Глава 14 Еврейская монархия

Сопротивление филистимлянам сыграло особую роль в становлении еврейской монархии. С нее начинается история еврейского народа. При ней евреи приобрели отчетливые национальные черты, хотя в ней и отсутствовало политическое мировоззрение – черта современного национального самосознания. Среди всех древних семитов они единственные, кто сохранил свой национальный характер и индивидуальность. Громадный вклад в дело их объединения и сплочения, конечно же, внесла религия.

У их соседей идумеев, моавитян и аммонитян были цари; у филистимлян – «владельцы», поддерживавшие связи между слабо соединенными частями федерации; у финикийцев – городагосударства, из которых отдельные, такие как Библ, Сидон и Тир, эволюционировали в нации; но у евреев дотоле были только «судьи» – вожди, поднимавшиеся над массой по требованию момента. Поэтому старейшины пошли к своему вождю Самуилу и потребовали поставить «царя, чтобы он судил нас, как у прочих народов»[111]. Первым на царство около 1020 года до н. э. был помазан человек по имени Саул, который «от плеч своих был выше всего народа»[112]. Не только идею монархии они почерпнули извне, но и самую организацию своего царства они смоделировали по образцу соседних царств. Однако в двух отношениях оно несколько отличалось от других: в административных целях сохранилось разделение на колена, а царь должен был править народом согласно указаниям Яхве, открытым через его святых.

Первый еврейский монарх оказался разочарованием, даже, можно сказать, провалом. Он был слабоволен, меланхоличен по характеру. Подобно бедуинскому шейху, он жил в палатке в своей родной Гиве[113]. Его крошечное царство поначалу не превышало колена Вениаминова, из которого он происходил. Тем не менее избрание на царство было равносильно мятежу против господ-филистимлян. После затянувшейся борьбы филистимляне в битве у подножия Гильбоа (Гелвуи)[114] убили трех его сыновей, а самому ему нанесли столь

тяжелые раны, что он покончил с собой. Отрубив Саулу голову, торжествующие враги взяли его тело вместе с телами его сыновей и повесили на стене Бейт-Шеана, а его доспехи отослали в качестве трофея в храм Астарты.

Подлинным основателем монархии был Давид (ок. 1004—963 до н. э.), оруженосец Саула, который вступил на царство при господстве филистимлян, но в конечном счете сумел не только добиться полной независимости, но и расширить свои владения так, как это не удавалось никому ни до, ни после него. Давид положил начало ряду военных кампаний, которые позволили евреям сбросить с себя филистимское иго, взять под свой контроль Идумею, Моав и Аммон и, что еще удивительнее, арамейскую Полую Сирию (Келесирию), предположительно до самой границы государства Хама. Победоносная армия Давида прошла по улицам Дамаска. Созданное им царство было самым могущественным из местных государств, которые когда-либо складывались в Палестине[115]. Благодаря завоеванию Идумеи он получил в свои руки великий торговый путь между Сирией и Аравией. До XIII века до н. э. мы не слышим ни о каких царствах в этой маленькой стране и ее двух северных соседях – Моаве и Аммоне. В предшествующем столетии в этом регионе, который с XX века до н. э. был землей кочевников, поселились потомки арамеев и часть хабиру. Все остатки цивилизации, существовавшей до XX века до н. э., видимо, были уничтожены гиксосами и арамеями. Современным исследователям так и не удалось отыскать ни одного крупного города в районе Трансиордании на протяжении всего этого долгого периода.

Консолидировав свое царство, округлив его границы и подчинив соседей, Давид добился временного сплочения своих подданных. Предпринятая им официальная перепись населения, одна из самых ранних в письменной истории, должна была дать ему итог, скорее всего, в шесть или семь сотен тысяч человек. Для своей столицы он выбрал оплот иевуситов Иерусалим, который вырвал из рук местных жителей. Выбор оказался удачным. Город стоял за пределами первых племенных поселений, почти на границе между северной и южной частями царства, и господствовал над одним из важнейших сухопутных маршрутов, который шел с юга на север вдоль хребта западной долины Иордана. Однако его было легко оборонять. Здесь Давид поставил свою царскую резиденцию – дворец из камня и

ливанского кедра, возведенный тирскими каменщиками и плотниками, которых прислал его финикийский друг царь Хирам (981–947 до н. э.). Дружба между Тиром и Израилем основывалась на взаимном интересе: Тиру не хватало сельскохозяйственной продукции, а Израилю – заморских товаров. Помимо дворца, Давид воздвиг в новой столице национальное святилище Яхве, таким образом сделав яхвизм официальной религией объединенного государства. Для евреев он был идеалом царя.

При Давиде, «человеке войны», были заложены зачатки еврейской литературы, одного из богатейших и благороднейших наследий Древнего Востока. Появляется должность mazkir (дееписатель), чьи официальные обязанности состояли в том, чтобы записывать важные события и вести царские анналы. Письмо евреи заимствовали у финикийцев. Есть предположение, что позднее священники начали составлять параллельные книги официальных хроник. Из таких хроник черпали историю раннего царства, и частично она попала в Ветхий Завет. Летописец периода, кем бы он ни был, излагает свой материал красочно и абсолютно объективно. Он описывает Давида не только как царя, но и как человека, причем рассуждает так, как мог бы рассуждать только его современник. Первые две главы 3-й Книги Царств – это первое произведение еврейской прозы; биография Давида во 2-й Книге Царств, главы с 9 по 20, представляет собой истинный шедевр среди исторических трудов. Дотоле еще никто не писал такой истории. Этот неизвестный летописец, древнейший по времени, кажется необычайно современным. Кроме того, при Давиде же начали собирать поэтические произведения, он и сам был неплохим поэтом. По сути дела, его поэтический и музыкальный таланты оставили в народе такое глубокое впечатление, что потомки даже приписали ему авторство многочисленных псалмов, столь неподвластных времени и универсальных по своему воздействию на человека, что они попрежнему служат источником вдохновения и душевного подъема.

Давида сменил его сын Соломон (ок. 963 – ок. 923 до н. э.), при котором еврейская монархия поднялась на недосягаемую высоту ослепительного блеска и великолепия. Коммерческие и производственные предприятия Соломона, обширная разработка рудников, строительные начинания и роскошные привычки не имеют параллелей в анналах еврейского царства. Активно занимаясь этой

разнообразной деятельностью, он вел жизнь самодержавного, сладострастного монарха, а его царский двор не уступал дворам Египта или Ассирии. В его царствование евреи влились в поток восточной жизни и цивилизации.

Дворец Соломона, как и его отца, строили финикийские зодчие из ливанских кедров. На его строительство ушло 13 лет. Такое множество кедровых колонн украшало царские покои, что их прозвали «домом леса Ливанского»[116].

