Глава 48 Сирия как турецкая провинция
От скромного начала в первой половине XIV века мелкое турецкое государство на западе Малой Азии в течение следующих двух столетий заняло господствующее положение во всей Западной Азии, Юго-Восточной Европе и Северо-Восточной Африке. Его подъем стал одним из важнейших событий современной истории. Слово «тюрок» впервые появляется около 500 года н. э. в качестве названия одного из кочевых народов Центральной Азии. В VI веке тюркские народы сумели создать кочевые государства, простиравшиеся от Монголии и северной границы Китая до Черного моря. Если арабы выжимали все, что могли, из верблюдов, то тюрки – из лошадей. Они пили кобылье молоко, ели конину и верхом на конях одерживали победы. Они пользовались стременами, луками и стрелами. Мобильность была их главным преимуществом перед противниками. В Туркестане они вступили в контакт с индоевропейскими народами, и именно в этом регионе арабские завоеватели конца VII – начала VIII века впервые встретили тюркоязычные народы. Когда, наконец, те из них, которые получили имя османов, достигли Малой Азии, оказалось, что эту землю уже частично отуречили родственные им сельджуки. И сельджуки, и османы традиционно принадлежали к огузам – тюркскому племени или объединению племен.
Основателем османского государства и династии, который и дал им свое имя, был полулегендарный вождь Осман (1299–1326). Его имя, если мы считаем его подлинным, указывает на то, что к тому времени его клан уже склонялся к исламу или принял его окончательно. С переходом в ислам в турецком языке нашли свое отражение тысячи религиозных, научных и литературных терминов из арабского и некоторое количество из персидского. Располагая лишь небольшим объемом письменной литературы, этот язык на время заимствовал арабский алфавит, который оставался в употреблении вплоть до реформ Мустафы Кемаля в 1928 году. В течение примерно 66 лет после своего основания около 1300 года Османское государство оставалось пограничным эмиратом со столицей в Бурсе (Брусе) после
1326 года[266]. С 1366 по 1543 год оно представляло собой монархию со столицей в Адрианополе (Эдирне). Взятие Константинополя в 1453 году Мехмедом II Завоевателем (аль-Фатих, 1451–1481) ознаменовало становление империи. Таким образом, это государство турокмусульман стало наследником Византийской империи, к которой впоследствии прибавилось еще несколько стран Арабского халифата. Османская империя достигла своего зенита при Сулеймане I Великолепном (аль-Кануни, Законодатель, 1520–1566), сыне завоевателя Сирии и Египта Селима I. При Сулеймане турки подчинили себе большую часть Венгрии, осадили Вену. Они оккупировали Родос. Северная Африка, за исключением Марокко, признала политическое господство Высокой Порты (аль-Баб аль-Али) в Константинополе. Провал второй попытки захватить Вену в 1683 году стал началом конца. При Сулеймане империя простиралась от Будапешта на Дунае до Багдада на Тигре и от Крыма до первых порогов Нила. В современной истории мусульманам не удалось создать другого подобного государства. Кроме того, это было одно из самых долговечных исламских государств. С 1300 по 1922 год, когда империя пришла к своему концу, в ней правили тридцать шесть султанов, и все они были прямыми потомками Османа по мужской линии.
Именно султан Селим I (1512–1520) включил арабский мир в состав Османской империи. После своей решающей победы на Мардж Дабике он триумфально вступил в Хаму и Химс, которые оба капитулировали перед ним. Затем перед Селимом сдались Триполи, Сафад, Наблус, Иерусалим и Газа, и «никто из них не оказал никакого сопротивления». На обратном пути из Египта он провел в Сирии достаточно времени для того, чтобы укрепить свои позиции и провести реорганизацию новых владений. В видах налогообложения он поручил комиссию составить кадастр всей земли, оставив за короной большую часть плодородной равнины Бекаа и богатой долины Оронта. Разумеется, он сохранил мамлюкский порядок, при котором сбор налога отдавался на откуп (талзим) тому, кто предложит за это самую высокую цену.
