Глава 23 Городская и сельская жизнь
В целом картина деревенской жизни в Римской Сирии радикально не отличалась от прежней. Страну усеивали тысячи деревень, населенных в основном крестьянами, которые жили за счет того, что давали им виноградники и поля. В них не найдено никаких признаков крепостной зависимости; нет и никаких сведений о существовании рабов в общественной или государственной собственности для черной работы. Обязанность по охране порядка, вероятно, возлагалась на город, в окрестностях которого находилась деревня. Нет также явных фактов, свидетельствующих о том, что деревня тратила деньги на образование, здравоохранение или благотворительность. Часть окружающих ее земель могла находиться в общей собственности и приносить ей доход. Иногда целые деревни принадлежали частным лицам.
Большой южный театр в Герасе (Джараше). Построен в правление Домициана, в конце I в. н. э.
Обычные люди были, как правило, крестьянами или их односельчанами-ремесленниками – плотниками, кузнецами, сапожниками или лавочниками. Как эллинизация, так и романизация очень мало затронула деревни. Крестьяне, особенно вдали от крупных городов, упорно цеплялись за свой традиционный образ жизни. Буквы и содержание надписей, найденных в Ас-Сафе – вулканическом регионе примерно в 100 милях (160 км) к юго-востоку от Дамаска, – и датируемых первыми тремя веками христианской эры, свидетельствуют о живучести древних обрядов и обычаев.
Над крестьянством стояла местная знать. В нее входили крупные землевладельцы, собственники овечьих и козьих стад, проживавшие в соседних городах. Члены этого класса также были главами общины и в религиозных делах. В караванных и приморских городах, в грекоримских колониях жили богатые купцы и дельцы, а также государственные чиновники. В городах благодаря рабству сложился класс «белых воротничков», слишком гордых, чтобы работать. Отдельные рабовладельцы с умом использовали свой досуг, чтобы служить городу или государству, другие – чтобы служить музам, но
большинство превратилось в класс господ, «джентльменов», проводящих время за охотой, увеселениями и светскими приемами. Однако климатические условия и традиционные представления о жизни способствовали умеренности; да и сознание верности семье – самый ценный элемент наследия, доставшегося нам от патриархальной эпохи, – никогда не теряло своей власти над народом; оно и сегодня остается такой же живой силой.
Деревенские женщины тогда, как и сегодня, ходили с открытым лицом. Горожанки закрывали лицо либо чадрой, либо покрывалом, которое оборачивалось вокруг головы и ниспадало на плечи вроде капюшона, отчасти напоминая современное одеяние. На женских статуях порой изображаются татуировки, часто на груди, и этот обычай сохраняется до сих пор.
Поскольку римское право никогда не признавало иных форм брака, кроме моногамии, многоженство не могло быть распространенным явлением в заселенных областях Римской Сирии. Обрезание, древнесемитский обычай, очевидно, вышел из обихода в результате контактов с индоевропейцами и окончательно исчез под влиянием христианства.
В эллинизированных или романизированных городах, а также городах на побережье общество развлекалось обычными для грекоримского мира способами: борьбой, гонками колесниц, музыкальными конкурсами и театральными представлениями. В регионах на границе с пустыней были популярны гонки на дромадерах. Охота была излюбленным занятием богачей. На памятниках изображены сцены, где охотники с луками или копьями на конях гонятся за медведями, антилопами, газелями и кабанами, иногда с гончими собаками. В римский период сохранялись такие заведения, как термы, сочетавшие в себе функции гимнасия и бани и появившиеся в Сирии еще при Селевкидах.
С эпохи ранней империи сирийцы в сознании римлян ассоциировались с музыкой, танцами, цирковыми представлениями и другими видами развлечений. В латинской литературе фигурируют наездники из Лаодикии, актеры из Берита, цирковые артисты из Тира, танцовщики из Кесарии, флейтисты из Гелиополя, музыканты из Газы и борцы из Аскалона. Профессиональные сирийские артисты регулярно собирались в труппы, ездили с места на место, и любой
желающий мог нанять их для выступления на пиру или празднике. Рим, похоже, покровительствовал многим подобным труппам, причем некоторые из которых явились из Антиохии. Римский сатирик Ювенал (ок. 60—140 н. э.) сердито сетует:
Но ведь давно уж Оронт сирийский стал Тибра притоком, Внес свой обычай, язык, самбуку с косыми струнами, Флейтщиц своих, тимпаны туземные, разных девчонок[198].