Но большую важность для нации представлял храм, также воздвигнутый Соломоном, вероятно, на том месте, где ныне высится Купол Скалы. Первоначально задуманный как царская молельня, храм Соломона был выстроен всего за семь лет, а позднее стал всенародным центром еврейской религии. И опять зодчие и строители прибыли из Тира, а на строительство пошел ливанский кедр. С этой целью 30 тысяч подданных Соломона должны были работать вахтенным способом: месяц в Ливане вместе с людьми Хирама и два месяца дома, занимаясь своими обычными делами. Срубленные бревна доставляли к морю, сплавляли до Яффы, а оттуда перевозили в Иерусалим. В отделке храма мастера вдохновлялись современными им ханаанскими мотивами. В ритуалах и жертвоприношениях также отразились ханаанские обычаи. Даже название hekal («храм») было заимствовано из ханаанского словаря.

Строительные предприятия Соломона включали в себя также возведение укреплений, казарм и складов. В недавно раскопанных конюшнях в Мегиддо, где стояли его колесницы, следы двойного ряда яслей, где могли разместиться 450 лошадей, причем часть из них доставлялась из Египта и Киликии. С помощью своего финикийского друга Хирама Соломон построил флот для ведения торговли на Красном море. База флота находилась в Ецион-Гевере[117], Айле римских времен, впоследствии переименован в Эйлат. Из этого морского порта корабли Соломона под командованием тирских капитанов уходили в морские экспедиции вдоль побережья Аравии и Восточной Африки. Главной целью был импорт благовоний, особой древесины, слоновой кости, золота и драгоценных камней. Медь и железо, обрабатывавшиеся в Ецион-Гевере, составляли главные статьи экспорта, они перевозились по морю или караванами в Аравию в обмен на товары оттуда и из Индии. Идумея и вся часть (ныне

называемая Аль-Араба) Соломонова царства между Мертвым морем и заливом Акаба были богаты медью и железом. Это сделало морской порт Соломона центром руднодобывающей и плавильной индустрии. Местные кенеяне[118], видимо, и есть те, кто впервые познакомил жителей Идумеи, подданных Соломона, с искусством добывания руды и металлургии. Приходящие из Аравии караваны, груженные тамошними пряностями, должны были платить пошлины, проходя через владения Соломона.

Имя Соломона прошло сквозь века в легендах и романах, оставаясь синонимом могущества, роскоши и мудрости. Даже джинны выполняли его приказы на земле и на небе. Великолепие его двора привлекло южноаравийскую царицу, Билкис в мусульманской традиции. Абиссинская правящая династия утверждает, что происходит от ее союза с Соломоном; нынешний представитель этого рода в числе прочих официальных титулов называется «лев Иуды». От «мудреца Соломона» берут начало бесчисленные пословицы, и некоторые из них даже попали в канон.

Однако исторические факты не поддерживают это мнение. Царство, которое Соломон унаследовал, значительно превышало царства, которое он оставил после себя. Филистия признавала верховную власть фараона. Фараон же покорил ханаанский оплот Гезер, Соломон женился на дочери фараона и получил город в приданое. Эта царевна вошла в гарем в 700 жен и 300 наложниц. Под влиянием этих женщин Соломон возвел капища возле Иерусалима для поклонения богам Сидона, Моава и Аммона. В конце царствования его арамейский правитель Ризон освободился из-под его власти. Еще раньше идумейский правитель Хадад, которого Давид изгнал из его провинции, истребив всех мужчин, вернулся донимать Соломона. На общественных работах Соломон использовал принудительный труд. Именно в этом неразумном решении и непомерных расходах и заключалась главная причина народного недовольства, которое при его преемнике привела к разделению царства.

При Давиде и Соломоне прежде два отдельных народа – Израиль и Иудея – объединились во временный союз. Экономика у них была разной. Северяне были сельскохозяйственным народом, жили за счет пшеницы, оливы, винограда и других плодов их плодородной земли; южане были в основном пастухами, жили на высокогорье, пригодном

для разведения овец и другого скота. Ефремово и другие северные колена были более открыты для ханаанского влияния. Поклонялись они, по-видимому, в первую очередь Элохим (множественное число от Эл), в этот культ входили солярные ритуалы и обряды, происходившие из старого ханаанского культа. Колена Иуды и Вениамина на юге, очевидно, предпочитали Яхве, который обитал в Иерусалимском Храме и культ которого был проще. Непосредственная причина раскола, однако, лежала в экономической плоскости.

Когда после смерти Соломона около 923 года до н. э. представители двенадцати колен собрались в Сихеме, чтобы помазать на царство его сына Ровоама, встал вопрос, готов ли он ослабить бремя податей. Шестнадцатилетний юноша дал опрометчивый ответ: «Если отец мой обременял вас тяжким игом, то я увеличу иго ваше; отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами»[119]. После этого десять колен отказались признать Ровоама и выбрали своим царем Иеровоама из Ефремова колена, «спикера» собрания. Эти десять колен составили Израильское царство, чья столица сначала находилась Сихеме, потом в Фирце, а затем в Самарии. Оставшиеся два колена, Иудино и Вениаминово, непреклонные в своей верности Ровоаму, составили Иудейское царство со столицей в Иерусалиме.

Два царства стали соперниками, а по временам и врагами. Оба знали взлеты и падения. Чаша весов склонялась то к Израилю, то к Иудее. Тенденцию к внутреннему распаду иллюстрируют частые смены династий в Израиле, который пережил 19 царей за два века существования, и неоднократные мятежи и интриги в обоих государствах. Эти внутренние силы в конце концов и довели их до краха. Евреи, подобно другим жителям Сирии, никогда не воспринимали всерьез изречение их барда: «Как хорошо и как приятно жить братьям вместе!»[120]

Самым выдающимся среди первых монархов Израиля был Омри (около 874–852 гг. до н. э.), чье имя указывает на арабское, весьма вероятно, набатейское происхождение. Его грандиозным памятником

стал город Самария[121], который он основал и укрепил и куда перенес официальную столицу из Фирцы[122]. В новой столице он построил дворец, который еще более увеличил и украсил его сын и преемник Ахав. В этом «доме из слоновой кости»[123] в ходе недавних раскопок найдены предметы обстановки из инкрустированной слоновой кости, большая часть которых, очевидно, была покрыта сусальным золотом. В тот период лучшие мастера-резчики по слоновой кости находились на севере Сирии, где комнаты в богатых домах украшались кедровой обшивкой, выложенной панелями из слоновой кости. Во дворцах Соломона и Давида в Иерусалиме, вероятно, тоже были такие кедровые комнаты. Царская резиденция в Самарии – единственный случай, когда археологи обнаружили дворец, упомянутый в Ветхом Завете. Омри удалось произвести такое впечатление на современников, что еще столетие после искоренения его династии Самария в ассирийских анналах все еще называлась «домом Хумри».