Ханафитское судебное производство, предпочитаемое османами, получило в Сирии официальный статус. Законовед из Алеппо Ибрахим аль-Халяби (умер в 1594 г.) написал книгу «Мультака аль-абхур» («Слияние морей»), которая впервые увидела свет в Константинополе в 1836 году и стала руководством по ханафит-скому праву во всей империи.
Административное деление в целом сохранилось от мамлюков с небольшими изменениями в номенклатуре. Нийяба стала вилайетом, а наиб – вали. За именем вали ставился почетный титул паша; в силу этого синоним вилайета стал пашалык. Вилайет Алеппо в какой-то период включал в себя семь санджаков. Дамасский вилайет вместе с Иерусалимом, Сафадом и Газой был отдан в руки Джанберди альГазали, вероломного мамлюкского наиба Хамы, который последовал примеру своего коллеги из Алеппо и предал аль-Гаури. Так аль-Газали фактически сделался наместником Сирии. Но все остальные административные единицы были переданы туркам. После восстания аль-Газали Сирию разделили на три вилайета: Дамаск с десятью санджаками, главными из которых были Иерусалим, Наблус, Газа, Тадмор, Сидон и Бейрут; Алеппо с девятью санджаками, охвативший
Северную Сирию; и Триполи с пятью санджаками, включая Химс, Хаму, Джабалу и Саламию. Сидон сделали вилайетом в 1660 году, чтобы он служил фактором сдерживания Ливана.
В 1724 году Исмаил-паша аль-Азм, основатель известного дамасского рода, получил дамасский вилайет. Его сын Асад, начинавший карьеру в качестве губернатора Сидона, а затем Хамы, был одним из самых известных вали Дамаска при османах. Он также надзирал за паломничеством по святым местам и, похоже, скопил огромное состояние. Его дворец в Хаме, где сейчас располагается местная школа, – одна из достопримечательностей города на Оронте. Еще роскошнее дворец в Дамаске, построенный около 1749 года и считающийся красивейшим памятником арабской архитектуры своего века. Весь его стиль, резная отделка и мозаика являют собой лучшие образцы исламского искусства в период его упадка. Мрамор для его строительства привезли из Италии. Частично разрушенный пожаром во время восстания против французского режима в 1925 году, он был отремонтирован, и теперь его занимает Дамасский французский институт. Другие потомки этого сирийского рода правили Дамаском, Сидоном и Триполи, но, в отличие от ливанских губернаторов, остались верны османскому султану, несмотря на то что некоторых из них сместили, а их собственность конфисковали. В конце жизни Исмаил провел некоторое время в тюрьме, а Асада предательски убили в бане по приказу из Константинополя.
Однако Ливан с его стойкими горцами-друзами и маронитами заслужил иное отношение. Соображения целесообразности потребовали признать местных феодалов, тем более что реальная опасность исходила из Египта и Персии. Находясь в Дамаске, Селим принял делегацию ливанских эмиров во главе с Фахр ад-Дином I альМаани из Шуфа, Джамаль ад-Дином ат-Танухи из Гарба и Ассафом атТуркумани из Кисравана. Фахр ад-Дин, который, по словам ливанского летописца, так советовал своим людям на поле Мардж Дабик: «Давайте подождем и посмотрим, на чьей стороне будет победа, а затем присоединимся к ней», теперь предстал перед османским султаном, поцеловал землю и произнес весьма красноречивую молитву:
«О Господь, продли жизнь того, кого ты избрал управлять твоими владениями, сделал преемником (халифом) твоего завета, наделил
властью над верующими в тебя и твоей землею и кому ты доверил повеления и постановления; того, кто хранит твой светозарный закон, вождя чистого и победоносного народа, нашего господина и распорядителя милостей, повелителя правоверных.»
