Глава 42 Вклад сирии в арабское возрождение

Сироязычные христиане более чем какой-либо иной народ повлияли на общее пробуждение и интеллектуальное возрождение, которое составляло и составляет поныне главную славу классического ислама, а средоточием его стал Багдад при Аббасидах. Между 750 и 850 годами арабский мир был местом действия одного из самых ярких и важных течений в истории мысли. Благодаря ему на арабском языке появилось множество переводов с персидского, греческого и сирийского. Арабские мусульмане не принесли с собой ни искусства, ни науки, ни философии, ни литературы; но что они действительно принесли с собой из пустыни, так это острое интеллектуальное любопытство, ненасытную жажду учения и целый ряд скрытых талантов. В Плодородном полумесяце они унаследовали эллинистическую науку и знания – драгоценнейшее сокровище мысли. Через несколько десятилетий после основания Багдада (762) читающая по-арабски публика получила в свое распоряжение основные философские произведения Аристотеля и неоплатоников-комментаторов, главные медицинские трактаты Гиппократа и Галена, важнейшие математические труды Евклида и географический шедевр Птолемея. Во всем этом сирийцы служили посредниками. Арабы не знали греческого языка, зато сирийцы были тесно связаны с ним более тысячелетия. За два века до появления ислама сирийские ученые переводили греческие сочинения на сирийский. Задолго до того, как Умар II перенес философскую школу из Александрии в Антиохию, переводы широкой волной захлестнули монастыри Сирийской церкви. Народ, открывший для персов сокровищницу греческой науки и философии, теперь сделал то же и для арабов. Тот же народ, который до возникновения ислама способствовал развитию основных элементов греческой культуры, распространению их на восток, в школы Эдессы (Ар-Руха), Нисибиса (Насибин), Харрана и Гондишапура, теперь активно занялся насаждением этих элементов в мире арабской литературы. Как во времена Римской империи они действовали как агенты материальной цивилизации, передавая

произведения Востока на Запад, так и теперь они стали агентами западной культуры в восточном обществе.

Среди них духовенство в первую очередь осознало важность аристотелевской логики и неоплатонической философии в богословской полемике – в то время неотъемлемой части интеллектуальной сферы. Даже Евангелия, арамейский оригинал которых был утерян, приходилось переводить с греческого. Сама Септуагинта была переведена на сирийский. Эдесса, чья школа открылась в 373 году, была главным центром интеллектуальной деятельности в Сирии. Один из ее преподавателей первым перевел «Исагогу» («Введение») Порфирия, общепризнанное руководство по логике, которое обычно помещают в качестве введения к аристотелевскому «Органону». Этот труд Аристотеля позже перевел другой сириец, по имени Георгий, который в 686 году стал епископом арабских племен. В его епархию входили бану танух, таглиб и другие племена сиро-месопотамской пустыни. Еще один сириец, который жил и работал накануне мусульманского завоевания, составил комментарий к «Герменевтике» Аристотеля. Сирийские комментарии послужили образцом для арабских. Когда в 439 году император Зенон закрыл Эдесскую школу, изгнанные учителя переселились за восточную границу в Харран, который находился тогда под властью Персии, и открыли там, впервые или повторно, христианскую академию. Другие жертвы византийской политики, стремившейся к строгому религиозному единству во всей империи, нашли приют в Персии.

Помимо философии и богословия, внимание Сирии привлекали медицина и астрономия. В астрологическом плане астрономия была связана с медициной. В 555 году Хосров Ануширван основал в Гондишапуре академию медицины и философии, среди ее выдающихся преподавателей было немало христиан, которые обращались к студентам на сирийском языке. Одним из них был Джурджус (Георгий) ибн Бахтишу («Иисус избавил»), декан академии, к которому аль-Мансур в 765 году обратился за медицинской помощью. Халиф предложил ему принять ислам, но Джурджус ответил, что предпочитает общество своих предков, будь то в раю или в аду. Джурджус стал основателем рода врачей, который на протяжении шести или семи поколений практически монополизировал всю

придворную практику. Его сын Бахтишу (умер в 801 г.) был главным врачом багдадской больницы при Харуне ар-Рашиде.

