Глава XII разделение законов

Чтобы упорядочить целое, или придать наилучшую форму государству, следует принять во внимание различные отношения. Во-первых, действие всего Организма на самого себя, т. е. отношение целого к целому, или суве­рена к Государству. А это отношение слагается из отношения промежуточных членов, как мы увидим ниже.

Законы, управляющие этими отношениями, носят название политиче­ских законов и именуются также основными законами — не без известных причин, если это законы мудрые. Ибо если в каждом Государстве существует лишь один правильный способ дать ему хорошее устройство, то народ, нашед­ший этот способ, должен его держаться. Но если установленный строй плох, то зачем принимать за основные те законы, которые не дают ему быть хоро­шим? Впрочем, при любом положении дел народ всегда властен изменить свои законы, даже наилучшие; ибо если ему угодно причинить зло самому себе, то кто же вправе помешать ему в этом?

Второе отношение — это отношение членов между собою или же ко все­му Организму. Оно должно быть в первом случае сколь возможно малым, а во втором — сколь возможно большим, дабы каждый гражданин был со­вершенно независим от всех других и полностью зависим от Гражданской общины, что достигается всегда с помощью одних и тех же средств; ибо лишь сила Государства дает свободу его членам. Из этого-то второго отношения и возникают гражданские законы.

Можно рассмотреть и третий вид отношений между человеком и Зако­ном, именно: между ослушанием и наказанием. А это отношение ведет к установлению уголовных законов, которые в сущности не столько пред­ставляют собой особый вид законов, сколько придают силу другим законам.

К этим трем родам законов добавляется четвертый, наиболее важный из всех; эти законы запечатлены не в мраморе, не в бронзе, но в сердцах граж­дан; они-то и составляют подлинную сущность Государства; они изо дня в день приобретают новые силы; когда другие законы стареют или или слабеют они возвращают их к жизни или восполняют их, сохраняют народу дух его первых установлений и незаметно заменяют силою привычки силу власти. Я разумею нравы, обычаи и, особенно, мнение общественное. Эта область неведома нашим политикам, но от нее зависит успех всего остального; и в этой области великий Законодатель трудится незаметно — тогда, когда кажется, что он вводит лишь преобразования частного характера,- но это лишь дуга свода, неколебимый замочный камень которого в конце концов образуют гораздо медленнее складывающиеся нравы.

Из этих различных разрядов политические законы, составляющие форму Правления, есть единственный род законов, который относится к моей теме.

Беккариа Чезаре. О преступлениях и наказаниях. М.:ФИРМА <СТЕЛС>, 1995. С.63-95.

Беккариа Чезаре – итальянский просветитель (1738-1794)

ВВЕДЕНИЕ

Обычно люди вверяют заботы о важнейших правоположениях, регулирующих их повседневную жизнь, собственному здравому смыслу или отдают на откуп тем, чьим интересам противоречит появление хороших законов, поскольку они уже в силу своей природы направлены на достижение всеобщего блага и препятствуют усилиям тех немногих, которые стре­мятся сосредоточить в своих руках всю полноту вла­сти и богатства, оставляя большинству бессилие и ни­щету. Поэтому-то, лишь совершив множество оши­бок в важнейших вопросах, касающихся жизни и свободы, лишь испив до дна чашу страданий и зла, отчаявшиеся люди берутся за исправление того бес­порядка, который их угнетает, и начинают постепен­но осознавать самые простые истины. Эти истины обыденный ум не в силах воспринять по причине их простоты, ибо не привык анализировать явления, а способен усваивать лишь общие впечатления, да и то скорее по сложившейся привычке, чем по здравому размышлению.

Вчитываясь в историю, мы убеждаемся, что зако­ны, хотя они по существу не что иное как договоры свободных людей или по крайней мере должны быть таковыми, служат в основном инструментом выпол­нения желаний ничтожного меньшинства или же удовлетворения случайной и преходящей потребно­сти. Но никогда еще законы не были результатом объективного исследования человеческой природы, что позволило бы сконцентрировать с их помощью усилия большинства людей для достижения единой цели и рассматривать эту цель исключительно как наивысшее счастье для максимально большего числа людей. Счастливы те немногие нации, которые, не дожида­ясь, пока неспешный ход человеческой истории и связанные с ним перемены в отношениях людей по­влекут за собой постепенный поворот от зла, дошед­шего до крайнего предела, к добру, сами ускорили этот поворот, насаждая хорошие законы. И фило­соф, который отважился бросить людям из глубины своего полутемного и уединенного кабинета первые и долго не дающие всходов семена полезной истины, заслуживает людской признательности.

Ныне уже известно, какими должны быть истин­ные отношения между государем и его подданными, равно как и между различными нациями. Торговля оживилась под влиянием мудрых истин, распростра­нившихся повсеместно благодаря печатному слову, и между нациями ведется молчаливая война трудолю­бии, самая гуманная и наиболее достойная разумных людей. Таковы плоды этого просвещенного века. Од­нако лишь немногие исследователи осудили жесто­кость наказаний и неупорядоченность уголовного су­допроизводства, т.е. той части законодательства, кото­рая играет исключительно важную роль практически во всех европейских государствах, но и поныне оста­ется там беспризорной. Очень немногие также, опи­раясь на общие принципы, пытались пробить толщу вековых заблуждений, чтобы с помощью света по­знанных истин, по крайней мере, сдерживать все ме­нее управляемый произвол власти, которая до сих пор являла собой пример ничем не ограниченной холодной жестокости. Стоны обессиленных, прине­сенных в жертву бессердечному невежеству и лишен­ному чувства сострадания богатству, варварские пыт­ки, применяемые с ничем не оправданной сурово­стью, чудовищность которых еще более возрастает в связи с недоказанностью или химеричностью предъ­являемых обвинений, убогость и ужасы тюрем, усиленные неизвестностью — этим беспощадным пала­чом несчастных заключенных, — должны были бы за­ставить содрогнуться сановных чиновников, в чьей власти манипулировать общественным мнением.

Бессмертный президент Монтескье лишь бегло кос­нулся этой темы. Истина неделима, и это заставило меня проследовать по пути, освященному гением великого человека. Но мыслящие люди, для которых я пишу, сумеют отличить мою поступь от его. Я был бы счастлив, если бы сумел добиться, как и он, глубо­кой признательности скромных и смиренных после­дователей разума и вызвать в них тот сладостный тре­пет, который охватывает утонченные души, отклик­нувшиеся на призыв защитить интересы человечества.