Ахав (ок. 874–852 до н. э.) поддерживал дружественные отношения с соседями, но проблемы возникли у него в собственном доме. Как союзник Дамаска, он сыграл ведущую роль в битве при Каркаре, которая ничего не решила. Он женился на Иезавели, властной дочери Итобаала, царя Тира и Сидона, которая полностью подчинила себе мужа и попыталась навязать Израилю культ тирского Баала. Это привело к ожесточенной и длительной борьбе между баализмом и яхвизмом за превосходство в религиозной жизни Израиля.

Реакция против потомков Омри, инициированная Илией и Елисеем, годы спустя привела к восстанию под руководством военачальника Ииуя, который и уничтожил династию. По его приказу престарелую царицу-мать Иезавель выбросили из окна; там ее труп съели бродячие собаки[124]. Ииуй захватил трон в 842 году до н. э. Он восстановил культ Яхве, сделав его единственным в стране. Однако в войнах с иноземными государствами он отнюдь не добился успехов. Либо он сам, либо его посланец изображен на «черном обелиске» Салманасара III[125], где он целует землю у ног ассирийского монарха и предлагает ему дань из серебра, золота и свинцовых сосудов. Незадолго до восстания Ииуя Меша, царь Моава, взбунтовался против Израиля и увековечил независимость своего царства в камне, установленном в Дивоне[126]. На этом камне высечена самая длинная и одна из древнейших надписей на древнееврейском языке. Он отличается от

Довольно неожиданное проявление новой силы мы видим при Иеровоаме II (ок. 785–745 до н. э.), третьего потомка Ииуя. В его правление северные границы были далеко отодвинуты за счет Арама. Раскопаны остатки двойной стены, которой он укрепил Самарию. По ним видно, что в отдельных местах толщина стены достигала 33 футов. Чем еще ознаменовалось правление Иеровоама II, так это тем, что в конце его в Вефиле пророчествовал Амос[127].

Израиль получил новую передышку, в основном потому, что Ассирия в то время была не в состоянии проводить агрессивную политику. Имперский Египет также находился в состоянии упадка. С приходом Тиглатпаласара III (747–727 до н. э.), восстановившего имперское владычество Ассирии, ситуация изменилась. Проведя ряд быстрых кампаний, он подчинил Дамаск, Галаад, Галилею и равнину Шарон и сделал их ассирийскими провинциями. Не желая, как было прежде, оставлять у власти местного правителя в качестве вассала, Тиглатпаласар завел обычай присылать наместников из Ассирии, чтобы править завоеванными территориями. Ризон, последний царь Дамаска, и Факей, царь Израиля, пытались принудить Ахаза, царя Иудеи в Иерусалиме, примкнуть к ним и сформировать конфедерацию государств против общего врага. От Израиля осталась только доля прежнего государства. Самария платила большую дань, как и Иуда, и их соседи Филистия, Аммон, Моав и Идумея.

Когда несколько лет спустя израильский царь Осия в ожидании помощи от Египта отказался и дальше выплачивать дань, на него напал Салманасар V, преемник Тиглатпаласара. Ему пришлось три года осаждать город – настолько сильны были его укрепления. В 722–721 годах до н. э. его сменил преемник в лице Саргона II, который увел в мидийский плен лучшую молодежь Израиля – 27 280 человек. Израильское царство погибло навсегда. Угнанные составляли лишь небольшую часть от примерно 400 тысяч человек, населявших северное царство к западу от Иордана. «Десять потерянных колен» никуда не терялись; многие из них, оказавшись в плену, ассимилировались. Поиски этих племен и утверждения о том, что те или иные группы в Великобритании и Соединенных Штатах являются их потомками, просто смехотворны. Путешественник XII века Вениамин Тудельский продемонстрировал лучшее понимание истории, написав, что иудейская община в горах Нишапура в Восточной Персии

происходит от тех давних изгнанников.

колонизации. Вместо угнанных в плен израильтян они привели племена из Вавилонии, Элама, Сирии и Аравии и поселили их в Самарии[128] и на принадлежащих ей территориях. Новые иммигранты смешались с израильтянами, и так образовались самаритяне. Их религиозные воззрения соединились с культом Яхве. Последний разлад между двумя общинами произошел около 432 года до н. э., после того как Ездра и Неемия вернулись из плена, выступили за расовую чистоту и изгнали из Иерусалима внука первосвященника за то, что он женился на дочери самаритянского правителя. Изгнанный молодой человек, очевидно, стал священником у самаритян, и для него на горе Гризим (Гаризим) построили конкурирующий храм. В то время еврейский канон включал в себя только Пятикнижие. Поэтому эта часть Ветхого Завета всегда оставалась единственной священной книгой у самаритян, и его они передают архаичной смесью еврейских букв. Для них настоящей святыней является не Сион, а Гризим.

Антипатия между евреями и самаритянами со временем усиливалась. Межплеменные браки всегда запрещались. Одна из самых интересных бесед Христа состоялась с самаритянкой: она удивилась тому, что он, будучи евреем, решил попросить у нее воды[129]. В одной из наиболее прекрасных притч Христос выбрал презренного самаритянина в качестве героя рассказа, где он проявил благородство. Во время гонений Антиоха Епифана (175–164 до н. э.) самаритяне страдали наравне с евреями, несмотря на видимую готовность идти на компромисс и посвятить свой храм на горе Гризим Зевсу.

Подобно окаменелости, эта община дожила сквозь века до наших дней. Сейчас ее представляют около двухсот человек, живущих в Наблусе, древнем Сихеме. В Средние века самаритянские общины процветали в Газе, Каире, Дамаске и других городах. Сегодня они говорят по-арабски. В праздник Пасхи туристы, которым случится быть в Наблусе, могут посмотреть, как они приносят в жертву пасхального ягненка.

Трон Иудеи сменил не меньше царей, чем израильский, – девятнадцать, однако южное царство пережило северное примерно на век с третью. Среди старейших политических событий следует отметить вторжение египетского фараона. Воспользовавшись разделом царства, Шешонк (библейский Шишак), ливиец, родоначальник XXII

династии, вступил в страну (ок. 920 до н. э.), разрушил города, разграбил Иерусалим и унес в качестве трофея все храмовые и дворцовые сокровища. Ровоаму не хватило сил отразить вторжение. Дочь этого фараона вышла за Иеровоама; дочь его предшественника была женой Соломона.

Затишье в агрессивной имперской политике Ассирии и Египта в VIII веке до н. э. принесло Иудее не меньше пользы, чем Израилю. Длительное правление Озии (иногда называемого Азарией, ок. 782 – ок. 751 до н. э.) отмечает тенденцию к росту благосостояния царства. Он реорганизовал армию, отстроил укрепления Иерусалима, одержал победы над филистимлянами и арабами и вытребовал дань с аммонитян и других врагов. Его интересы выходили за рамки военного дела. Он способствовал развитию сельского хозяйства, строя водохранилища, и защищал стада в пустыне, строя башни, которые стоят и по сей день, установленные по черепкам, которые удалось датировать.