Юханна (Яхья) ибн Масавайх (латинизированное Месуэ), христианин и ученик еще одного Бахтишу, по некоторым данным, перевел для ар-Рашида несколько рукописей, в основном медицинских, которые халиф привез из набегов в Малую Азию. Ученик Юханны Хунайн ибн Исхак (Иоаннитий, 809–873) выделяется как один из величайших переводчиков и самых возвышенных фигур того времени. Принадлежа к Восточной сирийской церкви, Хунайн родился в Хире и был назначен аль-Мамуном главой основанного халифом Дома мудрости – Байт аль-Хикма, сочетавшего в себе академию, библиотеку, музей и бюро переводов. В работе Хунайну помогали его сын Исхак и племянник Хубайш ибн аль-Хасан. Отец лучше владел греческим и, очевидно, делал предварительный перевод различных трактатов на сирийский язык, которые его помощники затем переводили на арабский. Таким образом, большинство трудов Аристотеля и Галена стали доступны арабским студентам. Говорят, что Хунайн также перевел медицинские трактаты Гиппократа и «Государство» Платона. Сравнение переводов показывает, что во всех случаях сирийский вариант ближе к греческому оригиналу, а арабский

– это перефразированный сирийский. Но Хунайн был не просто переводчиком. Аль-Мутавак-киль назначил его своим личным врачом, а однажды отправил в тюрьму за отказ приготовить яд для врага халифа.

Другой переводчик, Яхья ибн Ади (умер в 974 г.), отредактировал ряд уже имевшихся вариантов и подготовил новые переводы «Поэтики» Аристотеля, а также «Законов» и «Тимея» Платона.

Труд Галена по-арабски; рукопись. Первые строчки главы из перевода Галена, сделанного Хунайном ибн Исхаком, «Китаб альсинаа аль-сагира», скопировано около 572 г. хиджры (1176–1177 н. э.). Данная рукопись предшествует любым другим манускриптам на греческом или латинском языках, дошедшим до нас; отдельные ее части до сих пор не отредактированы или не переведены ни на один современный европейский язык

Яхья принадлежал к западным сирийцам, которые произвели на свет и других ученых, продолживших и усовершенствовавших труды своих восточных единоверцев. Еще одним христианином, трудившимся на этой ниве, был Куста ибн Лука из Баальбека (умер ок. 912 г.), выдающийся переводчик математических и философских сочинений. Куста владел греческим, сирийским и арабским языками. Он отправился в византийские земли в поисках рукописей, над которыми

работал в Багдаде. Он умер в Армении, где был удостоен монументальной гробницы, и оставил после себя 69 оригинальных сочинений и семнадцать переводов.

Сирийцы были равнодушны к греческой поэзии и драме, как и арабы. Астролог-маронит на службе у аль-Махди Тавафил (Феофил) из Эдессы перевел «Илиаду» и «Одиссею» Гомера, которые не сохранились до наших дней.

Не только христиане, но и язычники Сирии внесли большой вклад в интеллектуальную жизнь арабов. Это были сабии, вернее, псевдосабии, проживавшие в Харране. Будучи звездопоклонниками и наследниками вавилонской традиции, сабии с незапамятных времен интересовались астрономией и смежными областями знаний. Как любители эллинистической науки они стояли в одном ряду с соотечественниками-христианами. Среди их ученых выдается фигура Сабита ибн Курры (ок. 836–901). Ему и его ученикам приписывают перевод большинства греческих астрономических и математических трудов, в том числе за авторством Птолемея и Архимеда. Кроме того, они исправили предыдущие переводы. Например, Сабит отредактировал перевод Евклида, сделанный Хунайном. Из потомков Сабита прославились сын, два внука и один правнук. Его сына Синана халиф заставил принять ислам. Сын Хунайна Исхак также стал мусульманином.