Впечатленный его красноречием и кажущейся искренностью, Селим подтвердил феодальные владения Фахр ад-Дина и других ливанских эмиров, предоставил им те же автономные привилегии, которыми пользовались мамлюки, и наложил на них сравнительно небольшую дань. Фахр ад-Дина признали главным вождем горы (султан аль-барр). После этого османские султаны вели дела со своими ливанскими вассалами либо напрямую, либо через соседнего сирийского вали. Как правило, эти вассалы действовали независимо, передавали вотчины своим потомкам, не шли на военную службу к султану, распоряжались жизнью и смертью своих подданных, взимали налоги и пошлины, а иногда даже заключали договоры с иностранными державами.
Аль-Газали продемонстрировал свою лояльность новому режиму, арестовав вождей Аль-Гарба – Бухтуридов из клана Танух, которые оставались верными мамлюкам, и заточив их в цитадели Дамаска. Он обезглавил Ибн аль-Ханаша, арабского вождя Сидона и Бекаа, отказавшегося подчиниться, и Ибн аль-Харфуша, главу шиитского рода в Бекаа, и послал их головы вместе с головами других бедуинов с горы Наблус, в Константинополь. Однако предавший своих старых хозяев не мог долго хранить верность новым. Воспользовавшись смертью Селима в 1520 году, альГазали провозгласил себя в мечети Омейядов независимым правителем, взяв титул аль-Малик аль-Ашраф («Возвышеннейший царь»), чеканил монеты под своим именем и пытался уговорить Хайр-бея, которого Селим наградил властью наместника над Египтом, последовать его примеру. Но Алеппо не оказал открытой поддержки аль-Газали, и Сулейман выслал против него войска, которые 27 января 1521 года разгромили сирийских повстанцев и убили аль-Газали в Аль-Кабуне, недалеко от Дамаска. На сирийскую столицу и ее окрестности обрушилась столь суровая кара, что с ней не сравнится даже разорение, произведенное в ней Тимуром. Около трети города и окружающих деревень были стерты с лица земли. С тех пор само имя янычар в сирийском сознании стало неразрывно связано с разрушением и террором.
Согласно политической теории османов, по крайней мере в понимании типичного вали, завоеванные народы, особенно немусульманские, – это стада (райа, райя), которых нужно пасти с выгодой для победителя. Терминология, заимствованная из лексикона аравийских бедуинов, выражала традиционные концепции в сознании потомков центральноазиатских кочевников. Раз побежденные – это человеческий скот, их следовало доить, стричь, а в остальном оставлять в покое, пока они не доставляют хлопот. Будучи в основном крестьянами, ремесленниками и торговцами, они не могли поступить на военную или гражданскую службу. Но стаду нужны сторожевые псы. Их набирали в основном из числа военнопленных, покупали рабов и детей христиан, получали в качестве дани, а затем обучали и воспитывали в исламе. Все новобранцы проходили суровую школу в столице, рассчитанную на многие годы. Их подвергали тщательному отбору в условиях острой конкуренции; самые способные направлялись на дальнейшую подготовку для занятия государственных должностей, а самые физически сильные – для службы в армии. Самых несгибаемых набирали в пехотный корпус янычар. Весь правящий и военный класс империи поначалу происходил почти исключительно из этого источника. Великие визири, адмиралы, полководцы, губернаторы провинций когда-то были рабами и таковыми и остались. Их жизнь и имущество всегда были в распоряжении их господина-султана, который не стеснялся пользоваться своим правом собственности. История не зафиксировала создания какого-либо параллельного аппарата. Она оставила династию Османа единственной аристократией империи, обладающей абсолютной властью в управлении государством и его защите.