Римляне говорили о сирийской ambubaia[199], как в наше время говорят о парижской кокетке. Если верить Афинею[200], вся Финикия от края до края полна «блудливыми песенками». После своего парфянского похода (166 н. э.) распутный император Вер не пожалел времени, чтобы поразвлечься и повеселиться в Лаодикии и Дафне, и вернулся к себе в столицу с целым обозом сирийских музыкантов, актеров, шутов и других артистов, значительно повлиявших на вкусы того времени.
В том, что касается роскоши и беспутства, то пальма первенства по праву достается Антиохии с ее пригородом Дафной. Здесь, в этом северносирийском уголке, как нигде больше в Римской Сирии, жизненные удовольствия считались главнейшей целью, а долг и обязанности – делом второстепенным. Помпей позволил Антиохии сохранить привилегию автономии, которой она обладала при Селевкидах. После победы при Иссе (194) Септимий Север за поддержку, оказанную Антиохией его сопернику, низвел ее до уровня метрополии и превратил в «деревню» Лаодикии. Его преемник Каракалла сделал ее колонией. Юлий Цезарь одарил ее, помимо прочего, новыми зданиями театра и амфитеатра. Ирод Великий прибавил дорогу и колоннаду. Калигула, Траян и Адриан – бани. Антонин Пий вымостил главную улицу египетским гранитом. Коммод (177–192) вновь стал устраивать регулярные Олимпийские игры. Во времена Иосифа Флавия это был третий по величине город империи (после Рима и Александрии). С наступлением темноты его мощеные улицы и общественные площади освещались фонарями. В отличие от других городов, здесь ночное освещение улиц почти равнялось
дневному свету. В панегирике родному городу поздний антиохийский ритор Либаний (314 – ок. 393) упоминает эту особенность: «Светильник солнца сменяют другие светильники, превосходящие освещение египтян. И ночь у нас одним только отличается ото дня, видом света».
Терракотовая статуэтка в виде двух девушек-музыкантш на спине верблюда. Девушки сидят под навесом, прикрепленным к седлу с пышной драпировкой. Одна играет на барабане, другая на двойной флейте. По-видимому, девушки принимают участие в религиозной процессии, проводящейся каким-то храмом. Подобная сцена, вероятно, была привычной для сирийцев в римские времена. Лувр, Париж
Подобного больше не говорится ни о едином городе Античности. Описав источники Дафны и акведук, ведущий оттуда в Антиохию, Либаний[201] похваляется:
«Каждая из общественных бань изливает воды, сколько река, а из частных одни, как те, другие разве не многим менее… Можно усмотреть богатство источников в количестве домов. Дело в том, что сколько домов, столько водоемов, вернее же, при каждом их много, и большинство мастерских прикрашено этим. Поэтому мы не вступаем в борьбу около общественных водоемов, кто вперед кого зачерпнет воды, что удручает многие города из богатых золотом. У них сильная толкотня вокруг водоемов, плач из-за разбитой посуды, раны подле источников. У нас же, благодаря тому что у каждого водоем внутри дома, общие текут напоказ. Прозрачность же воды хорошо можно проверить тем путем, если, наполнив водовместилище, остановить приток в него воды. Подумаешь, он – пустой. Так дно отчетливо блестит под водою. Поэтому не знаю, зрелище это может ли скорее разжечь жажду, чем утолить».
