Правосудие прибегает к ритуалам

Такая необходимость возникает сразу же после преступления. Это период слез, ритуала скорби, так красноречиво выра­женного в Псалмах. Программа «Истинное правосудие» учла эту потребность, содействуя совершению религиозных специальных служб, посвященных скорби и исцелению пострадавших.

Но мы нуждаемся и в итоговом ритуале, когда правосудие (полное или частичное) уже свершилось. Лук Халсман наз это «ритуалом жизненного переопределения». Он может оказался полезным как для пострадавшего, так и для преступника.

Такие ритуалы – особая сфера, где Церковь могла бы играть важную роль.

Остается ли место наказанию?

Я утверждал, что наказание не должно находиться в фокусе правосудия. Но есть ли в восстановительной модели место во­обще для каких-либо форм наказания? Конечно же, такие ва­рианты, как возмещение ущерба, некоторыми будут восприни­маться как наказание, хотя и более логичное и заслуженное. Так, например, в одном важном исследовании, проведенном VORP, преступники говорили о вынесенном решении как о наказании, но все же более справедливом, чем традиционное. Возможно, слово «наказание» употреблялось за неимением другого (хотя некоторые для описания правосудия использовали термин «вос­становление справедливости»). Однако принять на себя ответ­ственность не легко, и необходимость принять ее многими бу­дет восприниматься как часть наказания. Точно также и изоля­ция особо опасных преступников — даже и в самых лучших ус­ловиях — всегда является тяжелым испытанием.

Следовательно, вопрос не в том, будет ли преступник воспринимать некоторые элементы восстановительного правосу­дия как наказание, но в том, должно ли целью наказания быть именно наказание. Кристи говорит, что, если страдание целенаправленно — применяется, то, по крайней мере, оно не должно ставить перед собой какие-либо иные цели. Страдание должно иметь место исключительно как наказание, а не как путь к достижению иных целей, таких, как исправление или социальный контроль. Причинять страдания, исходя из каких-то утилитарных целей, значит вводить в заблуждение и использовать людей как вещи. Он проводит здесь аналогию со скорбь Когда мы скорбим по умершему, мы скорбим ради самой скорби, а не каких-либо иных целей. Кристи также настаивает на том, что, причиняя страдания, мы должны создавать условия для смягчения этого страдания.

Возможно, наказание нельзя полностью исключить из вос­становительного правосудия, но оно не должно быть нормой а случаи его использования и цели должны быть строго оговоре­ны. Библейский пример показывает нам, что цель, характер и обстоятельства наказания имеют определяющее значение. В Библии обычно не ставится точка на наказании. Библейское правосудие вершится в духе любви. Цель его — в освобожде­нии и достижении жизни-в-шалом. В конце туннеля всегда све­тит возможность прощения и примирения. Наказание ограни­чено, тогда как любовь безгранична. Любить, а не наказывать — вот первейшая обязанность человека.

Если мы наказываем от имени общества, это должно быть справедливо. Наказание должно восприниматься как честное и легитимное, отмечает Игнатьев, что возможно лишь в том случае, если свершившееся мы приняли как опыт истинного правосудия. Чтобы наказание было признано честным, сам процесс и его результат должны быть непосредственно связа­ны с реальными событиями происшествия. Однако необхо­димо учитывать и социальный контекст, и это поднимает бо­лее широкие вопросы социальной, экономической и полити­ческой справедливости.

Если в восстановительной модели и есть место для наказа­ния, оно не центральное. Если наказание и будет применять­ся, то с ориентацией на минимизацию страдания и в условия* контроля; целью же наказания будет восстановление и исцеление. Возможно, есть варианты «восстановительного наказания». Однако, сказав это, я тут же хочу оговориться, что это таит в себе большую опасность, поскольку условий для «разру­шительного наказания» гораздо больше.