Еще одной основой классификации была конфессиональная принадлежность. С незапамятных времен ближневосточное общество были разделено на слои скорее по религиозным убеждениям, чем по национальности, а ядром религиозной общины была семья, а не территория. Таким образом, в сознании людей были неразрывно переплетены вероисповедание и национальность. Каждую из религиозных групп Османской империи называли миллетом. Два самых крупных миллета составляли мусульмане и Рум – грекоправославные. Армяне и евреи также считались отдельным миллетом. В соответствии с этой системой все немусульмане были организованы
в общины под руководством своих религиозных властей, которые также выполняли некоторые важные гражданские функции. К этому фактически и сводилось управление подчиненных меньшинств. Проживавшие в этой стране европейцы – венецианцы, голландцы, французы и англичане – тоже рассматривались как миллеты. В 1521 году Сулейман подписал с венецианцами договор из тридцати глав, где дал им привилегии, которыми прежде пользовались византийцы. Французы впервые получили свои капитуляции четырнадцать лет спустя, англичане – в 1580 году. Изначально капитуляции задумывались как уступка со стороны сильного правителя, а не вымогательство у слабого, они давали иностранцам экстерриториальные привилегии и сохранялись в качестве унизительного института вплоть до распада империи.
Османский вали не стал улучшенной версией своего предшественника мамлюкского наиба, которых также набирали из рабов. Кроме того, вали были еще сильнее удалены от центрального правительства и, следовательно, более свободны от его контроля. Но это мало что меняло, поскольку коррупция в столице цвела почти столь же буйным цветом, как и в провинции. Вали часто покупали свои должности и приступали к исполнению обязанностей с одним стремлением – заботиться о собственных интересах. И немалая их часть возвращалась в Константинополь, чтобы распрощаться с конфискованным имуществом и самой жизнью от руки палача. Эксплуатация шла бок о бок с нестабильностью. За первые 184 года в качестве османского города Дамаск видел не меньше 133 вали, из которых только 33 удержались на своем посту хотя бы два года. «Салнаме» перечисляет имена 61 вали за восемь десятков лет, начиная с 1815 года. В Алеппо, очевидно, ситуация была не намного лучше. Венецианский консул сообщает о том, что за три года сменилось девять пашей. Иногда паши вели друг с другом кровопролитные войны, совсем позабыв про столичное начальство. Эпизодические визиты янычар лишь усугубляли страдания народа, который в большинстве своем, однако, смирился со своей судьбой. По-видимому, царила атмосфера безучастности, разочарования, недоверия к властям и безнадежности в отношении итога своих усилий. Старый мятежный дух, который часто вспыхивал от злоупотреблений Аббасидов и Фатимидов, к описываемому времени явно угас. Очевидно, что темные
века, начавшиеся при турках-сельджуках, при турках-османах становились все темнее. В то время, когда Европа вступала в эпоху Просвещения, Сирия блуждала во османской тьме.
Необходимость радикальных реформ и пресечения злоупотреблений со стороны должностных лиц рано почувствовал Мустафа Кёпрюлю, великий визирь с 1689 по 1691 год. Он объявил о введении новых норм обращения с немусульманами, которые предвосхитили попытки реформ трех смелых султанов – Селима III (1789–1807), Махмуда II (1808–1839) и Абдул-Меджида I (1839–1861). Однако все эти проекты остались на бумаге. Против законов Селима, названных Низам-и джедид («Новые постановления»), выступили янычары и коррумпированные чиновники. Реформы Абдул-Меджида, так называемые Гюльханейский хатт-и шериф («Высокое предписание», 1839) и Хатт-и хумаюн («Императорское предписание», 1856), нацеленные на то, чтобы снять ущемляющие ограничения со «стада», гарантировать жизнь, собственность и честь всем подданным, независимо от вероисповедания и национальности, отменить откуп налогов и уравнять перед законом всех людей, независимо от языка и миллета. Однако не обеспечивались меры эффективной реализации этих Танзимат (постановлений о реформе), которые к тому же оказались преждевременными. Против них выступали влиятельные консервативные теологи, они пришлись не по нраву иностранцам, пользовавшимся привилегией экстерриториальности, и даже еврейские и христианские менялы (ед. ч. sarraf) возражали против отмены практики откупа. Попытки реформ Селима, который не рос, замурованным в четырех стенах, в отличие от его предшественников, стоили ему трона. Его второй по счету преемник Махмуд, величайший из султанов нового времени, сослужил стране неоценимую службу, когда в памятный день июня 1826 года приказал направить орудия на казармы янычар, долго стоявших на пути прогресса, и полностью их уничтожил. Именно этот Махмуд ввел феску (тарбуш) в качестве головного убора и, что любопытно, получил от своих подданных прозвище султана-гяура.