Другим мусульманским ученым сабейского происхождения был Мухаммед ибн Джабир ибн Синан аль-Баттани (Альбатений, ок. 858– 929), который жил и работал в Эр-Ракке. В ходе своих оригинальных изысканий аль-Баттани внес в систему Птолемея несколько поправок, включая расчеты орбит Луны и некоторых планет. Произведенные им наблюдения лунных и солнечных затмений примечательны широким охватом и точностью. Он доказал возможность кольцевых затмений Солнца и точнее, чем Птолемей, определил наклон эклиптики и продолжительность тропического года. Одна из его оригинальных теорий трактует определение условий видимости новой луны. Дошедший до нас шедевр аль-Баттани «Китаб аз-зидж ас-саби» впервые был переведен на латынь в Испании в XII веке.

Можно предположить, что арамеи и сирийцы, жившие на бывшей вавилонской территории, послужили посредниками в передаче и других математических и астрономических знаний. Например, алгебра

(аль-джабр) возникла как полноценная наука под пером прославленного аль-Хорезми (умер в 850 г.). У вавилонян был термин для обозначения этой науки, и это то же самое слово – «габру». Предполагаемые некоторыми сирийские звенья в этой цепочке отсутствуют.

Очевидно, что основная часть сирийской литературы состояла из переводов и комментариев, и ей не хватало оригинальности и творческой жилки. До наших дней дошло лишь несколько характерных произведений. Однако в одной области – аскетическом мистицизме – сирийские богословы оказались не просто переписчиками и подражателями. И в этой же самой области мы встречаем поразительные параллели с суфийскими источниками. Исаак Ниневийский, живший в конце VII века, в своих эпистолах и рассуждениях выводит на первое место жизнь, посвященную созерцанию и размышлению, которую он считает второй душой и духом откровения, и утверждает, что она не может родиться в утробе разума. Поэтому он призывает своих последователей искать уединения и, пребывая в нем, размышлять о том, что в тварном мире нет ничего иного, кроме самого человека и Бога, о котором он размышляет. Другой сирийский христианский мистик, Симеон из Тайбуты (умер ок. 680 г.), учил, что по крайней мере какая-то доля знания постигается не через слова, а через внутреннее безмолвие разума и что этого рода знание и является наивысшим, ибо оно достигает сокрытого Божества. Яковитский епископ Алеппо Абу-ль-Фарадж ибн аль-Ибри (Бар-Эбрей, «сын еврея», 1226–1286) отличился как богослов и историк на обоих языках, сирийском и арабском. Некоторые его труды использованы в этой книге.

Поэзия стала средством выражения величайшего таланта мусульманской Сирии этого периода. Двое ее сыновей – Абу Таммам и аль-Бухтури – прославились, став придворными поэтами аббасидских халифов.

Хабиб ибн Аус Абу Таммам (ок. 804 – ок. 850) родился в местечке Джасим в Авране в семье христианина-аптекаря. Приняв ислам, молодой человек вошел в племя тайи. Как и другие литераторы своей страны, он странствовал по всему мусульманскому миру, побывал в Египте, где работал водоносом, в Хиджазе, Армении, Персии и Ираке, прежде чем поселиться в Багдаде. Он попал ко двору халифа аль-

Мутасима в его новой столице Самарре и сопровождал его в победоносном походе на Аммурию (Аморий, 838 г.). Этот поход он воспел в оде, которую до сих пор учит наизусть арабская молодежь. Как типичный поэт, он любил вино, музыку и женщин и не слишком чтил требования религии. Свое право на славу он заслужил не только своими оригинальными сочинениями, но и составлением антологии «Хамаса», содержащей шедевры арабской поэзии с доисламских веков до дней самого поэта. Этой сокровищницей арабской литературы мы обязаны тому простому факту, что автор во время одного из своих путешествий из-за обильного снегопада, из-за которого дороги стали непроезжими, оказался в доме одного культурного господина в Хамадане (Экбатана), в чьей библиотеке хранились собрания арабских авторов из пустынных и других областей. В часы досуга Абу Таммам просматривал коллекцию хозяина. Последние свои дни поэт провел в Мосуле, где и был похоронен.