Римский акведук, по которому в Антиохию текла вода из Дафны
Дорога между Антиохией и Дафной – расстояние в 5 миль (8 км) – была окаймлена парками, фонтанами, виллами и великолепными строениями, вполне подобавшими той веселой толпе, которая стекалась от городских ворот к месту священного развлечения. Дафна сама представляла собой увеселительный сад окружностью в 10 миль (16 км) – «чистейший дар царицы нимф», по словам Либания. Это место славилось на весь мир своими струящимися и бьющими фонтанами, тенистыми тропинками, чудными лаврами (в честь которых оно и получило свое имя) и высокими кипарисами, посвященными Аполлону. Даже христианские императоры в последующие века пощадили эти деревья. Запрет на их вырубку все еще действовал в VI веке. В священной роще протекал ручей, вода в котором по неизвестным причинам периодически возмущалась. В это время тамошние жрецы впадали в экстаз и начинали прорицать. С дафнийским оракулом советовались даже императоры. Храм Аполлона и Дианы, построенный Селевком, обладал правом убежища. Его стены
из сверкающего мрамора с двух сторон обрамляли ряды колонн, и стоявшая в нем колоссальная статуя Аполлона доходила почти до самого потолка. Ранние императоры, совершая паломничество в Дафну, разбивали лагерь и ночевали в палатках. Диоклетиан (284–305) выстроил там дворец, который затем украсил Феодосий (378–395). Адриан, который, будучи легатом Сирии, именно в Антиохии получил весть о своем восшествии на престол, подарил Антиохии несколько зданий, а Дафне – театр. Он отремонтировал и расширил акведуки, снабжавшие водой оба города. Дафну украшали и другие постройки. «Ни один город во всей империи не превосходил ее по великолепию и пышности общественных сооружений»[202]. Ее главная улица длиной 2 мили (3 км) с крытой колоннадой по обеим сторонам и широкой проезжей частью посередине пролегала через центр города параллельно Оронту.
Со времен Селевкидов в Дафне устраивались самые блестящие в Сирии игры. Один богатый антиохийский сенатор, сопровождавший Августа в его обратном пути в Рим, завещал все свое состояние на то, чтобы учредить в Дафне тридцатидневный праздник – Олимпийские игры – с танцами, драматическими представлениями, гонками на колесницах, состязаниями атлетов и гладиаторов. В начале III века их продолжительность увеличилась до сорока пяти дней. Иногда в зрелищах участвовали женщины, и, как и следовало ожидать, празднество стало поводом для многочисленных вольностей в области морали. Дафнийская распущенность стала притчей во языцех.
Гордые, непокорные и насмешливые, антиохийцы были известными мастерами сарказма. Как видно, они не могли забыть, что когда-то в их городе жили цари, и были готовы встать на сторону любого претендента, если его поддержала сирийская армия. Они неизменно ссорились со всеми императорами, которые останавливались у них в городе. Адриан лишил Антиохию права чеканить монету, Марк Аврелий – права собрания; Септимий Север передал главенство над Сирией Лаодикии. Как говорилось выше, в течение некоторого времени Антиохия была подчинена Лаодикии. Императоры даровали городам звания и права в награду за хорошее поведение, а за нелояльное отношение отнимали их. Север распорядился разделить Сирию на две провинции: северную Келесирию, которой разрешили оставить два легиона, и южную Сиро-Финикию – с одним легионом.
Затем Антиохия не поладила с Юлианом, который провел там зиму 362 года, готовясь к персидской кампании, он попытался регулировать цены на питье и танцы. Сенаторы держали в своих руках черный рынок. В то время большинство антиохийцев были христианами, но не император, который стремился восстановить язычество. Над ним потешались, изображая его карликом с козлиной бородой. Сами горожане до старости ходили чисто выбритыми. Еще задолго до Юлиана Траян сделал Антиохию опорной базой для походов на парфян, которыми завершилась его жизнь. Зимой 115 года н. э., когда император чудом избежал гибели, на город обрушилось одно из сильнейших землетрясений в истории. Даже «гора Кораз была сдвинута, так что ее вершина опустилась и, казалось, чуть не упала на город»[203]. Вторым крупным бедствием, которое постигло город, было его взятие в 260 году н. э. персом Шапуром I. Когда это произошло, внимание горожан как раз было поглощено театральным представлением, как вдруг жена одного актера вскричала: «Если это не сон, то вот персы?», после чего все повернули голову и увидели, как на них градом посыпались стрелы. Враги подожгли город и перебили множество жителей, не потеряв при этом никого из своих.