Когда в 721 году до н. э. Израиль был устранен, Иудея оказалась под непосредственной угрозой со стороны Ассирии. Через несколько лет после этого, в начале правления Езекии (721–693 до н. э.), Иудея стала выплачивать дань. Подстрекаемый Египтом и не обращая внимания на предостережения Исаии, Езекия стал проводить политику неповиновения и заключил союз с филистимскими городами и другими соседними государствами. В ожидании осады он проделал в скале канал длиной 1700 футов (518 м), чтобы обеспечить водоснабжение в своей столице. Это Силоамский тоннель, на стене которого случайно была обнаружена шестистрочная надпись на иврите, дающая понять, что его рыли с двух концов одновременно, причем с поразительной точностью: «Когда еще [каменоломы ударяли] киркой, каждый навстречу товарищу своему, и когда еще (оставалось) три локтя про[бить, слыш]ен (стал) голос одного, воскли[цаю]щего к товарищу своему, ибо образовалась пробоина (или трещина) в скале»[130].

Впоследствии энергичный Саргон и его преемник Синахериб (705– 681 до н. э.) осуществили ряд кампаний и карательных походов против Финикии, филистимских городов и Иудеи, кульминацией которых стала осада Иерусалима в 701 году до н. э. Захватив Сидон и Акру и приняв послов от покорившихся Ашдода, Аммона, Моава и Идумеи,

Синахериб проследовал вдоль филистимского побережья, подчинив себе Яффу и другие города вплоть до Аскалона и египетской границы. Затем он повернул на восток и захватил Лахиш. Тир и Экрон[131] устояли. Услышав, что египетская армия наступает на север, и посчитав неразумным оставлять у себя в тылу такую мощную цитадель, как Иерусалим, ассирийский агрессор направил часть войска в Иерусалим, а с остальным двинулся на юг. При Эльтеке[132] он вступил в бой с объединенными египетскими и эфиопскими войсками во главе с двадцатилетним Тахаркой и отбил их. Но прежде чем он успел всеми силами ударить по Иерусалиму, «пошел Ангел Господень и поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч»[133] за одну ночь. Вероятно, это была бубонная чума, та же, что поразила наполеоновскую армию в этом же регионе в 1799 году и от которой нередко погибали паломники-мусульмане.

Иерусалим не пал, но его окрестности были опустошены. Очевидно, Исаия и царь верили, что Яхве при любых условиях защитит свой город. Езекия сохранил царский престол, но ему пришлось выплатить всю задолженность по дани, а после возвращения Синахериба в Ниневию послать ему своих дочерей и других женщин из дворца вместе с несметными сокровищами. Синахериб так похваляется своими подвигами: «Что же до Езекии, еврея, не склонившегося перед моим ярмом, то 46 его могучих и укрепленных городов с окрестными селениями, коим нет числа, я осадил, захватил, разграбил и причислил к своей добыче. Его же самого я запер у него в царском городе Иерусалиме, как птицу в клетке… Этот Езекия не устоял перед ужасающим блеском моего величия». «200 150 человек», которых, по его словам, «увели», видимо, обозначают примерное число тех жителей Иудеи, которых он посчитал своей добычей.

В результате этого вторжения Иудея оказалась в ослабленном и подчиненном состоянии. В первые три четверти VII века до н. э. она оставалась покорным вассалом могущественной Ниневии, регулярно выплачивая дань. Однако, почувствовав слабость на Тигре, она сразу же зашевелилась. Именно это и произошло при Иосии, который вступил на царство около 638 года до н. э. в возрасте восьми лет. В его правление царство расширилось на север в попытке воссоединить Израиль и Иудею. Падение Ниневии в 612 году до н. э. в руки нововавилонцев (халдеев) побудило Египет снова расширить границы

своей империи на Северную Сирию. Вследствие этого фараон Нехо двинулся во главе своей армии на север по побережью. Иосия, повидимому считавший себя вассалом Нововавилонии как наследницы Ассирии, выступил против египетских войск и был смертельно ранен (ок. 608 до н. э.) стрелой на памятном поле битвы при Мегиддо.

Иосия заслужил бессмертную славу религиозного реформатора. В 621 году до н. э. во время ремонтных работ в храме была найдена копия книги, по-видимому, Второзакония или его значительная часть. Эта книга, очевидно, была потеряна в период отступничества и гонений, особенно при Манассии (693–639 до н. э.), сыне Езекии. Чтение книги произвело такое впечатление на короля и его людей, что они заключили завет – поклоняться Яхве, и только Яхве, сожгли находившиеся в храме сосуды Баала и обожествленных небесных тел, разрушили примыкавшие к храму «дома блудилищные» и «высоты» по всей Иудее и даже Израилю.

После этого Иудея колебалась между политикой подчинения новой державе на Евфрате и политикой союза со старой державой на Ниле. Сын Иосии Иоаким (608–597 до н. э.) выбрал второй путь. Возведенный на трон фараоном Нехо, он бросил вызов Навуходоносору, чей отец Набопаласар возглавил успешную революцию, которая при помощи мидян разрушила Ниневию и основала Нововавилонскую империю. Навуходоносор, еще будучи полководцем своего отца, продемонстрировал военные таланты, разгромив Нехо при Каркемыше в 605 году до н. э. и вырвав у Египта все его азиатские владения. Это был поворотный момент эпохи. Затянувшаяся борьба за господство в Западной Азии окончательно завершилась. Вавилон при халдеях стал господствующей и неоспоримой властью в делах этого региона.

Иоаким был не соперник Навуходоносору, армия которого вошла в Иерусалим в 597 году до н. э. и заковала восставшего царя в цепи, чтобы доставить его в Вавилон. Но тот либо умер, либо был убит, и тело его выбросили за ворота Иерусалима. Иеремия, написавший свиток против Иоакима, который царь разрезал писцовым ножичком и кинул в огонь, предсказывал, что «ослиным погребением будет он [Иоаким] погребен»[134]. Надпись Навуходоносора у Собачьей реки относится ко времени незадолго до этого события и повторяет его надпись на камне в Вади-Бариссе (Брисса), к западу от Ривлы, где

Навуходоносор в одном месте стоит перед кедром, а в другом отгоняет прыгающего льва.

Сын и преемник Иоакима Иехония был не умнее отца. Он просидел на троне три месяца 597 года до н. э., когда Навуходоносор лично объявился перед воротами его столицы. После непродолжительной осады город сдался. Молодого Иехонию с женами, матерью, чиновниками, семью тысячами воинов и тысячей искусных мастеров угнали в Вавилон. Иезекииль оказался среди плененных религиозных вождей. Царем Навуходоносор поставил дядю Иехонии Седекию, сына Иосии.

