иони руку и сказать: «пойдем» (разумея выход с ним в другие комнаты), — и он мгновенно снимается с потолка клетки и доверчиво идет на руки, хотя, увы, не раз попадается в ловушку и после кратковременного пребывания в смежной комнате возвращается и снова вмещается в клетку. В холодное зимнее время при выносе Иони в другие комнаты во избежание его остужения обычно его укрывают с головой одеялом. И вот, после ряда таких вынужденных процедур, Иони пытался применить этот прием одевания как условный сигнал к выходу из комнаты. Он напяливал себе на голову первую попавшуюся тряпку, демонстративно протягивал ко мне руку и сидел так некоторое время, выжидательно поглядывая на меня из-под тряпки.

Если же я пыталась снимать с него покрышку, он недовольно стонал, вырывал ее от меня и опять натягивал ее на себя, обхватывая меня за шею, повисал на мне, совершенно готовый следовать со мной; а если я противилась этому и все же раскрывала его, он сердито набрасывался на меня, злобно теребил, рвал, грыз зубами тряпку, как бы вымещая на ней свой гнев или считая ее главной виновницей в невыполнении его страстного желания к выходу из комнаты и не успокаивался до тех пор, пока его не выносили.

Шимпанзе предпочитает целыми часами сидеть близ меня неподвижно вне клетки, либо валяться на одном месте, нежели сидеть в клетке, полной всяких забав и развлечений.

Из всех этих случаев явствует, как настойчиво стремление шимпанзе выбраться из клетки, какую изворотливость проявляет он в целях освобождения и сохранения своей свободы.

Инстинкт самосохранения (защиты и нападения)

Но и получив свободу, вполне предоставленный самому себе, шимпанзе держится весьма настороженно, недоверчиво и опасливо.

Когда наблюдаешь его на воле, так явственно видишь, каким беззащитным, беспомощным существом чувствует себя этот маленький волосатый «получеловечек» («проклятой человек» — как его величали деревенские женщины), насильственно оторванный от своей родины, от своих собратьев, от своей семьи.

95