Южная соперница Антиохии Лаодикия также была излюбленным местом отдыха сановников и знати. В начале I века н. э. пологие холмы, плавно возвышавшиеся над городом, почти до самых вершин покрывали виноградные лозы. Виноградники простирались на восток почти до Апамеи, а вина экспортировались из прекрасной лаодикийской гавани в Александрию. Ирод Великий (умер в 4 г. до н. э.), который первым из иудейских правителей стал изливать свои милости на колонии, дабы таким образом снискать благосклонность императора, построил в Лаодикии, среди прочих, акведук, большой фрагмент которого еще можно видеть до сих пор.
Сестра Лаодикии Апамея со времен Селевкидов могла похвастаться царскими парками, полными дичи, и превосходными пастбищами. В ее храме находился знаменитый оракул, вероятно, тот самый, кто
предсказал возвышение Юлии Домны, родоначальницы сирийской императорской династии, и поддержал стремление ее мужа Септимия Севера к трону. Север снова вернулся в город уже в качестве императора. Посвящения Баалу Апамейскому были найдены даже далеко на западе, вплоть до Везона в Южной Франции, где был установлен жертвенник «Баалу, направителю удачи». Некоторые уроженцы Апамеи достигли высокого положения в византийскую и христианскую эпоху.
К югу от Апамеи на Оронте стояла Эмеса (Химс), где на протяжении всего римского периода сохранялось исконное правление царейсвященников. Местная аристократия правила такими городами, как Дамаск, Пальмира и Эдесса. Каждый был центром мелкого государства; из них Пальмирское царство превратилось в грозную силу. Эмесская аристократия, так же как пальмирская и дамасская, добилась того, что на какое-то время она вошла в круг имперской знати и впоследствии участвовала в управлении империей еще до того, как двое ее представителей захватили императорский трон. Основателем эмесской династии был человек с латинизированным именем Гай Юлий Сампсигерам, потомков которого сверг Домициан (81–96). Однако отпрыск этого рода снова вышел на историческую сцену при Валериане и в 258 году возглавил городское ополчение против парфян, как это неоднократно делали эдесские Абгары и пальмирские цари. Храм Баала в Эмесе прославился тем, что один из его молодых жрецов Басси-ан взошел на трон цезарей под именем Элагабал (218–222) – имя взято в честь покровителя Эмесы. На монетах этого императора город называется метрополией, на монетах его предшественника Каракаллы – колонией. Позже Эмеса стала столицей Финикии Ливанской.
Во времена Селевкидов и Рима Дамаск, бывшая и будущая столица Сирии, находился в тени Антиохии и некоторых приморских городов. Античные авторы упоминали его лишь вскользь. При жизни Страбона на Дамаск с окрестностями все еще совершали набеги разбойники, причем в одной из их пещер на юге среди холмов Трахонитиды могли укрыться четыре тысячи человек. Эти же грабители обычно нападали и на караваны из Аравии Плодородной. Территория Дамаска была настолько обширна, что при Тиберии у него возник пограничный спор с Сидоном. Его богатство зависело от торговли и садоводства, а также
от доходов с земли. Во II веке его положение заметно улучшилось. Адриан повысил город до уровня метрополии (главного города), а Александр Север (222–235) наделил его колониальными правами. При Диоклетиане в Дамаске разместился арсенал как предзнаменование будущего мастерства его жителей в ковке оружия. С дамасскими купцами его семитский покровитель Хадад Рамману добрался до Италии под именем Юпитера Дамасского. Жрец Юпитера Оптима Максима Дамасцена («лучшего, величайшего, дамасского») заседал в местном сенате города Путеолы, ныне Поццуоли, морского порта.