Двадцатилетний Седекия (597–586 до н. э.) несколько лет хранил верность Навуходоносору, но затем поддался извечному искушению и стал бороться за независимость. Этим он откликнулся на призыв народных вождей и, как обычно, рассчитывал на помощь Египта. Разгневанный Навуходоносор отправил войско разрушить Иерусалим, который был взят в осаду. Когда подошел египетский экспедиционный корпус во главе с Априем, осада была временно снята, но затем вскоре снова возобновилась. Через полтора года гарнизон обессилел, и в 586 году до н. э. враг ворвался за городские стены. Под покровом ночи царь скрылся со своим войском, но неприятель преследовал его и настигал на равнине Иерихона. Седекию доставили в ставку Навуходоносора в Ривле, где у него на глазах убили его сыновей, а потом выкололи ему и сами глаза, так что это трагическое зрелище стало последним, что они видели. Затем слепого монарха заковали в цепи и отправили в Вавилон. Что касается Иерусалима, то его разрушили вместе с храмом. Ведущих жителей города и страны, которых насчитывалось около 50 тысяч человек, взяли в плен. Уцелели только жалкие остатки. Почти все крупные города Иудеи лежали в руинах еще долгие века. К 582 году до н. э. Навуходоносор довершил отвоевание соседних с Иудеей территорий, за исключением Тира, который продержался в осаде до 572 года до н. э. Его царем и защитником был Итобаал III, которого в 574 году до н. э. сменил Баал II. Нерешительный мятеж Тира в 564 году до н. э. был легко подавлен. Вся Сирия теперь прочно находилась в руках халдеев.

Глава 15 Аспекты культурно-духовной жизни:

монотеизм

Начиная свой путь в Палестине, евреи следовали ближневосточному культурному образцу, примером которого являются ханаанеи. Ханаан передал Израилю свой язык и письменность, как мы уже видели выше. По мере того как израильтяне осваивались на новом месте жительства, они забывали свой старый семитский диалект, переходя на язык народа, среди которого поселились. А так как они не имели собственной письменности, им пришлось сначала заимствовать искусство письма у соседей, прежде чем начать самим создавать собственную литературу.

Ханаан научил Израиль и возделывать землю. Евреи пришли в эти места как бедуины. Их переход с пастушеской на земледельческую стадию произошел уже после их поселения. В гористой Иудее многие их потомки продолжали вести жизнь пастухов, но на плодородной равнине к северу сельское хозяйство стало их главным источником пропитания.

Вместе с землепашеством и через межплеменные браки евреи переняли у ханаанеев и те религиозные идеи и практики, которые считались необходимыми для плодородия и хорошего урожая. Иными словами, они, можно сказать, оптом усвоили целый корпус древних обрядов и ритуалов, включая деревянные шесты, «высоты», культ змей и золотого тельца. Вера в то, что богам следует поклоняться, принося в жертву животных и другие дары от того, что дают поля и стада, была распространена среди всех народов Сирии и Месопотамии. В пляске Давида перед ковчегом отразился ханаанский танец плодородия. В наше время его остатки сохранились в ритмичных ритуальных кружениях дервишей.

Ритуальные табу в Пятикнижии дают понять, что эти обычаи до их запрещения евреи переняли у соседей, и позднее вожди народа сочли их несообразными с принципами еврейской религии. Запрет варить козленка в молоке его матери[135] казался очень странным и находил

неверные толкования, пока из угаритских текстов не стало известно, что в Угарите существовал такой обычай.

Признание Яхве в качестве верховного бога по праву завоевания не помешало евреям видеть в местных божествах тех, кто управляет плодородием земли. Юрисдикция Яхве распространялась на государственные вопросы; его внимание не привлекали дела повседневной жизни – сельское хозяйство, торговля. В некоторые периоды особенно в северной части царства Яхве приобретал множество атрибутов Баала, из-за чего он мыслился хозяином небес, посылающим дождь и грозы. Еврейские родители нередко называли первенцев в честь Яхве, а младших детей – в честь Баала (Ваала). Доля еврейских имен, в которых присутствует имя Баала, неуклонно возрастает в ранний период. Саул называет сына Ешбаал («человек Баала»), Ионафан – Мериббаал («Баал состязается»), а Давид – Веелиада («Баал знает»). В лице этого ханаанского божества Яхве имел настолько сильного соперника, что во времена Ахава и Иезавели всего лишь 7 тысяч человек не преклоняли колен перед Баалом – число это, однако, по-видимому, радовало Илию.

1 — херувим Рафаэля из «Сикстинской мадонны»; 2 — херувим финикийских времен, подпирающий трон царя Библа Ахирама

Ханаанские истоки еврейского религиозного искусства и архитектуры несомненны. Храм Соломона, единственное религиозномонументальное сооружение древних евреев, не просто строился зодчими из Тира, но и по образцу ханаанского святилища. Его отделка соответствовала ханаанским образцам. Царский дворец в Иерусалиме также возводился финикийскими мастерами. Два херувима в виде животных с человеческими головами, охраняющие древо жизни, – это древний семитский мотив. Наше представление о херувиме как о младенчике с крылышками восходит через искусство эпохи Возрождения в конечном счете не к ассирийскому крылатому быку, как

полагают некоторые, а к сирийскому крылатому сфинксу или льву с человеческой головой. Завесу скинии и стены Соломонова храма украшали херувимы. Израильтяне представляли своего бога стоящим или восседающим на херувиме.

Храмовые ритуалы подразумевали музыкальное представление. Первые музыканты и певцы были либо ханаанеями, либо учились у них. Когда Давид положил начало еврейской духовной музыке, а Соломон продолжил ее разработку, у них не было иного выбора, кроме как следовать ханаанскому образцу. Даже музыкальные гильдии более позднего Израиля были счастливы тому, что происходят от семей с ханаанскими именами. Набросок арфистки из Мегиддо доказывает, что арфа была известна в Палестине еще за несколько тысяч лет до Давида. Автор Книги Бытия ссылается на древность музыкальных инструментов своего народа, говоря, что один из первых потомков Каина «был отец всех играющих на гуслях и свирели». Естественно, как только инструменты вошли в обиход, они стали использоваться как для духовной, так и для светской музыки.

Среди ударных инструментов у израильтян на первом месте стоял тимпан, который часто упоминается в Библии[136]. Духовые инструменты были представлены свирелью или флейтой и трубой. Это была простая дудочка, одинарная или двойная, из тех, на которых до сих пор играют сирийские пастухи. Трубу – шофар – делали из бараньего или козлиного рога и до сих пор используют в еврейских синагогах. Из струнных инструментов излюбленным была лира. Но мы понятия не имеем о том, какие мелодии играли на этих инструментах.