Следующим поборником либерализма и реформ был великий визирь Мидхат-паша. Свою карьеру Мидхат начинал двадцатидвухлетним чиновником в Дамаске. В течение многих лет после этого он вместе с несколькими единомышленниками упорно, но тайно трудился над тем,
чтобы сделать свою страну конституционной. Первые результаты проявились, когда 15 июля 1876 года Мурад V издал манифест, в котором впервые, если брать официальные документы, было использовано слово, обозначающее конституцию. После трехмесячного правления Мурад лишился рассудка, и его сменил брат Абдул-Хамид II, который 23 декабря торжественно провозгласил конституцию и учреждение представительного парламента. Этот проект был разработан великим визирем Мидхатом на основе конституций Франции и Бельгии. Новый документ гласил, что все подданные отныне называются османами, обладают личной свободой, а ислам объявлялся государственной религией. При этом предусматривалась защита всех признанных религий, гарантировалась свобода печати в рамках закона и устанавливался принцип народного представительства через двухпалатный парламент: одна палата из депутатов и вторая из сенаторов, избираемых для четыре года и представляющих округ из 50 тысяч человек. Абдул-Хамид, как показали последующие события, введением этих либеральных мер стремился предотвратить угрозу для своего суверенитета и завоевать симпатии западноевропейских стран, а не улучшить положение народа. В феврале следующего года он прогнал Мидхата, а через год распустил парламент. Однако под давлением Англии Мидхата снова призвали на службу и назначили губернатором Сирии, но вскоре после этого сослали в Эт-Таиф в Хиджазе, где предположительно он был убит агентами Порты в 1883 году.
Османское завоевание всерьез не затронуло ни политическую, ни этническую структуру Сирии. Единственное радикальное экономическое изменение в период Османской империи оказалось случайным и касалось населения пустыни. Турецкие чиновники приходили и уходили, но колонизацией страны не занимались. В душе они и сирийские подданные всегда оставались чужими друг другу. Несколько тысяч мусульман-черкесов перебрались в Северную Сирию и Трансиорданию после Русско-турецкой войны 1877 года, а несколько тысяч армянских беженцев нашли убежище в Ливане после Первой мировой. Народ по-прежнему говорил по-арабски. Заимствованы были лишь немногие турецкие слова, в основном из области политики, армии и кухни.
Экономическая жизнь в Сирии неуклонно шла на спад, однако вина за это лежала не только на недобросовестном управлении со стороны имперских чиновников. Завоевание османами арабского Востока совпало с изменениями международных торговых маршрутов, из-за которых этот регион потерял прежнее экономическое значение. В основе процветания этих областей, как неоднократно отмечалось выше, лежала торговля, прежде всего торговля между Индией и Европой. Открытие в 1497 году морского пути из Европы в Индию вокруг мыса Доброй Надежды португальским мореплавателем Васко да Гамой, плавание вокруг южной оконечности Южной Америки в 1520 году другого португальца, Фернана Магеллана, с последующим открытием Филиппинских островов, судьбоносное путешествие на запад в 1492 году генуэзца Христофора Колумба, открывшего Америку, – все эти и сопутствующие события изменили великие торговые пути. В итоге центр мировой активности и цивилизации сместился на запад. Это наступление новой эпохи исследований и открытий прошло без участия арабских народов. Их корабли вымел из восточных морей португальский флотоводец Афонсу д’Албукерки, который между 1503 и 1515 годами обеспечил для соотечественников контроль над Персидским заливом и индонезийской торговлей. Таким образом, португальцы смогли обойти и средиземноморских корсаров, и арабские страны, население которых принадлежало к другой религии, и их торговцы брали высокий процент с транзитных товаров. Средиземное море, Срединное море, перестало быть таковым; ему пришлось ждать три с половиной века до открытия Суэцкого канала, прежде чем оно вернуло себе позиции в качестве морской артерии и поля битвы.
