Глава 36 Былая слава Дамаска
В царствование Абдул-Малика и четырех его сыновей[244] династия Омейядов в Дамаске достигла зенита своей мощи и славы. При альВалиде (705–715) и его брате Хишаме (724–743) исламская империя расширилась до своей максимальной величины, раскинувшись от Атлантики и Пиренеев до Инда и границ Китая и превзойдя тем самым даже Римскую империю на пике ее развития. Никогда ни до, ни после этого арабская империя не достигала таких размеров. Именно в этот период арабской славы была окончательно и надолго покорена Трансоксиана, возвращена и укрощена Северная Африка и завоеван Пиренейский полуостров. К этой же эпохе относится арабизация системы государственного управления, введение первых чисто арабских монет, развитие почтовой связи и возведение таких памятников архитектуры, как Купол Скалы в Иерусалиме, самая почитаемая святыня ислама после святынь Мекки и Медины.
Обретение Сирии, Ирака, Персии и Египта при Умаре и Усмане положило конец первому этапу в истории мусульманского завоевания. Включение в границы ислама при Муавии Хорасана и Средней Азии на востоке и Ифрикии на западе ознаменовало окончание второго этапа. Окончательное покорение Трансокси-аны и долины Инда при Абдул-Малике и его ближайших преемниках знаменует собой третий этап.
Именно полководцы аль-Хаджжаджа добились полного подчинения территорий, которые в наши дни называются Туркестаном, Афганистаном, Белуджистаном и Пенджабом. Одним из этих военачальников был Абд ар-Рахман ибн Мухаммад ибн аль-Ашас, губернатор Систана и потомок старого царского рода центральноаравийского государства Кинда. Его сестра вышла замуж за сына аль-Хаджжаджа. В 699–700 годах Абд ар-Рахман выступил против Зунбиля, тюркского (иранского?) правителя Кабула (Афганистан), отказавшегося платить обычную дань. Правящие династии и войска этих и других царств Средней Азии составляли тюрки, но подданными были в основном иранцы. Армия Абд ар-
Рахмана была настолько великолепно снаряжена, что ее прозвали «армией павлинов». Успешную кампанию Абд ар-Рахмана прервал его бунт против аль-Хаджжаджа, который и привел к падению полководца.
В704 году он бросился с вершины башни и погиб, что является одним из редких случаев самоубийства в исламе.
Подвиги Абд ар-Рахмана меркнут по сравнению с подвигами Кутейбы ибн Муслима аль-Бахили, который в 704 году по рекомендации аль-Хаджжаджа был назначен править Хорасаном от имени наместника и подчиняясь ему. Из Мерва, своей столицы, Кутейба за десять лет провел ряд блестящих военных кампаний в земли «за рекой» (ма вара ан-нахр – Мавераннахр). Рекой этой был Окс (современная Амударья), по которому до того времени пролегала традиционная, хотя и не историческая, граница между «Ираном и Тураном», то есть между персидско- и тюркоязычными народами. В этот период, то есть при халифе аль-Валида, мусульмане создали там для себя надежный плацдарм. Армия Кутейбы включала 40 тысяч арабских воинов из Басры, 7 тысяч из Куфы и 7 тысяч «подопечных».
Входе первой кампании Кутейба отвоевал нижний Тохаристан со столицей Балх (Бактра у греков). В 706–709 годах он захватил Бухару в Ас-Сугде (Согдиане) и прилегающие территории. В 710–712 годах он покорил Самарканд (также в Ас-Сугде) и Хорезм (современная Хива) к западу от него. В последующие два года он возглавил поход в провинции у Яксарта, в частности Фергану, в ходе которых установил номинальное правление мусульман в так называемых центральноазиатских ханствах. Многие общины в этом регионе вели кочевую жизнь того же типа, что и в Северной Африке и других регионах: набеги, за ними новые набеги, поборы, отказ выплачивать дань, нападения и заключение мира.
Переправа через Яксарт стала эпохальным событием, поскольку именно эта река, а не Окс образовывала естественную политическую и этническую границу между иранцами и тюрками. Переход через нее стал первым прямым вызовом, который бросили арабы монголоидным народам, а ислам – буддизму. В Бухаре, Балхе и Самарканде[245] стояли буддийские монастыри. В Самарканде Кутейба встретил несколько идолов, которые собственноручно предал огню. Это привело к тому, что некоторые верующие, ожидавшие, что божества мгновенно истребят того, кто осмелился оскорбить их изображения, тут же обратились в ислам. В Бухаре мусульмане также снесли храм огнепоклонников. Бухара, Самарканд и Хорезм вскоре станут рассадниками ислама в Центральной Азии и превратятся в центры арабской культуры, не уступающие Мерву и Найсабуру (перс. Нишапур) в Хорасане, а также Басре и Куфе в Ираке.
Труды Кутейбы продолжили его подчиненный Наср ибн Сай-яр и его преемники. Назначенный халифом Хишамом (724–743) первым правителем Трансоксианы, Наср выбрал своей столицей сначала Балх, а затем Мерв. Из Мерва ему пришлось отвоевывать (738–740) большую часть территории, захваченной ранее Кутейбой. Кутейба, по-
видимому, удовольствовался тем, что разместил там арабских военных представителей, которые собирали налоги и действовали бок о бок с местными князьями. Только к этому времени арабы добрались до Кашгара в китайском Туркестане, якобы завоеванного еще Кутейбой (715). Аль-Валид II в 743 году вызвал Насра обратно и повелел ему явиться в Дамаск со всевозможными диковинными птицами для охоты и музыкальными инструментами; но халифа постигла смерть от руки убийцы, пока еще его наместник был в пути. К 751 году преемники Насра заняли Шаш (Ташкент) к северо-востоку от Самарканда, тем самым надежно установив главенство ислама в Средней Азии, главенство, которому китайцы больше не должны были чинить преград. Области «за рекой» в конце концов были полностью включены в обширную империю халифов. Но все попытки овладеть землями хазар между Каспийским и Черным морями в 737 году и позднее окончились неудачей. Гунны по происхождению, хазары впоследствии приняли иудаизм.
Вто время как Кутейба и Наср с успехом вели завоевательные кампании на восточном театре войны, другой полководец направил свои стопы на юг, в Индию. Это был Мухаммад ибн альКасим асСакафи, зять аль-Хаджжаджа. Его войско насчитывало 6 тысяч сирийских солдат. В 710 году Мухаммад подчинил Мукран, прошел через территорию, которая сейчас называется Белуджистан, и в 711– 712 годах подчинил Синд, долину в низовьях Инда. Там он захватил морской порт Дайбул, где стояла статуя Будды (араб. Будд), «высотой сорок локтей», и Нирун (современный Хайдарабад). В следующем году завоевания продолжились на севере до самого Мултана, на юге – до Пенджаба и подножия Гималаев. В Мултане находилось национальный буддийский храм, где захватчики наткнулись на нескольких священников и паломников, которых взяли в плен. Добыча, награбленная в этом храме, оказалась настолько велика, что его прозвали «дом золота». Мултан долгие годы служил столицей арабской Индии и форпостом ислама.