С музыкой пришли и песни. Одна из самых ранних дошедших до нас – это песнь Деворы, празднующей победу израильтян над ханаанеями. «Песни восхождения», которые паломники пели на пути к храму, вошли во многие псалмы. Они, конечно, были поэтическими композициями. Параллелизм пропитывает еврейскую поэзию, как и поэзию Угарита. Именно параллелизм, заимствованный у ханаанеев, придает псалмам и другим поэтическим сочинениям Ветхого Завета большую долю их возвышенности, величия и ритмичных переливов. Почти половина Ветхого Завета имеет поэтическую структуру.

Точно так же и в мирских делах евреи копировали обычаи тех, среди кого поселились и с кем вступали в смешанные браки. Их общие взгляды на этот и загробный мир практически не отличались от

ханаанских. Похожи были и погребальные обычаи. Тело помещали в гробницу вместе с предметами, которыми человек пользовался в повседневной жизни, такими как кувшины и прочая посуда. Их одежда, украшения, керамика и ремесленные изделия изготовлялись на ханаанский манер. Длинную верхнюю тунику особого рода сначала носили цари и пророки, а позже переняли женщины. Также представители высшего класса носили льняные накидки в виде прямоугольных отрезов тонкого полотна.

Прядение и ткачество были домашними ремеслами, как правило, для личного потребления. Еврейский мудрец, описывая хорошую жену, говорит, что она «добывает шерсть и лен и с охотою работает своими руками»[137]. Множество ткацких грузил, найденных в КирьятСефере[138], и фрагменты деревянных станков и красильных чанов в Лахише указывают на существование профессионалов, производивших ткани и одежду для общественного потребления. Оба города были древними ханаанскими центрами производства. Еврейские мастера не преуспели ни в каком искусстве, кроме огранки драгоценных камней. Печати периода монархии свидетельствуют о высоком уровне владения этим искусством. Упоминания в Библии семей писцов и ткачей, а также сыновей ювелиров[139] позволяют предположить наличие неких свободных организаций вроде гильдий, объединявших людей одной профессии для взаимовыгодного экономического, социального или религиозного сотрудничества.

Льняное полотно ткали из местного льна. Это древнее растение очень рано появилось в Восточном Средиземноморье и Египте. Лен рос на Иерихонской равнине еще до захвата ее евреями. Обыкновенный лен практически исчез из Палестины, но дикие цветы, относящиеся к тому же семейству, по-прежнему украшают весенний пейзаж Сирии и Ливана. Хлопок был ввезен после льна, зато шерсть использовалась еще задолго до него. Ткань домашнего производства из шерсти домашних животных шла на изготовление повседневной одежды зажиточного среднего класса.

В календаре Гезера середины X века до н. э. помимо льна упоминаются пшеница, оливки и виноград. Яхве обещал им землю, «где пшеница, ячмень, виноградные лозы, смоковницы и гранатовые деревья», землю, «где масличные деревья и мед»[140]. Пшеница занимала важное место среди злаков. Нередко, как и сейчас, целью

вражеских набегов становились запасы зерна. Маленькие жернова для помола муки были найдены на многих раскопках. Печи в БейтШемеше свидетельствуют о том, что некоторые способы выпекания хлеба сохранились до наших дней там, где используются тандыры. Остатки давилен для масла и винограда встречаются довольно часто. В Лахише найдены косточки оливок в таком числе, которое позволяет предположить, что производство масла было там основной отраслью в монархический период. Евреи переняли у ханаанеев лампу, в которую заливали оливковое масло, и пользовались исключительно ею примерно в течение семи веков. Самый ранний иноземный светильник, завезенный из Месопотамии около 500 года до н. э., обнаружен в БейтШемеше. В нем есть усовершенствования: ручка сбоку и крышка с отверстием для фитиля. Кувшин в форме конического улья, обнаруженный в Телль-эн-Насбе[141], дает представление о пчеловодстве. Упоминания в Библии лука, чеснока, бобов, чечевицы, огурцов, кориандра и других овощей и злаков указывают на то, что пищевые привычки евреев мало чем отличались от привычек соседних народов. Из гороха и чечевицы варили популярную похлебку.

Виноградники и их плоды заметно фигурировали в еврейских обрядах и экономике. Само растение символизировало плодородие. Вино использовали для приношений в храме. В декоративном искусстве лозы и грозди изображались на мозаиках и скульптурах ранних синагог и гробниц. Гранат также использовался для украшения, а его сок был излюбленным прохладительным напитком.

Что касается цветов, то самым изысканным считалась лилия. Ее изображения украшали храм, а позднее – монеты. Песнь Соломона изобилует упоминаниями лилий и других растений. Возможно, это название применялось широко и подразумевало также анемон и маргаритку, которые до сих пор весной рассыпаются прекрасным разноцветным ковром по сирийским лугам. Видимо, одну из таких лилий вспомнил Христос, сказав, что «Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них»[142].

Монеты или чеканные деньги пришли в Палестину не ранее V века до н. э. До введения чеканки применялась весовая вавилонская система, единицей которой был сикль. Если сделки проводились не по прямому товарному обмену, то при помощи весов. Во многих местах

были обнаружены гири различного вида для измерения веса в сиклях в рамках такой системы.

В начале V века до н. э. на Ближний Восток проникли афинские серебряные деньги, ставшие практически международной валютой, и были скопированы в Палестине и Аравии. Самая ранняя из найденных на сегодня еврейских монет относится к середине V века до н. э. и, возможно, была отчеканена при Неемии.

Еврейский шекель V в. до н. э., древнейшая из известных еврейских монет (изображение увеличено). На аверсе бородатая голова с повязкой. На реверсе женская голова, возможно Афродита-Астарта, с серьгой в ухе, которая в то же время изображает еврейскую букву «аин», которой заканчивается надпись ниже BQ‘ (beqa‘), «половина»

Если вклад евреев в мировой прогресс относится не к областям искусства, политики или экономики, в чем же тогда он заключается? Он затрагивает только одну сферу – религию. Именно религиозный вклад поставил евреев в положение учителей человечества в области этики и морали. Весь свой гений они проявили в Ветхом Завете.

Из дохристианской древности до нас не дошло ни одного столь же примечательного или столь же значительного произведения литературы. Ветхий Завет – это больше, чем произведение литературы, это памятник цивилизации. Другие литературные реликвии древних цивилизаций, которые лежали мертвыми на протяжении бесчисленных поколений, попали в руки к нам благодаря современным археологическим раскопкам; эти же дошли до нас благодаря непрерываемой традиции. Много веков Ветхий Завет оставался динамичной силой, влиявшей на жизнь мужчин и женщин. Сам его материал прошел через множество процессов – отбор, устранение, редактирование, – прежде чем принял свою окончательную форму. Его насквозь пронизывает некое единство. Не было такого периода времени, когда бы этот материал не был предметом активного изучения. Художники, поэты и писатели древности, Средневековья и современности всегда черпали вдохновение в библейских темах. Большинство языков цивилизации несут на себе отпечатки библейской мысли и фразеологии.