Его младший современник Абу-Убада аль-Валид аль-Бухтури (ок. 820–897) родился в Манбидже (Иераполь) и принадлежал к клану бухтур племени тайи. Рассказывают, что его открыл Абу Таммам: он услыхал, как тот в Химсе читал свои стихи, и порекомендовал его людям из Мааррат-ан-Нумана, которые взяли его на жалованье в 4000 дирхамов. Аль-Бухтури восхищался Абу Таммамом и пошел по его стопам. В Багдаде он стал придворным поэтом аль-Мутаваккиля и его преемников, один из которых по имени аль-Мутазз отдавал ему особое предпочтение. Аль-Бухтури был настолько скуп, что ходил в нестираной одежде и чуть не уморил голодом своего раба и брата. Этот поэт, типичный для своего сословия, пустил свой талант на то, чтобы вымогать награду у влиятельных и богатых угрозами переделать свои панегирики в пасквили. В его «Диване» мы видим портреты людей, которых он и восхвалял, и высмеивал. Там же мы читаем, что он был не прочь выпить и что он умел красочно описывать дворцы, бассейны и диких животных – довольно редкая черта для арабского поэта. Помимо «Дивана», аль-Бухтури составил книгу «Хамаса», которая никогда не пользовалась таким же уважением среди арабских знатоков словесности, как книга его предшественника. Арабские критики на протяжении многих веков считали аль-Бухтури одним из тройки лучших поэтов периода Аббасидов, а двумя другими называли Абу Таммама и аль-Мутанабби. Вероятно, большинство европейских

критиков сочли бы аль-Бухтури не таким блестящим, как альМутанабби, но гораздо более поэтичным, нежели Абу Таммам.

Поэтом куда меньшего калибра был Абд ас-Салам ибн Рагбан (777– 849), прозванный Дик аль-Джинн («петух джиннов») из-за его уродливого лица и зеленоватого цвета кожи. Уроженец Химса, Дик аль-Джинн никогда не покидал своей родины. Вероятно, он был потомком христианина, принявшего ислам в битве при Муте. Дик особенно интересен тем, что в своих стихах, из которых до нас дошли лишь немногие, он выступал защитником побежденных народов от притязаний арабов и утверждал превосходство сирийцев, под которыми имел в виду арабизированных сирийцев, над арабами. Поэтому его можно считать предвестником того любопытного интеллектуального движения под названием Шуубия, которое приняло политические формы в Персии и других странах. Дик был умеренным шиитом, к тому же бедным. Он растратил свое наследство на удовольствия и развлечения. В припадке ревности он зарезал свою жену, когда-то его рабыню-христианку, но потом убедился в ее невиновности, после чего к нему стал являться ее призрак и истязать его, как это душераздирающе описано в его собственных стихах.

В непоэтической сфере выделяется одна фигура – богослова и законоведа Абдуррахмана ибн Амр аль-Аузаи. Он родился в 707 году в Баальбеке, жил и работал в Бейруте, где и нашел свою смерть в собственной ванне в 774 году. Его гробница (макам) до сих пор стоит в песках к югу от города. Он славился эрудицией, аскетизмом и мужеством, и биограф называет его «имамом Сирии, с которым никто в этой стране не мог сравниться ученостью». Не соглашаясь с Абу Ханифой и Маликом, он не одобрял таких жестких мер, как вырубка священных рощ язычников, разрушение церквей и домов. Посещая Сирию, аль-Мансур услышал проповедь аль-Аузаи, и та восхитила его. Разработанная этим юристом система права пользовалась популярностью в Сирии около двух столетий, прежде чем ее вытеснили ханафитская и шафиитская системы, а также около сорока лет в Аль-Андалусе и Магрибе, прежде чем ее заменили маликитской.

О системе аль-Аузаи известно немного, но, вероятно, она не несла на себе отпечаток римского права, которое преобладало в Сирии, где он работал, и широко преподавалось в Бейруте, где он жил. Исламское уголовное право и гражданское право в вопросах брака, наследования,

ростовщичества и других ниспослано Богом. Только в договорных сделках (муамалат) между двумя системами есть определенное сходство. В арабской и латинской юридической терминологии отдельные термины означают одно и то же: фикх и юриспруденция, фетва и мнение, иджма и консенсус, адат и обычай, маслаха амма и общественный интерес; но это не обязательно значит взаимосвязь. Заимствования или арабизированные греческие и латинские слова не встречаются. Мы также не знаем ни об одной книге по римскому или византийскому праву, переведенной на арабский язык.