Из городов побережья Берит единственный играл значительную роль не только в коммерческой, но и в производственной деятельности. Сидон получил колониальные права от Элагабала. Тир приобрел права метрополии при Адриане, а Септимий Север возвысил его до колонии
внаграду за преданность во время его борьбы за императорскую власть с Нигером, которому покровительствовал Берит. Но Берит был одной из первых римских колоний в Сирии и получил от Августа почетное, хотя и громоздкое название Колония Юлия Августа Феликс
вчесть его дочери. При этом императоре Берит улучшил свою гавань, построив двойной волнолом в форме полумесяца с башнями на каждом конце, между которыми можно было натянуть цепь и преградить вход в гавань для нежелательных судов. Как место дислокации отряда III галльского легиона еще со времен Августа, Берит имел собственный гарнизон, и его жители при необходимости поставляли легату вспомогательные войска. Очень рано он стал римским островком в море эллинизма. Благодаря стремлению еврейских царей снискать расположение римских императоров за счет даров колониям он сделался получателем множества материальных благ. Агриппа I (41–44), внук Ирода Великого, построил в Берите театр, необычайной красоты и великолепия, амфитеатр, бани и портики – и все это не считая денег. Первое празднество отметили выступлениями музыкантов и гладиаторов. Чтобы добавить азарта, на арену выпустили несколько преступников, и те сражались, пока не поубивали друг друга. Через несколько лет Тит отпраздновал день рождения своего отца Веспасиана подобными же зрелищами, но на этот раз их жертвой стали пленные евреи. Агриппа II (умер в 100 г.) сделал Берит своей любимой резиденцией, устраивал в нем ежегодные зрелища и установил множество статуй. Тамошние театральные
представления и цирковые игры пользовались популярностью и в IV веке.
Город отличился и в другой сфере деятельности. В нем располагалась известнейшая школа римского права среди римских провинций, и в силу этого Берит до конца всего периода империи был и оставался Меккой для правоведов всего Востока. Посейдон (Нептун), бог-покровитель города, изображался на монетах с трезубцем в руках или на колеснице, запряженной морскими коньками.
Родственная Бериту колония находилась в Келесирии – Гелиополь. Это греческое название («город солнца»), навязанное ему Селевкидами, когда его покровителя Баала отождествляли с солнцем, сохранилось и при римлянах. Древнесемитское название, которое, возможно, означало «Баал долины Бекаа», а не «город Баала», вновь пробилось сквозь мрак забвения и сохранилось в арабском в виде «Баальбек». Август сделал город колонией и разместил в нем гарнизон тех же легионеров, при помощи которых римляне колонизировали Берит. На монетах времен его правления город называется Колония Юлия Августа Гелиополис. Но город оставался менее римским, чем Берит, менее греческим, чем Антиохия, и более семитским, чем и первый, и вторая.
Гелиопольских флейтистов, как и антиохийских музыкантов, с радостью принимали по всей империи. Их нанимали не только по праздникам, но и для проведения храмовых церемоний. Местные женщины славились своей красотой, которой одарила из сирийская богиня, обитавшая на близлежащих склонах Ливана, а мужчины – своим красноречием, на которое из вдохновляли музы их горного края. Однако всемирную славу город приобрел благодаря своему великому храму.
Когда-то посвященный сирийскому богу Хададу, храм, вероятно, восходит к доселевкидским временам. Тамошний оракул приобрел большую известность еще до того, как римские императоры перестроили и расширили храм. Перед началом своей второй кампании против Парфии (116 г. н. э.) Траян решил устроить оракулу проверку и отправил, запечатав, чистый лист бумаги. В ответ он получил такой же пустой листок, что внушило ему высокое мнение о способностях оракула к предвидению. Тогда уже император всерьез обратился к нему за советом. В качестве символического ответа ему
передали завернутый в ткань пучок веток. Его смерть в 117 году в Киликии, откуда его останки перевезли в Рим, предоставила прекрасную, но весьма запоздалую интерпретацию пророчества.
Антонин Пий (138–161) положил начало масштабному расширению гелиопольского храма. Оно неторопливо продолжалось вплоть до Каракаллы (211–217) и других императоров сирийской династии, которые и завершили строительство, сделав храм одним из самых заменитейших в мире чудес света. Он впервые появляется на реверсе монет Септимия Севера. Каракалла и его мать-сирийка Юлия Домна писали на своих монетах название Гелиополя. На пьедестале и портике большого храма до сих пор частично можно прочесть посвященные им обоим надписи, гласящие, что легионеры поставили в их честь медные колонны и позолотили капители. Название храма также встречается на монетах Филиппа Араба (243–279 н. э.).