Вэтот же период арабы несколько раз предпринимали решительные наступления на византийцев. В начале своего правления, еще когда Ибн аз-Зубайр боролся за власть, Абдул-Малик уплатил дань (70 г. хиджры, 689–690 г. н. э.) «тирану римлян», а также его христианским союзникам джураджима, к тому времени обосновавшимся в Ливане.
Но вскоре после этого Абдул-Малик смог собраться с силами и перейти в атаку на исконного врага. В 692 году его войска разбили войска Юстиниана II в киликийском Севастополе. Преемник АбдулМалика аль-Валид продолжил наступление. Около 707 года его войска заняли Тиану (Ат-Тавана), самую сильную крепость Каппадокии. После захвата Сардиса и Пергама открылся путь в Константинополь. Брат и военачальник Сулеймана Маслама взял город в осаду. Это было памятное, но напрасное мероприятие, продлившееся с августа 716 года по сентябрь 717-го. Армения, захваченная (644–654) еще когда Муавия был наместником в Сирии, воспользовалась разгромом Ибн азЗубайра, чтобы восстать, но снова была укрощена при Абдул-Малике.
В это же самое время пришлось отвоевывать и Ифрикию. Военачальник Муавии Укба оказался в настолько непрочном положении в этом регионе, что его преемнику пришлось вывести оттуда войска. При Абдул-Малике Хасан ибн ан-Нуман аль-Гассани (693–700) положил конец сопротивлению берберов и византийскому влиянию. С помощью мусульманского флота он изгнал византийцев из Карфагена (698) и других городов на побережье. Затем он преследовал и разгромил их союзницу, предводительницу берберов, пророчицу (араб. кахина), которая управляла своими подданными каким-то мистическим образом. Эту легендарную героиню убили в горах Орес (Аврас), Алжир, возле источника, который до сих пор носит ее имя – Бир аль-Кахина.
За Хасаном последовал знаменитый Муса ибн Нусайр. При нем Ифрикия, управлявшаяся из Кайруана, административно отделилась от Египта и перешла под прямое правление халифа в Дамаске. Муса родился в окрестностях Бейрута. Его отец был из пленных сирийцевхристиан, который попал в руки Халида ибн аль-Валида вместе с другими мальчиками, когда они изучали Евангелия в церкви АйнТамра в Ираке. Именно Муса расширил границы провинции на запад до Танжера (Танджа).
Завоевания Хасана и Мусы навсегда вернули берберов в лоно ислама. Большинство берберов, проживавших тогда на плодородной земле на краю моря, были христианами. Из их среды выделились такие святые и князья раннехристианской церкви, как Тертуллиан, Киприан, Августин и другие. Византийские поселения, как и римские до них, ограничивались приморскими городами. Они были
представителями культуры, которая по-прежнему оставалась чуждой кочевым и полукочевым племенам Северной Африки. Берберы испытывали куда большую склонность к арабам-мусульманам. Будучи хамитами, они стояли ближе к семитам. В то время и те и другие находились на одном уровне культуры. Более того, по-видимому, их общение облегчал факт завоевания и колонизации этого региона древними финикийцами. По арабским преданиям, большинство берберов происходит от ханаанеев. Незадолго до мусульманского завоевания местные жители в труднодоступных местах все еще говорили на пуническом языке, который, как и арабский, относится к семитским. Это объясняет, казалось бы, необъяснимое чудо – столь молниеносный и полный переход берберов в лоно ислама и арабской культуры. Как только арабы одолели берберов, они сразу же включили их в качестве очередного опорного пункта в продолжающемся поступательном движении ислама.
Покорение Северной Африки вплоть до Атлантического океана открыло путь к завоеванию Юго-Западной Европы. Важный шаг был сделан в 710 году, когда арабская армия впервые пересекла пролив в 13 миль шириной (21 км). Их непосредственной целью был грабеж. Набег превратился в завоевание – завоевание всего Пиренейского полуострова. За ним последовала оккупация, продлившаяся в той или иной степени почти восемь веков. Эта успешная кампания в югозападной части Европы была последней и одной из самых сенсационных военных операций среди всех, предпринятых арабами. Она ознаменовала пик афро-европейской экспансии, как завоевание Туркестана ознаменовало пик азиатской экспансии.
По быстроте осуществления и полноте успеха эта экспедиция в Испанию занимает уникальное место не только в арабских, но и в средневековых европейских анналах. В июле 710 года отряд берберов в 400 пеших и 100 конных воинов под предводительством Тарифа, «подопечного» Мусы, высадился на крошечном полуострове на почти крайней южной оконечности европейского континента. Был ли Тариф бербером или арабом, до сих пор точно неизвестно. С тех пор полуостров носил его имя: Джазират-Тариф (остров Тарифа, исп. Tarifa). Ободренный успехом Тарифа и династическими распрями в вестготском королевстве Испании, Муса в 711 году отправил туда другого своего вольноотпущенника – Тарика ибн Зияда. Во главе 7 тысяч человек, в большинстве своем, как и он сам, берберов, Тарик высадился возле высокой скалы, которая с тех пор увековечила его имя, – Гибралтар. По преданию, корабли предоставил Юлиан, византийский граф Сеуты, полулегендарная личность. Что его подтолкнуло к сотрудничеству, непонятно. Предание, что причина якобы в том, что вестготский узурпатор Родерих обесчестил его красавицу-дочь, недостоверна. В действительности арабские и
испанские летописцы богато украсили вымыслами всю историю завоевания.
Получив подкрепления, Тарик во главе 12 тысяч человек 19 июля 711 года атаковал армию Родериха в устье реки Барбате на берегу лагуны Джанда. Изменники в лагере вестготов, родственники свергнутого короля, сына Витицы, способствовали разгрому испанцев, которых насчитывалось 25 тысяч человек. Сам Родерих исчез, и больше о нем ничего не слышно.
Это оказалась решающая победа. Мусульманские армии шли по полуострову, не встречая препятствий. Тарик с основной частью войска направился к столице Толедо. По пути он отправил отряды к близлежащим городам. Основательно укрепленную Севилью они обошли стороной. Кордова, будущая великолепная столица мусульманской Испании, пала из-за предательства – некий пастух, как гласит легенда, указал врагам на брешь в стене. Малага не сопротивлялась. Толедо выдали горожане-евреи. Это случилось ближе к концу лета 711 года. Менее чем через полгода берберский захватчик овладел половиной Испании. Он уничтожил целое королевство.