Отныне сирийским купцам пришлось больше полагаться на сухопутную торговлю. Будучи остановкой на пути, ведущем в Багдад и Басру, Алеппо превратился в процветающий центр внутренней торговли в империи и международной торговли между Европой и Азией. Он на время затмил Дамаск, а порты Александретты и Триполи затмили Бейрут. Фактически он до середины XVII века оставался главным рынком для всего Ближнего Востока. В Алеппо сложилась значительная венецианская колония. В их консульских отчетах говорится о прибытии в Алеппо и в Дамаск караванов с пряностями из
Индии. Они пользовались особым спросом в качестве консервантов для мяса в те дни, когда еще не было холодильников.
Увенецианских коммерсантов в сирийских городах и портах вскоре появился конкурент – французы, которые открыли свое первое консульство в Алеппо. Тамошний французский консул в 1683 году считал этот город «самым большим, самым красивым и богатым во всей Османской империи после Константинополя и Каира». Капитуляции, предоставленные Сулейманом Франциску I в 1535 году, заложили основу французской торговли и привели к господству Франции в Леванте. В 1740 году Махмуд I подписал договор с Людовиком XV, по которому не только французские паломники в Святую землю, но и все прочие христиане, прибывающие в Османскую империю, ставились под защиту французского флага. Эта уступка затем послужила основанием для претензий французов на защиту всех сирийских католиков-христиан. Помимо Алеппо, французы имели поселения (фактории) в Александретте, Ладикии, Триполи, Сидоне, Акко и Рамле. За французами последовали англичане, и вместе они постепенно вытеснили венецианцев и генуэзцев в сирийских городах и портах. Когда в 1581 году при королеве Елизавете была основана Левантийская компания, это положило начало миграции английских дельцов в Сирию. И центром снова был Алеппо. Консульские доклады свидетельствуют о том, что в 1662 году там находилось около пятидесяти британских купцов. Шекспир упоминает жену шкипера – «муж у нее плывет в Алеппо». Вся европейская колония насчитывала около двухсот человек. Эти торговцы старались удовлетворить западную любовь к восточной роскоши, распространившуюся во время крестовых походов. Благодаря их деятельности были восстановлены старые сухопутные маршруты. Список местных товаров возглавлял шелк из Ливана, хлопок из Палестины, шерсть и масло. Работать приходилось в острой конкуренции с морской торговлей, однако то, что португальцы задирали цены, пользуясь своим почти монопольным положением, дало шанс сирийским коммерсантам.
Уторговцев каждой национальности был свой хан (постоялый двор), выделенный правительством. Типичный хан представлял собой двухэтажное четырехугольное здание с внутренним двором. Первый этаж использовался под торговлю, а верхний – под жилые помещения
для торговцев. В основном это были холостяки, носили они национальную одежду. В целях безопасности им не разрешилось выходить в Алеппо после захода солнца. Благодаря капитуляциям они пользовались привилегией экстерриториальности и неподсудности местным судам. Некоторые такие ханы стоят до сих пор. Тот, что был построен при Фахр ад-Дине II (умер в 1635 г.) в Сидоне для французов, сегодня занимает обитель Сестер святого Иосифа.