Монета из Бейрута. Аверс и реверс бронзовой монеты из Берита, I в. н. э. Посейдон (как Баал-Берот) присутствует на обеих сторонах; на реверсе он в колеснице с морскими коньками
Монета Септимия Севера. Аверс и реверс бронзовой монеты из Гелиополя (Баальбека) с именем Септимия Севера. Ок 211 г. н. э. На реверсе храм Юпитера в Гелиополе
В храме стояла золотая статуя божества, которого в этой местности изображали в виде безбородого юноши в одежде возничего с молниями и колосьями в левой руке и кнутом в правой. Иногда во время ежегодных праздников статую выносили на своих плечах видные граждане города, которые при подготовке к этому торжеству обривали себе голову и давали клятву воздержания и целомудрия. В этом храме также почитались черные конические камни, один из которых Элагабал перенес в храм в Риме. По такому случаю в городе прошла ярмарка. На протяжении веков благодаря своему храму Гелиополь играл ключевую роль в ливанском регионе и занимал второе место после Антиохии в сирийской провинции. Под именем Юпитера Гелиопольского, а полностью его титул звучал как Jupiter Optimus Maximus Heiopolitanus – Юпитер Лучший Величайший Гелиопольский, этот древнесемитский бог вместе с купцами и ветеранами добрался до многих стран Запада.
Юпитер Лучший Величайший Гелиопольский. Баальбек
Руины гелиопольского храма превосходят все остальные, сохранившиеся до наших дней со времен Древнего Рима, не исключая и развалины самого Рима. Мусульмане, превратившие храмовые сооружения в цитадель, приписывали его строительство Соломону;
ибо кто еще, кроме него, который повелевал джиннами, мог воздвигнуть такую громаду? Несмотря на все последствия землетрясений и монгольского нашествия, полуразрушенный храм до сих пор никого не оставляет равнодушным.
Храм Вакха Атаргатис с северо-запада
В пределах акрополя лежат руины двух храмов – храма ЮпитераХадада и его супруги Атаргатис (Астарты), обычно приписываемый Вакху, вместе с пристройками. Из двух храм Атаргатис моложе, меньше и лучше сохранился. Более того, это здание лучше всего сохранилось и наиболее богато украшено среди всех древних построек во всей Сирии. Святилище Юпитера-Хадада окружено перистилем с большими колоннами из желтого камня с коринфскими капителями и
фризом поверху. Шесть таких колонн гордо возвышаются и по сей день, обращаясь к Ливанским горам в своем возвышенном величии. Фактически это главное, что осталось от всего храма Юпитера-Хадада. Каждая колонна состоит из трех блоков и достигает 62 футов (19 м) в высоту, имея в диаметре 7,5 фута (2,3 м). Порфировые колонны, доставленные когда-то из Египта, были вывезены из Баальбека по приказу Юстиниана и использованы при строительстве собора Святой Софии (Айя-София). Одна из них сломалась во время перевозки, и сейчас на ней видны скрепляющие ее обручи.
Шесть колонн храма Юпитера в Баальбеке. Из O. Puchstein, T. von Luepke, «Ba’albek» (Берлин)
Большой двор, где стоял алтарь, имеет площадь примерно 340 квадратных футов (32 кв. м). Его окружал перистиль из сорока восьми колонн. На западной стороне в VI веке возвели трехапсидную базилику, но ее строительство обычно приписывают Константину или Феодосию IV века. Весь храмовый комплекс, который все еще можно видеть издалека, покоится на искусственной террасе, образованной
огромным основанием со сводчатыми подземельями. Северо-западная сторона стены, ограждающей территорию, составлена из огромных глыб, возможно, для обеспечения устойчивости здания в случае землетрясений. Три из этих глыб находятся на высоте 20 футов (6 м) от земли и имеют размер примерно 62 х 14 х 11 футов каждый (19 х 4 х 3 м). Подсчитано, что в каждой глыбе хватило бы камня для того, чтобы построить квадратный дом со стенами толщиной 1 фут (30 см), шириной по фасаду 60 футов (18 м) и высотой 40 футов (12 м). Аналогичная глыба до сих пор лежит в карьере на окраине города.