В июне следующего года Муса с 10 тысячами арабов и сирийцев поспешил на арену боевых действий. Ему не понравилась мысль, что вся честь за победу и добыча достанется его подчиненным. Своей целью он выбрал те города, которые обошел Тарик. В Толедо или гдето поблизости он догнал своего бывшего раба, которого велел бичевать и заковать в цепи за неподчинение приказу остановиться еще в начале кампании. Триумфальное шествие возобновилось. Вскоре мусульмане дошли до Сарагосы на севере и заняли ее. Следующими должны были стать высокогорья Арагона, Леона и Галисии, если бы не приказ халифа аль-Валида из далекого Дамаска. Халиф обвинил наместника в том же проступке, за который наместник наказал своего подчиненного, – в том, что он действовал независимо от своего начальника.
Муса оставил командовать своего сына Абду-ль-Азиза и не торопясь двинулся по суше в Сирию. Помимо его подчиненных, за ним следовало четыреста представителей королевского семейства и знати вестготов, одетых в короны и золотые пояса, а за ними – еще длинная вереница рабов и пленников с грузом награбленных сокровищ. Триумфальный переход через Северную Африку и Южную Сирию –
излюбленная тема арабских летописцев. Когда Муса добрался до Тивериады, он получил приказ Сулеймана, брата и наследника больного аль-Валида, задержать прибытие в столицу, чтобы оно совпало с его вступлением на халифский трон.
Очевидно, Муса проигнорировал приказ. В феврале 715 года он эффектно въехал в Дамаск и был принят аль-Валидом, хотя некоторые источники утверждают, что это был уже вступивший на престол халиф Сулейман. Прием прошел со всевозможными почестями и великолепием во дворе недавно построенной пышной мечети Омейядов, примыкавшей к дворцу халифа. Какой памятный день в истории победившего ислама! Свет еще не видывал стольких западных князей и светловолосых европейских пленников, склонившихся перед повелителем правоверных. Если и можно выделить какой-либо эпизод для иллюстрации зенита славы Омейядов, то это именно он. Главным из трофеев, которые Муса передал халифу, был бесценный стол (майда), который Тарик захватил в соборе Толедо. Короли готов соперничали друг с другом в украшении этого стола драгоценными камнями. По легенде, стол этот сотворили джинны на службе у царя Соломона, затем римляне забрали его из храма Соломона к себе в столицу, а оттуда уже готы в Испанию. Тарик, как гласит предание, спрятал одну из его ножек, когда Муса в Толедо заставил его отдать ему стол, и теперь представил ее в доказательство своих подвигов.
Преемник аль-Валида наказал и унизил Мусу. Он заставил его стоять до изнеможения на солнце, отправил его в отставку и конфисковал имущество. Мусу постигла та же участь, что и многих успешных военачальников и администраторов в исламе. Последний раз мы слышим о покорителе Африки и Испании, когда он просит пропитания в далекой деревушке Хиджаза.
Итак, Испания вошла в состав Сирийской империи. Преемники Мусы продолжили труды по округлению завоеванных территорий на востоке и севере. Спустя полдюжины лет после высадки первых арабских войск на испанской земле их преемники встали перед высокими и могучими Пиренеями.
Такое, казалось бы, беспрецедентное завоевание было бы невозможным, если бы не внутренняя слабость и разногласия противника. Население страны было испано-римским; правили им тевтонские вестготы (западные готы), которые оккупировали эту
территорию еще в начале V века. Это были абсолютные монархи, часто деспотичные. В течение многих лет они исповедовали арианское христианство, а католичество, к которому принадлежали их подданные, приняли не раньше второй половины следующего столетия. Самые низы общества находились на положении крепостных
ирабов и вместе с евреями, которые подвергались гонениям, внесли свой вклад в ту легкость, с которой их страну завоевали мусульмане.
В717 или 718 году третий преемник Мусы аль-Хурр ибн Абду-р- Рахман ас-Сакафи перешел через горы, отделяющие Испанию от Франции. Пока это были набеги. Их продолжил его преемник ас-Самх ибн Малик аль-Хавлани. Целью был грабеж знаменитых своими сокровищами монастырей и церквей. В 720 году при халифе Умаре II ас-Самх захватил Нарбонну (араб. Арбуна), которую позже превратили в огромную цитадель с арсеналом. В следующем году мусульмане без успеха попытались взять Тулузу, где находилась резиденция герцога Аквитании Эда, в результате чего ас-Самх погиб. Это была первая зафиксированная в истории победа германского правителя над арабами.
Двенадцать лет спустя Абду-р-Рахман ибн Абдулла аль-Гафи-ки, преемник ас-Самха в качестве эмира Испании, предпринял последний
ивеличайший поход за Пиренеи. Одолев герцога Эда на берегу Гаронны, он штурмовал Бордо и двинулся на север к Пуатье и поджег базилику за его стенами. Оттуда он направился в Тур. Там находился храм Святого Мартина, апостола галлов. Всяческие дары, которые приносили ему верующие, и привлекали главным образом арабского захватчика.
На дороге между Пуатье и Туром Абду-р-Рахмана перехватил Карл, майордом при дворе Меровингов. Карл не был королем по титулу, но правил на деле. Своей доблестью он смог разгромить немало врагов и заставил герцога Эда признать верховенство северных франков.
После семи дней мелких стычек разгорелась битва. Стояла суббота октября 732 года. Франкские воины, в основном пешие, знали, как защититься от холода при помощи волчьих шкур. В гуще битвы они стояли плечом к плечу, образуя полый квадрат, крепкий, как скала, и несгибаемый, как ледяная глыба, если воспользоваться выражением западного историка. Не двигаясь с места, они перебили легкую конницу атаковавшего их неприятеля. Абду-р-Рахман пал. Темнота
заставила солдат разойтись. Под покровом ночи захватчики украдкой скрылись. Только утром Карл понял, что совершил. Он одержал победу. С тех пор его прозвали Мартелл («молот»).
Для мусульман поле этой битвы стало просто балат аш-шухада, «дорога мучеников», под мучеником имеется в виду любой убитый на войне с немусульманами. Однако для христиан она стала поворотным пунктом в военном продвижении их извечного врага. По мысли европейских историков, будь исход битвы иным, мы увидели бы в Париже и Лондоне мечети вместо соборов и фески вместо шляп. На самом же деле битва при Пуатье ничего не решала. Волна мусульманского нашествия, находившаяся уже примерно в тысяче миль от места своего начала у Гибралтара, не говоря уже об исходной точке в Кайруане, уже исчерпала себя и достигла естественного предела. Более того, моральное состояние армии пошатнулось из-за внутренних раздоров. Арабы и берберы относились друг к другу с ревностью и завистью. Берберы жаловались, что им отвели засушливое центральное плато, в то время как арабы присвоили себе самые плодородные провинции Андалусии, хотя именно берберы вынесли на себе основную тяжесть битвы. Да и между самими арабами отнюдь не царило единодушие. Вновь разгорелась старинная вражда между северными арабами (мударитами) и южными (йеменитами). А теперь к ней прибавились еще и сектантские разногласия. Мудариты были суннитами, а часть йеменитов – шиитами или сочувствующими. Берберы разошлись с ними обоими, так как исповедовали третье вероучение – хариджитское.