Очевидно, что Сирия не получила долгосрочных выгод от этого нового развития ее торговли, которая в основном находилась в европейских руках. Население страны все беднело и сокращалось. По оценке Вольнея, побывавшего в Алеппо в 1784 или 1785 году, из 3200 облагаемых налогом деревень в вилайете Алеппо в начале османского периода осталось всего около четырехсот, что кажется невероятным. Он полагал, что в городе проживает не более ста тысяч жителей, хотя, по данным консульства конца XVI века, его населяло в два-четыре раза больше людей. Выдающийся турецкий историк утверждает, что около 1740 года должность сборщика налогов в Алеппо все еще пользовалась большим спросом, так как занимающий ее мог скопить достаточно богатств, чтобы по возвращении в столицу купить себе пост визиря.
Следом за европейскими дельцами пришли миссионеры, учителя, путешественники и исследователи. Так они открыли дверь для современных влияний, ставших одним из значительных факторов в истории Османской Сирии. Миссионерами были иезуиты, капуцины, лазариты и члены других католических орденов. Их деятельность сосредоточивалась в местных христианских общинах и привела к основанию униатских церквей – сирийской и греческой – в XVII и XVIII веках. При Фахр ад-Дине II и его преемниках Ливан был особенно восприимчив к культурным влияниям с Запада. В одной из ливанских деревень под названием Айн-Тура иезуиты, действовавшие в этой стране с 1625 года, в 1734 году в сотрудничестве с маронитами основали, можно сказать, первую крупную современную школу. Когда сорок лет спустя их орден был временно упразднен, их место заняли лазариты.
В интеллектуальном плане этот период ничего не создал. Репрессивный режим, высокие налоги, социально-экономический упадок не способствуют ни творчеству, ни самобытности в искусстве, науке или литературе. Эра компиляций, аннотаций, сокращений и
подражаний, начавшаяся еще столетия назад, продолжалась, но плоды ее стали скуднее и хуже. На протяжении всей османской эпохи не появилось ни одного первоклассного сирийского поэта, философа, художника, ученого или эссеиста. Неграмотность была повсеместной, почти всеобщей. Назначались судьи, которые едва умели писать. Немногие интеллектуалы, например историк Наима из Алеппо (ок. 1665–1716), стягивались в имперскую столицу и полностью отуречивались.
Среди арабских летописцев и биографов, чьи труды использованы при составлении этой главы, Ахмад ибн Синан аль-Кара-мани (1532– 1610), служивший государственным чиновником в Дамаске; Наджм адДин аль-Газзи (1570–1651), хадисовед и профессор из Дамаска; и Мухаммад аль-Мухибби (1651–1699), также занимавший профессорскую кафедру в Дамаске. Все трое родились в Дамаске. Очевидно, до начала XVIII века Дамаск был интеллектуальным центром, а Алеппо – финансовым. Аль-Мухибби получил образование в Константинополе и некоторое время работал помощником судьи в Мекке. Его основной труд – это сборник 1290 биографий знаменитостей, умерших в XI мусульманском веке (1591–1688). В Дамаске же аль-Маккари из Тилимсена (умер в 1632 г.) между 1628 и 1630 годами на основе материалов, привезенных им с собой из Марокко, составил объемный труд, который считается основным источником сведений по письменной истории Испании. Еще одним известным жителем Дамаска был Абду-ль-Гани ан-Наблуси (1641– 1731), суфий и путешественник, большинство сочинений которого до сих пор не опубликовано.
Три упомянутых в этой главе летописца были ливанскими маронитами. Патриарх Истифан ад-Дувайхи (1625–1704) в возрасте 11 лет поступил в маронитскую семинарию в Риме, основанную в 1584 году папой Григорием XIII для подготовки учащихся маронитов к церковной жизни. Аль-Амир Хайдар аш-Шихаби (ок. 1761–1835) жил на вилле в крошечном Шимлане с видом на Бейрут. Таннус ашШидьяк (умер в 1859 г.), уроженец Хадаса близ Бейрута и судья при эмирах-Шихабах, составил анналы феодальных родов Ливана.