Помимо историков, свой вклад в авторство Ветхого Завета внесло множество учителей. Прежде всего это был законодатель, персонифицированный в фигуре Моисея, выступавший в качестве рупора Яхве. Моисеев закон, данный Богом человеку через Моисея, имел аналог в кодексе Хаммурапи, который, будучи более чем на полтысячелетия древнее, тем не менее отражает более высокую ступень развития, ремесленно-торговую, нежели пастушескоземледельческая ступень, на которой стояли евреи. В кодексе

Хаммурапи рабы освобождались на четвертый год; в кодексе Моисея – на седьмой год. У Хаммурапи предусмотрено двухтрехкратное возмещение за ущерб; в Ветхом Завете – четырехпятикратное. У Хаммурапи оскорбление родителей карается тяжким телесным наказанием; у Моисея – смертью. Хаммурапи наказывает подкупленных судей; Моисей только запрещает взяточничество. Обе системы кодифицируют существующие практики и включают в себя бедуинский принцип кровной мести «око за око», который является более высокой ступенью, чем предыдущий принцип неограниченной мести. И Хаммурапи, и Моисей получают свои законы свыше, один от Шамаша, другой от Яхве; однако нравственный элемент кодекса Моисея, воплощенный в Десяти заповедях, не имеет себе равных ни в одним другом своде законов. Никто, кроме Христа, не сумел улучшить эти Десять заповедей. В них запрет выходит за рамки действия и касается уже мысли, порицая вожделение.

Также к еврейским учителям относился священнослужитель – коэн, который учил закону, но этим его функции не ограничивались. Коэны исполняли священнослужение у алтаря и в других обрядах, таким образом действуя в качестве посредников между человеком и Богом. Священство составляло особый класс у древних народов, а у евреев статус коэна передавался по наследству среди потомков Аарона и ограничивался ими.

Другими учителями были мудрецы. Еврейские мудрецы обращались к отдельному человеку, а не ко всему сообществу, смысл их речей заключался скорее в том, как достигнуть успеха, чем в том, как заслужить милость божества. В отличие от закона, данного свыше, мудрость исходит от человека; это результат его собственных наблюдений и жизненного опыта. Великие книги еврейской мудрости

– это книги Иова, Притчей и Екклесиаста, и величайшая из них – да и, по правде сказать, среди всех книг мудрости – это, несомненно, Книга Иова.

Автор Иова был не только непревзойденным мудрецом, но и несравненным поэтом. Еврейская поэзия, как, впрочем, и всякая другая, – это высказывание, рожденное сильным чувством и облеченное в особую форму. Самым распространенным в Израиле видом поэзии была лирическая. Подобно менестрелю, поэт своими триумфальными одами стремился восславить данное Богом

избавление; как псалмопевец он выражал чувства кающегося, просящего о милосердии или радующегося прощению, или чувства слабого человека, плачущего в горе или благодарящего Яхве за помощь. Поэт в Израиле тоже был учителем.

Но самое важное место среди учителей занимали пророки. Под «пророком» здесь имеется в виду не тот, кто предсказывает будущее, а тот, кто говорит от имени другого, в данном случае Бога. Это этимологическое значение термина[143]. Именно с пророков начинается еврейская религия.

Пророческое движение возникло как протест против поклонения Баалу и других чужеродных культов. Положительный момент состоял в том, что их целью было сохранение религии Яхве. Пророки были поборниками Яхве. Отталкиваясь от этого основания, пророки Израиля поднимались в возвышенную и надмирную сферу духовной мысли. По сути, они создали новую религию, монотеистическую, в центре которой стояло одно и единое верховное и всеобщее божество. Этот единственный Бог, как учили пророки, – нравственное и праведное существо. Более того, он ждет и от своих последователей, чтобы они были столь же нравственными и праведными, как и он. Такого Бога радуют не жертвоприношения, а нравственная жизнь. Его больше волнуют поступки человека, а не культ. Исключительный этический монотеизм был коренным принципом этого учения пророков.

В мире, где все религии представляли собой ряд действий и ритуалов, правильное выполнение которых считалось необходимым для того, чтобы обеспечить себе благосклонность Бога или отвратить от себя его гнев, восстали эти новые учителя с новым толкованием Бога, человека и их взаимосвязи. Их целью было не спасение души[144], а развитие личности и сохранение общества. Они стали проводниками социальной справедливости. Ни один из религиозных учителей Вавилона, Хеттского царства или Греции не делал такой попытки связать мораль с религией или рассматривать правила поведения в обществе в качестве божественных предписаний.

По сравнению с еврейскими источниками этический элемент в «Книге мертвых» и других произведениях египетской литературы поистине очень слаб. Христос основывался на учении пророков, а не законников или священников. Мухаммед соединил одно с другим и

выступил продолжателем. Не будет преувеличением сказать, что еврейские пророки стали провозвестниками величайшего движения в духовной истории человечества.

Идеи пророков не только породили новую концепцию самой природы Бога и его атрибутов, а также отношения человека к Богу и человеку, но и вызвали к жизни новый вид литературы – разделенной на строфы, ритмичной, вызывающей сильную реакцию. Конечно, при переводе большая часть ее красноречивого воздействия теряется. Основная масса пророческой литературы возникла между 750 и 550 годами до н. э.

Вавилоняне, ассирийцы, египтяне и греки в лучшем случае пришли к генотеизму – вере в одного верховного бога, хотя при этом и не исключали веры в других богов. В поклонении они пришли к монолатрии – поклонению только одному божеству, хотя и признавали, что вместе с ним существуют и другие божества. То, что некоторые люди молились Мардуку, Атону или Аполлону так, как будто на тот момент не существовало никакого другого бога, еще не делает их монотеистами. Монотеизм – это воинственная, агрессивная система убеждений, которая отрицает не просто юрисдикцию других божеств в ограниченных областях, но и само существование любых других божеств. Монотеистический бог не может быть племенным или национальным; он должен быть интернациональным, универсальным. Генотеизм – это промежуточная ступень между политеизмом и монотеизмом.

Моисей был генотеистом, как и Давид. Для них Яхве был богом только евреев. Его юрисдикция распространялась на землю Израиля. Эта тесная связь между богом и землей не была исключительно древнееврейской; она признавалась и другими современными им народами. Лишь на заре пророческого периода еврейский Яхве, когдато был племенной бог, который радовался жестокой расправе над египтянами – угнетателями его народа, а затем национальный бог, который санкционировал истребление амореев и ханаанеев и приказывал убивать сотни пророков бога-соперника, был возведен до уникального положения единственного божества во всем мире, наделенного любовью, праведностью, милосердием и прощением. Как происходила эта эволюция, объяснить непросто. По античным понятиям, когда племя или народ одерживают победу над другим, это

является положительным доказательством того, что бог победителей обладает большим могуществом; побежденные народы автоматически принимают его. Еврейские пророки рассуждали не так. Когда ассирийские войска покоряли народ Яхве, его пророки учили, что Яхве всего лишь использовал Ассур как орудие, чтобы наказать свой народ за грехи. Таким образом, поражение превратилось в победу, и Яхве не только сохранил свое положение, но и поднялся на выше – на наивысшую и уникальную ступень универсальности.