Несмотря на то что им пришлось остановиться у Тура и Пуатье, арабы не прекратили набегов в других направлениях. В 734 году они взяли Авиньон; девять лет спустя разграбили Лион. Однако факт остается фактом: дальше Тура и Пуатье победоносное шествие ислама не продвинулось. 732 год отмечает столетие со дня смерти Пророка. Возможно, стоит сделать паузу здесь и сейчас, чтобы оценить ситуацию в целом. Спустя сто лет после смерти основателя ислама его последователи стали хозяевами империи, более обширной, чем сам Рим в зените его могущества, – империи, раскинувшейся от Бискайского залива до Инда и границ Китая, от Аральского моря до порогов Нила. Столицей этих огромных владений был Дамаск, старейший из живых городов, куда, по преданию, не решился войти Мухаммед, потому что хотел попасть в рай лишь однажды. Город стоял в окружении садов, словно жемчужина, обрамленная изумрудами. На протяжении веков эти сады орошались потоками Антиливана, питаемыми его снегами. С севера мчит свои воды Барада (Абана), разметывая ветви серебристых ручьев по просторной равнине. С юга течет Аль-Авадж (Фарпар), напитанный данью из обильных рек горы
Хермон. Якут, великий географ начала XIII века, утверждает, что побывал во всех четырех местах, считающихся земным раем, и первое место среди них отводит Дамаску. «В двух словах, – говорит он, – нет ничего такого, что приписывают небесному раю, чего не нашлось бы в Дамаске». Город возвышался над равниной, простершейся на югозапад до знаменитого патриарха среди ливанских гор – Хермона, который арабы прозвали Аль-Джабаль аш-Шейх («седая вершина») изза ее тюрбана вечных снегов. Центр города украшала мечеть Омейядов, жемчужина архитектуры, которая до сих пор привлекает к себе любителей прекрасного. Рядом находился дворец халифа, названный Аль-Хадр из-за его зеленого купола. У себя во дворце халиф проводил официальные аудиенции. Одетый в роскошные струящиеся одежды, он восседал, скрестив ноги, на квадратном троне с богато расшитыми подушками. Справа от него по порядку старшинства стояли родственники по отцовской линии; слева – родственники по материнской линии; позади – придворные, поэты и просители.
Для достигшего зрелости государства было естественным сделать свою администрацию арабской и национализировать свои институты. До тех пор в Сирии использовался греческий язык в качестве языка государственных реестров; пехлевийский и некоторые местные диалекты сохранились в Ираке и восточных провинциях. В этом вопросе не приходилось выбирать. Мусульманские завоеватели, только что вышедшие из пустыни, незнакомые с бухгалтерским учетом и финансами, вынуждены были оставить управлять казной греческих, персидских и других чиновников, не говоривших по-арабски. Однако впоследствии часть этих служащих, несомненно, овладела арабским языком, а некоторые арабские чиновники овладели тонкостями государственной службы. Пришла пора арабскому языку сменить все остальные языки, став официальным языком управления. Переход неизбежно совершался медленно, начиная с Абдул-Малика и продолжившись в правление его сына. К такому выводу подводит тот факт, что одни источники приписывают данное изменение отцу, а другие – сыну. Таким образом, в течение тысячелетия в Сирии сменили друг друга три письменных языка: арамейский, греческий и арабский. В Ираке и на зависимых территориях наместник Омейядов аль-Хаджжадж заменил в своей канцелярии местные диалекты на
арабский. Что же касается того, в какой мере арабскую культуру усвоило местное население, то об этом мы поговорим в следующей главе.
Вид на Дамаск с минарета мечети Омейядов. На переднем плане гробница Салах-ад-Дина, на заднем – цитадель, а за нею – гора Касийюн, разрезанная ущельем Барада
Со сменой языка изменились и монеты. До той поры в Сирии ходили византийские монеты, распространенные в дни завоевания. В отдельных случаях на монетах выбивали надписи из Корана. Было выпущено несколько золотых и серебряных монет в подражание
византийским и персидским. Муавия отчеканил некоторое количество медных монет, где портрет царя с крестом заменили на портрет халифа с мечом. Но лишь во времена Абдул-Малика (695) появились первые чисто арабские динары и дирхамы. На следующий год аль-Хаджжадж стал чеканить серебряные монеты в Куфе.
Золотая имитация византийской монеты с арабской надписью. На аверсе сохранены фигуры Ираклия, Ираклия Константина и Ираклеона, а на реверсе – видоизмененный византийский крест
Медная монета Абдул-Малика. На аверсе его изображение – самое древнее изображение мусульманского правителя, сделанное при его жизни, – и его имя; на реверсе – знак на четырех ступеньках, шахада и название Баальбек.
Имитация византийской монеты
Более того, Абдул-Малик внедрил регулярную почтовую службу (барид), которая предназначалась в первую очередь для нужд государственных чиновников и доставки их корреспонденции. В этом он опирался на фундамент, заложенный его великим предшественником Муавией. Абдул-Малик поставил почтовую службу на организованное основание в виде структуры, связавшей воедино разные части его обширной империи. Для этого между Дамаском и столицами провинций расставили сеть конных подстав. Были назначены почтмейстеры, на которых, помимо прочего, возложили обязанность держать халифа в курсе всех важных событий на местах.
Аль-Валид использовал эту систему для своих строительных предприятий.
Византийская гирька, утвержденная аль-Валидом (умер ок. 715). На аверсе крест с надписью ГВ, то есть две унции; на реверсе куфическая надпись о том, что халиф признает гирьку эквивалентом меры веса две вакии. Вероятно, самая ранняя из найденных гирек с исламскими надписями
Другие изменения этого периода затронули налогово-бюджетную систему. Теоретически единственным налогом, который брали с мусульманина независимо от его национальности, был закят, налог на милостыню; однако на практике этой привилегией, как правило пользовались только мусульмане арабского происхождения. Желая
воспользоваться этим преимуществом, которым они обладали в теории, новообращенные мусульмане, особенно иракцы, при Омейядах начали покидать свои хозяйства и деревни и перебираться в города в надежде вступить в арабскую армию в качестве мавали (ед. ч. маула, «клиент», «подопечный»). Позднее этим термином называли вольноотпущенников, но в то время он никак не был связан с низшим статусом. С точки зрения казначейства это приводило к двойным убыткам, так как при обращении в ислам налоги должны были снижаться, а в случае вступления в армию полагалась особая субсидия. Чтобы решить эту проблему, аль-Хаджжадж приказал вернуть этих людей на их фермы и вновь обложил их высокой данью, которую они платили изначально, – эквивалент земельного налога (хараджа) и подушной подати (джизья).