Маронитская семинария в Риме была для этих ливанских христиан единственным в своем роде учебным заведением. Некоторые из самых талантливых юношей были выбраны для обучения в ней и либо
вернулись на родину и заняли высокие посты в церкви, либо остались
вРиме, чтобы преподавать и писать книги. Одним из первых выдающихся выпускников семинарии был Джибраил ас-Сахьюни (латинизированная форма Сионита, 1577–1648), который сначала преподавал сирийский и арабский языки в Риме, а затем перешел на кафедру семитских языков в парижской Сорбонне. Там он участвовал
всоставлении полиглотты – многоязычной Библии. В работе над полиглоттой его сменил соотечественник-ливанец Ибрагим альХакилани (аль-Хакили, латиниз. Экселленсис, 1600–1664), который также учился в Риме и преподавал арабский и сирийский языки в тамошнем миссионерском коллеже. В 1646 году аль-Хакилани возглавил Французский коллеж. Парижская полиглотта первой включила в себя варианты на сирийском и арабском. Еще одним выпускником маронитской семинарии и, может быть, самым выдающимся из них был Юсуф Саман ас-Самани (Ассемани, 1687– 1768), стараниям которого библиотека Ватикана обязана многими лучшими рукописями своей восточной коллекции. Исследования асСамани по этим рукописям на сирийском, арабском, иврите, персидском, турецком, эфиопском и армянском языках, ради которых он совершил два путешествия на Восток, воплотились в его объемной
Bibliotheca Orientalis (4 тома, Рим, 1719–1728), до сих пор являющейся основным источником информации о церквях Востока. В 1736 году папа отправил ас-Самани делегатом на синод маронитов, проходивший
вливанской Лувайзе, благодаря которому марониты наладили более тесный контакт с Ватиканом. Еще одним ливанцем, который учился и преподавал в Риме, был Михаил аль-Газири (Касири, 1710–1791), руководивший библиотекой Эскориала в Испании и осуществивший каталогизацию ее 1800 арабских рукописей. Труды этих ученыхмаронитов, получивших образование в Риме, впервые заставили современную Европу всецело осознать значение ближневосточных языков и литератур, особенно в их христианском аспекте.
Монастырю Кузхайя в Ливане посчастливилось стать местом первой типографии на арабском Востоке. В 1610 году из-под печатного станка
– откуда взявшегося, неизвестно, возможно, привезенного из Рима одним из вышеупомянутых ливанских деятелей – вышли псалмы на сирийском и арабском языках, отпечатанные сирийским алфавитом. Марониты тогда еще говорили по-сирийски, о чем свидетельствуют
путешественники и жившие там европейцы. Д’Арвье, посетивший Северный Ливан в 1660 году, сообщает, что епископ Ихдина в совершенстве владел арабским и сирийским языками. К концу века сирийский как разговорный язык, вероятно, был уже мертв. Вольней четырежды наводил справки и пришел к выводу, что он остался всего лишь в двух деревнях Антиливана, в одной из которых на нем говорят до сих пор.
Первая на Востоке арабская типография, печатавшая арабские шрифты, появилась в 1702 году в Алеппо по инициативе патриарха Афанасия ад-Даббаса, который колебался между православием и католицизмом. Возможно, станок доставили из Валахии, а литеры отлил Абдулла Захир, который переехал в ливанский Эш-Шувайр, где в 1733 году основал новую типографию. В числе первых отпечатанных в Алеппо книг были Евангелия (1708). Их происхождение также окутано тайной. Типография в Алеппо была открыта через 188 лет после арабской типографии в Фано, Италия, первой в мире типографии, работавшей с арабскими литерами. Эта итальянская типография возникла, вероятно, в интересах Ватикана и, возможно, была прародительницей алеппской. За ними последовали и другие ливанские типографии. Они в основном выпускали религиозные и филологические сочинения в дополнение работы образовательных учреждений. Медленно, но верно подготавливалось начало новой культурной жизни.