Карниз храма Юпитера
Архитрав колоннады большого двора
Помимо громадных размеров каменных глыб в стенах и колоссальной величины колонн, особенность уцелевшей группы зданий составляет богатство деталей в декоре и тонкая скульптурная работа на фризах. Среди орнаментов встречаются изображения пшеницы и маков (символы жизни и смерти), крылатых гениев, поднимающих завесу, купидонов с луками и стрелами или верхом на драконах и дельфинах. Пороги украшают виноградные лозы и гирлянды. Потолок покрыт геометрическими узорами с листвой и бюстами императоров и божеств. Порталы храма Атаргатис особенно обильно украшены листвой и изящными скульптурными орнаментами.
Примерно в 300 ярдах от акрополя стоит круглый храм конца имперской эпохи, вероятно посвященный Венере или Фортуне (богине судьбы). В Средние века его обратили в часовню Святой Варвары, что и обеспечило его сохранность. Он стоит прямо посреди современного города.
Римская триумфальная арка в Герасе. Конец II или начало III в.
В Южной Сирии бок о бок существовали города самых разных типов. У побережья располагались старые филистимские города – Газа и ее пригород Анфедон, Аскалон, Яффа и Акра – все они к тому времени эллинизировались. Яффа, по Страбону, стала печально известным пристанищем разбойных главарей. Затем шли иудейские основы династии Иродов: Кесария у моря, Севастия, Тивериада и Кесария Филиппова. За ними следовали несколько римских колоний, одной из которых был Неаполь («новый город»), ветхозаветный Сихем. В ходе иудейской войны евреи из этого города, тогда называвшегося Скифополем, обратились против своего собственного народа и встали на сторону римлян, у которых там стояло два легиона на зимних квартирах. Впоследствии восставшие евреи опустошили город. После войны Флавий Веспасиан перестроил город, переименованный затем в его честь во Флавия Неаполис. Это имя сохранилось в современном названии города – Наблус. Там родился Иустин Мученик, ранний отец
церкви, которому приписывают открытие первой христианской школы
вРиме, где, как говорят, его бичевали и казнили около 165 года. Веспасиан построил еще один город – Эммаус, где разместил 800
ветеранов. Это Эммаус из Евангелия от Луки (24: 13), в 7 милях (11 км)
ксеверо-западу от Иерусалима по римской дороге, и его следует отличать от Эммауса, ныне Амвас, расположенного в 20 милях (32 км)
ксеверо-западу от Иерусалима. Филиппополь в Авране являет собой пример того, как деревня получила статус города. Первоначально это был мелкий поселок в окрестностях Бостры, но в 244 году н. э. Филипп Араб, родившийся в нем, возвысил его до города. В том же году он вступил на престол цезарей. В городе появился новый элемент
– переселенцы из Италии, и он стал римской колонией. У арабских географов он называется Шахба.
Внутри страны продолжал существовать союз «десяти городов» – Декаполь. Плиний перечисляет их и упоминает область Десятиградия, очевидно начинавшуюся там, где Изреельская долина выходила в долину Иордана и расширялась на восток. Это были главные города региона, количество которых время от времени менялось. Птолемей перечисляет Бейт-Шеан, Пеллу, Дион, Герасу, Филадельфию, Гадару, Рафану, Канафу, Гиппос и Дамаск. Позже к ним прибавились и другие города, в результате чего их число возросло до восемнадцати. При римлянах Бейт-Шеан, лежавший на западном берегу Иордана, имел приоритет над своими городами-собратьями, находившимися к востоку от Иордана. В Бейт-Шеане родился Василид Младший, философ и наставник Марка Аврелия. Другим выдающимся городом Декаполя была Гераса, ныне Джараш, в 37 милях (60 км) к юговостоку от Тивериадского озера и в 32 милях (52 км) к юго-востоку от Гадары. Недавние раскопки показали греческий план города с театрами, храмами, стадионом, форумом и колоннадами, большинство из которых датируются концом I или II века н. э. Тамошние впечатляющие руины, подобные развалинам Петры, Пальмиры и Гелиополя, – одни из самых примечательных в Римской Сирии. Многие жители Декаполя последовали за Иисусом еще в начале его служения.