Постановление аль-Хаджжаджа вызвало такое ярое недовольство среди новых мусульман, что благочестивый халиф Умар II (717–720) счел разумным восстановить старый принцип, который приписывают его тезке Умару I, – мусульманин, будь то араб или маула, не должен платить никакой дани. Когда один хорасанский чиновник возразил, что чем больше новообращенных, тем хуже собираются налоги, и предложил проверить их на предмет того, прошли ли они обрезание, Умар ответил: «Воистину, Бог послал своего Пророка проповедовать, а не обрезать». Однако Умар настоял на том, чтобы земля, за которую уплачен харадж, после обращения ее владельца в ислам считалась совместной собственностью мусульманской общины, а первоначальный владелец может и дальше пользоваться ею в качестве арендатора. Поскольку подушная подать приносила сравнительно низкий доход, основные свои средства казна получала за счет земельного налога.
Политика Умара не увенчалась успехом. Она уменьшила доходы государства пропорционально увеличению числа городских мавали. Берберы, персы и представители других народов устремились в ислам за денежными привилегиями. Впоследствии вернулась практика, введенная аль-Хаджжаджем, с небольшими изменениями.
Другие предпринятые им реформы касаются арабской орфографии. Чтобы различать на письме такие буквы, как «ба», «та» и «са», «даль» и «заль», он ввел диакритические знаки, а чтобы устранить двусмысленность в вокализации, адаптировал некоторые знаки (дамма
(у), фатха (a) и касра (и)) из сирийского языка, которые полагалось вставлять выше или ниже букв.
Архитектурные памятники, выделяющиеся среди великих достижений этого периода, будут рассматриваться в одной из следующих глав.
Глава 37 Социально-политические условия при
Омейядах
Административное деление империи Омейядов в западных провинциях происходило по византийскому образцу, а в восточных – по персидскому. Главных провинций было девять: 1) СирияПалестина; 2) Куфа, куда входил Ирак; 3) Басра с Персией, Систаном, Хорасаном, Бахрейном, Оманом и, вероятно, Недждом и Ямамой; 4) Армения; 5) Хиджаз; 6) Керман и приграничные районы Индии; 7) Египет; 8) Ифрикия; 9) Йемен и остальная часть Южной Аравии. Из них образовались пять вице-королевств: Ирак, включивший в себя большую часть Персии и Восточной Аравии с Куфой в качестве столицы; Хиджаз, охвативший Йемен и Центральную Аравию; Джазире (северная часть тигро-евфратского региона), в том числе Армения, Азербайджан и восточные области Малой Азии; Египет, включая Верхний и Нижний; и, наконец, Ифрикия со столицей в Кайруане, куда входила также Северная Африка к западу от Египта, Испания и острова Средиземного моря.
Тройную функцию государства – политическая администрация, сбор налогов и отправление религиозного культа – выполняли три вида чиновников. Наместник (амир, сахиб) имел в подчинении губернаторов провинций (ед. ч. амил), которых назначал сам и за поведение которых отвечал. В качестве наместника он полностью нес ответственность как за политическое, так и за военное управление подвластными ему территориями. В некоторых случаях доходы собирал специальный служащий (сахиб аль-харадж), подчинявшийся непосредственно халифу. Основным источником дохода была дань с подчиненных народов. Все расходы провинций покрывались за счет местных доходов; только остаток шел в казну халифа.
Первые чисто судебные чиновники в провинциях назначались губернаторами. Многие из этих судей получили назначения в эпоху Омейядов, как правило, из числа ученых – знатоков Корана и исламских обычаев. Их юрисдикция ограничивалась гражданамимусульманами; немусульмане имели автономию под надзором
собственных религиозных властей, особенно в таких личных делах, как брак, развод и порядок наследования. Помимо разбора дел, эти чиновники распоряжались средствами, выделенными на религиозноблаготворительные цели (ед. ч. вакф), и имуществом сирот и умственно отсталых.
Учрежденный Муавией «реестр печатей» (диван аль-хатим) представлял своего рода государственную канцелярию, в обязанности которой входило изготовление и хранение копии каждого официального документа перед тем, как он запечатывался и отправлялся по адресу. Первая часть арабского названия этого органа предполагает его персидское происхождение. Ко времени АбдулМалика в Дамаске сформировался уже целый государственный архив.
Армия Омейядов, как и византийская, по образцу которой она создавалась, была разделена на пять корпусов: центральный, два фланговых, авангард и арьергард. Последний халиф Омейядов Марван II (744–750) отказался от этой формации в пользу небольшого компактного подразделения, называемого курдус (когорта). По одежде и доспехам арабского воина было трудно отличить от его греческого коллеги. Всадники пользовались простыми округлыми седлами, подобные тем, которые все еще имеют хождение на Ближнем Востоке. Тяжелая артиллерия включала баллисту (аррада), патереллу (манджаник) и таран (кабш, даббаба). Такие тяжелые орудия вместе с обозом везли на верблюдах позади войк.
Ядро армии в Дамаске составляли сирийцы и сирийские арабы. Халифы-суфьяниды держали постоянную армию численностью 60 тысяч человек, что требовало ежегодных расходов в размере 60 миллионов дирхамов. Язид III (744) уменьшил все ежегодные отчисления на 10 процентов, что принесло ему прозвище «накис» («уменьшитель», также «лишенный» или «недостаточный»). При его преемнике, последнем халифе династии, армия, вероятно, насчитывала не более 12 тысяч человек.
Арабский флот также подражал византийскому образцу и комплектовался в основном сирийцами. Боевой единицей была галера как минимум с двадцатью пятью скамьями на каждой из двух нижних палуб. Каждая скамья вмещала по два гребца; сто и более гребцов на каждом корабле имели вооружение. Те, кто специализировался на ведении боя, занимали места на верхней палубе.
Дамасские халифы проводили свою жизнь, как настоящие короли, в отличие от Медины, где в целом жили просто и патриархально. Все сношения с омейядскими халифами стали регулироваться протоколом. Церемониальная одежда с вышитыми на кайме именами халифа и религиозными изречениями вошла в обиход, вероятно, при АбдулМалике. Ткань изготовлялась коптами в Египте, которые также поставляли папирусные свитки для письма. Этот же халиф отдал распоряжение о том, чтобы крест и Троицу вверху свитков заменили мусульманскими фразами. Персидское слово «тираз», которой называли вышивку, парчу, почетные одежды и другие вещи, изготовлявшиеся исключительно для царского семейства, позволяет предположить, что в этом деле халифы следовали иранскому, а не византийскому образцу.
Вечера халифы посвящали развлечениям и общению. Муавия любил слушать истории. Он привез из Йемена рассказчика Абида (Убайду?) ибн Шарию, чтобы тот занимал его рассказами о деяниях героев прошлого. Излюбленным напитком, которым все еще наслаждаются в Дамаске и других городах Востока, был шербет из роз.
