Глава XI о различных системах законодательств

Если попытаться определить, в чем именно состоит то наибольшее благо всех, которое должно быть целью всякой системы законов, то окажется, что оно сводится к двум главным вещам: свободе и равенству. К свободе — по­скольку всякая зависимость от частного лица настолько же уменьшает силу Государства; к равенству, потому что свобода не может существовать без него.

Я уже сказал, что такое свобода гражданская. Что касается до равенства, то под этим словом не следует понимать, что все должны обладать властью и богатством в совершенно одинаковом мере; но. что касается до власти, она должна быть такой, чтобы она не могла превратиться ни в какое наси­лие и всегда должна осуществляться по нраву положения в обществе и в силу законов; а, что до богатства,— ни один гражданин не должен обладать столь значительным достатком, чтобы иметь возможность купить другого, и ни один — быть настолько бедным, чтобы быть вынужденным себя прода­вать¹: это предполагает в том, что касается до знатных и богатых, ограниче­ние размеров их имущества и влияния, что же касается до людей малых — умерение скаредности и алчности.

Говорят, что такое равенство — химера, плод мудрствования, не могущие осуществиться на практике. Но если зло неизбежно, то разве из этого следует, что его не надо, но меньшей мере, ограничивать. Именно потому, что сила ве­щей всегда стремится уничтожить равенство, сила законов всегда и должна стремиться сохранять его.

Но эти общие цели всякого хорошего первоустроения должны видоизме­няться в каждой стране и зависимости от тех отношений, которые порожда­ются как местными условиями, гак и отличительными особенностями жите­лей; и на основе этих именно отношений и следует определять каждому на­роду особую систему первоначальных установлений, которая должна быть лучшей, пусть, быть может, не сама по себе, но для того Государства, для которого она предназначена. Если, к примеру, почва неблагодарна и бесплод­на или земли слишком мало для жителей данной страны? обратитесь тогда к промышленности и ремеслам, произведения которых вы будете обменивать на съестные припасы, которых вам недостает. Если же, напротив, вы зани­маете богатые равнины и плодородные склоны? если вы живете на хорошей Земле, и у вас недостает населения? тогда посвятите все ваши заботы земле­делию, что умножает число людей, и изгоните ремесла, которые окончатель­но лишили бы край населения, сосредоточив в нескольких пунктах террито­рии то небольшое число жителей, которое там есть. Если вы занимаете протяженные и удобные берега? тогда пустите в море корабли, развивайте торговлю и мореходство; это будет краткое, но блестящее существование. Если море омывает у ваших берегов лишь почти неприступные скалы? тогда оставайтесь варварами и питайтесь рыбой; так вы будете жить спокойнее, лучше, быть может, и, уж наверное, счастливее. Словом, кроме правил, об­щих для всех, каждый народ в себе самом заключает некое начало, которое располагает их особым образом и делает его законы пригодными для него одного. Так, некогда для древних евреев, а недавно для арабов, главным была религия, для афинян — литература, для Карфагена и Тира — торгов­ля, Родоса — мореходство, Спарты — война, а для Рима — добродетель. Автор Духа законов показал на множестве примеров, каким путем Законодатель направляет первоустроение страны к каждой из этих целей.

Устройство Государства становится воистину прочным и долговечным, когда сложившиеся в нем обычаи соблюдаются настолько, что естественные отношения и законы всегда совпадают в одних и тех же пунктах, и послед­ние, так сказать, лишь укрепляют, сопровождают, выправляют первые. Но если Зконодатель ошибаясь в определении своей цели, следует принципу, отличному от того, что вытекает из природы вещей; если один из принципов ведет к порабощению, а другой — к свободе; один — к накоплению богатств, другой — к увеличению населения; один — к миру, другой — к завоевани­ям,— тогда законы незаметно потеряют свою силу, внутреннее устройство испортится, и волнения в Государстве не утихнут до тех пор, пока оно не подвергнется разрушению или изменениям и пока неодолимая природа не вступит вновь в свои права.