Некоторые, однако, предпочитали более крепкие напитки. Сын Муавии Язид был первым подтвержденным пьяницей среди халифов. За свою невоздержанность он получил прозвище Язид аль-Хумур («винный»). Среди собутыльников на его пирушках была ручная обезьяна по кличке Абу-Кайс, которую он научил пить вместе с ним. Говорят, что Язид пил каждый день, альВалид I – через день, Хишам – по пятницам, а Абдул-Малик – только раз в месяц, но так много, что ему приходилось вызывать рвоту. В основном эти сведения о легкомысленной стороне жизни халифов происходят из книг «Икд», «Агани» и других подобных литературных произведений, которые не следует воспринимать слишком буквально. Язид II питал слабость не только к вину, но и к девушкам-певицам. Большую часть времени он проводил с двумя любимыми певицами Салламой и Хабабой. И когда Хабаба подавилась виноградиной, которую он игриво бросил ей в рот, пылкий молодой халиф загнал себя в гроб от горя. Однако первый приз за пьянство по праву должен достаться его сыну аль-Валиду II (743– 744), неисправимому распутнику (хали), который, если верить писателям, любил купаться в бассейне с вином, из которого он выпивал столько, что уровень вина понижался. Говорят, что однажды
он открыл Коран, и, когда его взгляд упал на отрывок «и каждый упорный притеснитель оказывался в убытке», он так разгневался, что расстрелял священную книгу из лука, изорвав ее в лохмотья. В «Агани» сохранился рассказ очевидца об одной из попоек этого халифа, которые иногда устраивались в его дворце в пустынном месте возле Эль-Карья-тайна, на полпути между Дамаском и Пальмирой. Те из халифов, у которых еще более-менее оставалось самоуважение, скрывались за занавесками, которые отделяли их от приглашенных для их увеселения исполнителей, но только не аль-Валид.
Некоторые халифы со своими вельможами проводили время в более невинных занятиях, например охоте, игре в кости и скачках. Игра в поло (джикан, от перс. chawgan) была завезена из Персии, вероятно, в конце эпохи Омейядов и вскоре стала любимым и модным развлечением у Аббасидов. Петушиные бои в то время были не редкостью. Гонки были одной из старинных забав Аравии, сначала на них выставляли только собак породы салюки (от города Салюк в Йемене), а затем и гепардов (фахд). Персы и индийцы начали дрессировать это животное задолго до арабов. Язид I был первым заядлым охотником в исламе; он приучил гепарда ездить на крупе его лошади. Его охотничьи собаки носили золотые браслеты, и к каждой был приставлен особый невольник. Аль-Валид I был одним из первых халифов, который учредил публичные скачки и оказывал им покровительство. Его брат Сулейман как раз планировал национальное состязание по скачкам, когда его настигла смерть. В соревновании, которое устроил их брат Хишам, приняли участие четыре тысячи лошадей из царских и других конюшен, «что не имеет аналогов ни в доисламских, ни исламских летописях». Дочь этого халифа, повидимому, владела жеребцом.
Гарем халифа, по-видимому, пользовался относительно большой свободой. Разумеется, на людях женщины появлялись с закрытым лицом, в хиджабе, по древнесемитскому обычаю, который получил санкцию Корана. Мекканский поэт воспел в своей любовной лирике Атику, прекрасную дочь Муавии, после того как ему случилось мельком увидеть ее лицо через приподнятые чадру и занавески, когда она совершала паломничество в Мекку. Поэт, не колеблясь, последовал за ней в столицу ее отца. Здесь калиф счел целесообразным «отрезать поэту язык» по своему обыкновению – предоставив денежную
субсидию. Более того, он подобрал ему подходящую жену. Рассказывают, что внучка Муавии, тоже Атика, заперлась у себя в комнате, рассердившись на своего мужа-халифа, могущественного Абдул-Малика, и отказывалась открывать дверь, пока один вельможафаворит не бросился к халифу, рыдая, и не объявил, соврав, что один его сын убил другого и что халиф вот-вот совершит братоубийство. Другой поэт, Ваддах аль-Яман, посмел завести роман с одной из жен альВалида I в Дамаске, несмотря на угрозы халифа. За свою дерзость он в конце концов поплатился жизнью. Этот поэт и другие привлекательные мужчины по праздникам закрывали лица, чтобы защититься от сглаза. Система гаремов с сопутствующим штатом евнухов появилась не раньше правления аль-Валида II. Институт евнухов был основан на византийском образце; большинство первых евнухов были греками.
Город Дамаск не мог сильно измениться по характеру и образу жизни со времен Омейядов. Тогда, как и сейчас, на его узких крытых улицах горожанин в своих мешковатых штанах, тяжелых тюрбанах и красных туфлях с острыми носами плечом к плечу сталкивался с загорелым бедуином в летящей накидке, с куфией (платком) на голове и веревочной перевязью. Порой мимо проходил ифранджи в европейском платье. Несколько женщин в чадрах пересекали улицу; другие украдкой мелькали за решетчатыми окнами своих домов, выходящими на базары и площади. Не было ни правил дорожного движения, ни разделения улицы на пешеходную и проезжую часть. В этой беспорядочной суматохе можно было заметить знатного человека верхом на коне, одетого в шелковую абу и подпоясанного мечом. Крикливые зазывания продавцов шербетов и сладостей сливались с непрекращающимся топотом прохожих, ослов и верблюдов, нагруженных разнообразными плодами пустыни и полей. Весь городской воздух напитан всевозможными запахами. Сколько впечатлений для глаза, уха и носа!
В Химсе, Алеппо (Халебе) и других городах арабы селились в отдельных кварталах согласно тому племени, к которому принадлежали. Эти кварталы (ед. ч. хара) до сих пор четко разделены. Двери дома обычно открывались с улицы во двор. В центре двора находился бассейн с фонтаном, который время от времени веером
рассеивал брызги. У бассейна росло апельсиновое или лимонное дерево. Именно Омейяды, заслужив этим вечную славу, обеспечили Дамаск системой водоснабжения, не имевшей себе равных в свое время и действующей до сих пор. Имя одного из них – Язида I – по сей день носит канал от реки Барада, который он проложил или, что более вероятно, расширил. Роскошные сады в окрестностях Дамаска – АльГута – обязаны самим своим существованием этой реке, которая питает и другие каналы, разнося прохладу и плодородие по всему городу. Около шестидесяти сохранившихся до наших времен общественных бань, из которых некоторые украшены мозаикой и декоративной плиткой, свидетельствуют об обильном и доступном водоснабжении.
Население империи делилось на четыре социальных класса. На вершине стоял правящий класс мусульман во главе с семейством халифа и арабской военной знатью. Вплоть до эпохи Аббасидов арабы составляли наследственную социальную касту. Насколько они были многочисленны, точно установить невозможно. Надо иметь в виду, что лишь немногие из арабов и бедуинов интересовались сельским хозяйством, в основном они скучивались в городах. Естественно, они избегали Ливана. По всей видимости, приток арабов в горы случился не раньше IX и последующих веков. Согласно позднему преданию, племя танух, занимавшее видное место в политической жизни Ливана, появилось там не раньше начала IX века. Танухидов было немного, и, подобно другим феодальным кланам, они не оставили потомков. Бану амила освоили южную часть Ливана уже после начала XI века. В Сирии бану хамдан, основавшее династию в Алеппо, добралось туда не раньше середины X века. Сменившие его бану мирдас пришли в Алеппо уже в начале XI века. Любопытно, что ни одно из этих племен не явилось напрямую из пустыни; все они успели перейти к оседлой жизни в Хире или других регионах Плодородного полумесяца. Что касается бедуинских племен, которые сегодня хозяйничают в Сирийской пустыне, то они мигрировали туда сравнительно недавно. Бану аназа не играло видной роли вплоть до второй половины XVII века, когда оно сменило бану шаммар, пришедшее из Неджда. Рувала – это ветвь аназитов. Это были последние крупные миграции бедуинов в Сирию.
Часть арабов, даже бедуинов, конечно, переместилась на открытую местность и основала деревни. Деревни развивались по четкой линии перехода от временного поселения через полупостоянную пастушескоземледельческую единицу к постоянному поселению. Ядро большинства деревень сформировалось вокруг источника воды с должным учетом возможностей для обороны от врага и плодородности почвы. Такие свойства племенной жизни и организации, как родовая солидарность, возвеличивание доблести отдельного человека, гостеприимство, главенство личных отношений во всех связях между людьми, до сих пор играют свою роль и высоко ценятся в сирийском и ливанском обществе.
Завоевавшая Сирию арабская армия насчитывала около 25 тысяч человек. При Марване I число арабских мусульман в военных реестрах Химса и его округа (джунда) составляло 20 тысяч человек. При альВалиде I в Дамаске и его округе, включая финикийское побережье, было 45 тысяч зарегистрированных человек. Исходя из этого, можно сделать вывод, что количество мусульман в Сирии к концу первого столетия после завоевания не могло превышать 200 тысяч человек из примерно 3,5 миллиона человек местного населения. Что касается жителей Ливана, то в основном они оставались арамейскими финикийцами. На всех завоеванных землях арабы составляли небольшое меньшинство, и их доля везде оставалась приблизительно одинаковой; именно поэтому они смогли внести такой важный вклад в объединение остального большинства.
Концентрация арабов в городах была такой, что к тому времени города заговорили по-арабски. Когда деревенские жители приезжали в эти города продавать свою продукцию или заниматься своими ремеслами, они овладевали новым языком, но не обязательно отказывались от старого. Интеллектуалы из числа коренных народов также находили удобным выучить арабский язык, чтобы иметь возможность претендовать на государственные должности.
Число сельских жителей, охотно принявших новую веру, повидимому, было меньше, чем тех, кто усвоил новый язык, главным образом потому, что халифы-Омейяды, за исключением благочестивого Умара II, не поощряли прозелитизм, особенно среди владельцев пахотных земель. Либерализм Омейядов распространялся не только на политическую, но и на религиозную и интеллектуальную
сферы. Столица и крупные города к концу эпохи Омейядов, возможно, уже стали мусульманскими, но другие поселения, особенно в горных районах, сохранили свои исконные черты и образцы древней культуры. Сирия Омейядов взрастила одного из величайших богословов и гимнологов Восточной церкви, святого Иоанна Дамаскина, а ее сыны подарили христианству пятерых пап, двое из которых канонизированы. Ливан оставался христианским по вере и сирийским по языку еще несколько столетий после завоевания. По сути дела, после завоевания прекратился физический конфликт; религиозные, этнические, социальные и прежде всего языковые конфликты только начались.
На втором месте после арабских мусульман стояли новообращенные мусульмане. Это были местные жители, которые по принуждению или убеждению приняли ислам и таким образом теоретически, хотя и не на практике, получили полные права гражданства в исламском государстве. Такие новообращенные обычно присоединялись к какому-либо арабскому племени в качестве подопечных (мавали) и становились его членами.
В качестве подопечных неофиты составляли низший слой мусульманского общества, что вызывало у них большое возмущение. Поддержка выступлений шиитов в Ираке и хариджитов в Персии стала для них одним из способов выразить свое недовольство. Некоторые из них, однако, приняли новую веру с таким пылом, что стали ее фанатичными поборниками, готовыми преследовать бывших единоверцев. Естественно, что мавали первыми в мусульманском обществе посвятили себя занятию науками и изящными искусствами. Они передали свои старые традиции и культуру новым единоверцам. А продемонстрировав свое превосходство в интеллектуальной сфере, они начали соперничать с ними и за политическое лидерство. И поскольку они породнились с арабами, они таким образом разбавили арабскую кровь и в конечном счете сделали так, что словом «араб» стали называть всех мусульман, говорящих по-арабски, независимо от их этнического происхождения.
Третий класс включал в себя приверженцев культов и религий, к которым ислам относился с терпимостью, то есть христиан, евреев и сабиев, с которыми мусульмане заключили своего рода завет. Христиане и евреи получили разрешенный статус в силу их принадлежности к ахль аль-китаб («люди книги», то есть Священного
Писания) от самого Мухаммеда, и отчасти это объясняется тем уважением, с которым Пророк относился к Библии, а отчасти тем, что ряд арабских племен на сирийско-иракской границе, такие как гассан, бакр, таглиб, танух, уже были обращены в христианство. Сабии получили эту привилегию по причине своего монотеизма. Они тождественны мандеям, так называемым христианам святого Иоанна, и до сих пор населяют заболоченные земли в устье Евфрата. Однако в собственно Аравию вследствие якобы запрета Мухаммеда не допускался никто из немусульман, и единственным исключением была небольшая еврейская община в Йемене. Эти религии получили статус разрешенных только при условии разоружения их приверженцев и уплаты ими дани в обмен на защиту со стороны мусульман (зимма). Так ислам решал вопросы меньшинств.
Вэтом статусе зимми пользовались определенной терпимостью при условии уплаты земельного и подушного налогов. Не входя в господствующую религиозную общность, они занимали более низкое социальное и политическое положение. Вопросы гражданского и уголовного судопроизводства оставлялись на усмотрение их духовных властей (если только в деле не был замешан мусульманин). Мусульманское законодательство считалось слишком священным, чтобы применяться к иноверцам. Существенные элементы этой системы уцелели даже на протяжении османского периода и подмандатных режимов. Теорию о нераздельности религии и национальной принадлежности изобрели не мусульмане, а еще древние семиты.
После Мухаммеда статус разрешенных распространился и на огнепоклонников – зороастрийцев (магов), звездопоклонников Харрана (псевдосабиев), язычников берберов и прочих. Хотя они и не входили в число приверженцев одной из богооткровенных религий и формально оставались за рамками ислама, захватчики-мусульмане предложили им на выбор три варианта: ислам, меч или дань, а не только первые два. Абу-Юсуф, выдающийся судья при Харуне арРашиде, прямо заявляет, что – в дополнение к людям Писания – многобожники, огнепоклонники и идолопоклонники могут быть приняты в число защищаемых граждан мусульманского государства.
ВСирии зимми не притесняли до правления Умара II. Одним примечательным исключением было дело вождя христианского
племени таглиб, казненного аль-Валидом I за отказ исповедовать ислам. Очевидно, мусульмане проявляли меньшую терпимость к христианам арабского происхождения, как это видно на данном примере, а также на примере племени танухом. Танухидов, живших в окрестностях Киннасрина, призвали обратиться в ислам во время завоевания Сирии, и некоторые из них откликнулись на призыв; других же, населявших местность вокруг Алеппо, силой заставил принять ислам аль-Махди (775–785) из династии Аббасидов, который разрушил их церкви. В Египте копты, которые пытались отстоять свою независимость в нескольких восстаниях против мусульманповелителей, в конце концов сдались при альМамуне (813–833) также из Аббасидов. Христиане и евреи зарабатывали себе на пропитание обычными занятиями, хотя некоторые из них, например производство
ипродажа вина и азартные игры, были под строгим запретом для мусульман. Питейные заведения и игорные дома, где излюбленным занятием была игра в кости, по-прежнему процветали, и в них нередко захаживали даже мусульмане. Монахи были знатоками виноделия и медоварения, плодо- и цветоводства. Что касается монастырей, то в некоторых из них, вероятно, отводились особые комнаты для посетителей, предназначенные для развлечений и услад. Аль-Умари, сам житель Дамаска (умер в 1349 г.), приводит множество примеров, когда халифы и другие мусульмане были частыми гостями монастырей
иобителей, где предавались винопитию и всяческим удовольствиям, и отнюдь не все они носили невинный характер. Это особенно касается аль-Валида ибн Язида. Однажды этому халифу так понравилось монастырское вино, что он велел наполнить каменную чашу, опустошенную им в компании с братом, серебряными монетами. Из Ливана вино везли в Медину. Поэт из Хиджаза, который побывал на стольких ночных пирушках, что у его жены возникли подозрения, так оправдывался перед нею: «Не лишай меня почтенного спутника, который никогда не говорит плохого о других… Это вино из деревень Бейрута, чистое, безупречное, или из Бейсана. Клянусь, мы пили его, пока не зашатались».
Слава Умара основана в первую очередь не на его благочестии и освобождении от налогов новообращенных мусульман. Он первым из халифов в исламе наложил унизительные ограничения на своих христианских подданных, хотя эту меру ошибочно приписывают его
тезке-предшественнику. Он издал постановления, которые запрещали христианам занимать государственные должности и носить тюрбаны, требовали от них остричь волосы, носить отличающуюся одежду с кожаным поясом, ездить верхом без седла, не строить своих церквей и молиться, приглушив голос. Также он постановил, что наказанием за убийство христианина мусульманином будет только штраф, а свидетельские показания христианина против мусульманина не должны приниматься судом. Можно предположить, что такие законы были приняты в ответ на требования народа. В области управления, коммерции и производства арабские мусульмане, по-прежнему в большинстве своем неграмотные, не могли составить конкуренции местным христианам. Евреи, которых было меньше христиан и нередко они выполняли более грязную работу, очевидно, также подпадали под действие некоторых ограничений и не допускались к государственным постам. Следует отметить, что ношение отличающейся одежды для обозначения разных народностей в какойто мере практиковалось и до пришествия ислама на Ближнем Востоке и что некоторые из упомянутых постановлений после Умара уже не применялись.
Всамом низу социальной лестницы стояли рабы. Рабство еще с древности было семитским институтом, и его законность признавал Ветхий Завет. Ислам принял этот институт и издал законы, улучшавшие положение рабов (абд). Каноническое право запрещало мусульманину обращать в рабство единоверцев, но не гарантировало свободу пришлому рабу после принятия ислама.
Враннем исламе рабов получали за счет купли-продажи, похищений, набегов, обращая в рабство тех, кто был взят в плен на войне и не смог заплатить выкупа за себя, включая женщин и детей. Вскоре работорговля стала активным и прибыльным бизнесом во всех мусульманских странах. Восточная и Центральная Африка поставляла черных рабов; желтых – Фергана и китайский Туркестан, белых – Ближний Восток и Юго-Восточная Европа. Этот порядок поддерживал сам себя. По исламскому закону, дети рабыни от другого раба, от любого мужчины, кроме ее хозяина, или даже от ее хозяина, если он не признает отцовства, также считаются рабами. Но дети раба от свободной женщины считаются свободными.
Коран разрешает хозяину брать своих рабынь в наложницы. Дети от такого союза принадлежат хозяину и потому свободны. В таком случае статус наложницы повышается: она становится «матерью ребенка» (умм валад). Муж-хозяин уже не может ни продать ее, ни подарить; после его смерти она объявляется свободной. Освобождение раба всегда считалось благим делом (курба), которое приближает рабовладельца к Богу. Освобожденный раб пользовался статусом подопечного (маула) своего бывшего хозяина и имел право наследовать имущество покровителя в случае, если тот не оставит наследников.
В процессе слияния арабов и представителей других народов в плавильном котле рабы, несомненно, сыграли значительную роль. Это касалось как правящей династии, так и простолюдинов. При Язиде III гордая традиция чистокровных арабских халифов была прервана. Мать Язида была персидской царевной, которую аль-Хаджжадж захватил в Хорасане и прислал в подарок альВалиду; а брат и преемник Язида Ибрагим был сыном неизвестной наложницы, возможно гречанки. Мать преемника Ибрагима Марвана II была курдской рабыней. По словам одного автора, она уже была беременна Марваном, когда его отец приобрел ее, таким образом последний Омейяд – вовсе не Омейяд. Это постепенное проникновение рабынь на положение свободных арабских женщин продолжалось и неуклонно возрастало в период Аббасидов.
После отделения Сирии от Византийской империи значительно сократилась ее морская торговля, но эти потери были отчасти компенсированы открытием новых рынков в результате приобретения Персии и Средней Азии. У кораблей, курсирующих по Средиземному морю, палубные доски приколачивались железными гвоздями и покрывались смолой для водоотталкивающих свойств, а у кораблей в Персидском заливе и восточных водах палубы связывались веревками вплоть до правления аль-Хаджжаджа, который приказал следовать средиземноморскому образцу. Корабли аль-Хаджжаджа добрались до далекого Цейлона и порой подвергались нападениям индийских пиратов. Помимо судостроительных верфей Муавии в Акре, АбдулМалик основал еще одну в Тунисе. Его сын Хишам перенес кораблестроение из Акры в Тир, где оно оставалось до аббасидского халифа аль-Мутаваккиля. При одном из последних омейядских правителях Басры в этом городе и его окрестностях насчитывалось
«120 тысяч» каналов, по которым курсировали небольшие лодки, но это число подверг сомнению географ X века аль-Истахри, посетивший Басру лично.
Эти каналы, как и в Дамаске, использовались в основном для орошения. В целом сельское хозяйство Сирии не пострадало, несмотря на жадность государственной казны. Исламский запрет на вино не причинил вреда виноградарству, разве что совсем небольшой, которое процветало в этих местах с глубокой древности.