Кажется невероятным, что пастух и собиратель смокв из никому не известной деревушки в Иудее и окружающей пустыне первым в истории мысли постиг Бога с точки зрения единства и универсальности. Это был Амос из Фекои, проповедовавший около 750 года до н. э. Амос был говорящим, а не пишущим пророком; таким же был и Мухаммед. Возможно, он не знал грамоты. Он излагал свои идеи в северном царстве при Иеровоаме II, завоевания которого принесли еврейскому обществу новое богатство и новую роскошь. Амос первым увидел в Яхве бога не только израильтян, но и других народов, и бога социальной справедливости. Вот слова, которые он вложил в уста Яхве (глава 5):

21 Ненавижу, отвергаю праздники ваши и не обоняю жертв во время торжественных собраний ваших.

22 Если вознесете Мне всесожжение и хлебное приношение, Я не приму их и не призрю на благодарственную жертву из тучных тельцов ваших.

23 Удали от Меня шум песней твоих, ибо звуков гуслей твоих Я не буду слушать.

24 Пусть, как вода, течет суд, и правда – как сильный поток!

Исайя, который начал пророчествовать около 738 года до н. э., мыслил, как и Амос, в плоскости теоретического монотеизма. Для него боги-соперники были бесполезными созданиями человека. Он развил идеи своей эпохи, сделав акцент на святости Бога, подчеркнув его совершенство в отличие от несовершенства человека: «Свят, свят, свят Господь Саваоф! вся земля полна славы Его!»[145]Живя в неспокойный век, когда Саргон разрушил Самарию (722 до н. э.) и Синахериб напал на Иерусалим (701 до н. э.), Исайя стоял на голову выше своих

современников и был ярким примером патриота, который не пытается уклониться ни от каких жертв, ибо его воодушевляет непреклонная вера в святого Бога. Три года он ходил голым и босым, чтобы показать, как поступят с египетскими и эфиопскими пленниками ассирийцы. Кроме того, Исаия был мессианским пророком, который оком веры узрел видение всеобщего мирного сосуществования под властью «Князя мира», который будет обладать всемирным владычеством, и эпоху, когда перекуют мечи на орала и волк будет жить с ягненком. Он проповедовал «новый курс», который человечество не смогло осуществить и за двадцать шесть столетий прогресса. Второй Исайя, автор глав с 40 по 55, также был монотеистом.

В отличие от Амоса и Исаии Иеремия был пишущим пророком. Во время своего служения (626–586 до н. э.) ему пришлось немало страдать. Это, пожалуй, самый возвышенный персонаж всего Ветхого Завета. Он был свидетелем того, как Навуходоносор напал на Иерусалим в 597 году и опустошил его в 586 году. Подобно Амосу и Второму Исайе, он был монотеистом, но его монотеизм был более основательным и практичным. Он однозначно объявил все остальные божества плодом человеческого тщеславия и воображения. Подобно Исаии, он представлял себе картины утопии, в которой совершатся суд и справедливость.

Однако венцом книги Иеремии являются главы с 30 по 33, некоторые считают их воплощением самых высоких концепций ветхозаветной мысли. В них Яхве заключает со своим народом новый завет, исполненный внутренней силы и начертанный не на каменных скрижалях, как завет их отцов, а в человеческих сердцах. Иисус на Тайной вечере заимствовал идею нового завета, и автор Послания к евреям процитировал ее первоисточник[146]. В этой же связи Иеремия провозглашает доктрину индивидуальной ответственности, в отличие от прежней доктрины «отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина»[147], которая свидетельствует о таком уровне нравственной щепетильности, которая оказалась недостижима и в наши дни для некоторых европейских стран, судя по их поведению во время Второй мировой войны.

Другие еврейские пророки тоже внесли свой вклад. Осия, уроженец северного царства, проповедовавший между 745 и 735 годами до н. э., из-за трагического опыта своей семейной жизни выработал

возвышенную идею о том, что Бог есть любовь. Его жена, родившая ему троих детей, оказалась неверной, но он все же любил ее; так Яхве любил неверный Израиль. Михей (730–722 до н. э.), современник Исаии и представитель бедных слоев, которые на его глазах страдали от притеснений и неправедного суда, также представлял себе картины лучшего будущего. Его слова как выразителя народной праведности обрели бессмертие (глава 6):

6 С чем предстать мне пред Господом, преклониться пред Богом небесным? Предстать ли пред Ним со всесожжениями, с тельцами однолетними?

7 Но можно ли угодить Господу тысячами овнов или неисчетными потоками елея? Разве дам Ему первенца моего за преступление мое и плод чрева моего – за грех души моей?

8 О, человек! сказано тебе, что – добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренно-мудренно ходить пред Богом твоим.

Современник Иеремии Иезекииль в своей длинной главе (18) об индивидуальной ответственности продемонстрировал восприимчивость к этическим идеалам, которые христианские народы XX века не смогли продемонстрировать в своих войнах. В своих речениях еврейские пророки достигли такого уровня, который не превзошел никто, кроме Христа и, может быть, Павла. Ислам, третья из великих монотеистических религий мира, перенял этический монотеизм у иудаизма и христианства. Зороастризм также разделял некоторые характерные черты этих двух ранних религий. Монотеизм в его иудейском и христианском понимании явился третьим из величайших достижений древней сирийской цивилизации.

После еврейского языка арамейский стал тем языком, в котором нашла себе выражение еврейская религиозная мысль. Истинным монументом среди послебиблейских трудов высится Талмуд («исследование», «учение»), воплотивший в себе передаваемые изустно законы, толкующие писаные законы Пятикнижия. Текст (Мишна, «повторение», «наставление») составлен на иврите, но комментарий (Гемара, «полнота») – на арамейском. Иерусалимский Талмуд, составленный в IV веке до н. э., не сравнился по популярности

и авторитету с более обширным Вавилонским Талмудом. Среди древнейших учителей, получивших признание в качестве главных авторитетов по толкованию Библии и формулированию принципов герменевтики, был Гиллель, рожденный в Вавилоне и трудившийся в Иерусалиме, где он и умер в 9 году н. э. Его религиозные воззрения можно суммировать такими словами: «То, что ненавистно тебе, не делай другому». О том же говорил и Иисус, и Павел, который учился у ног Гамалиила, внука Гиллеля. Еще более знаменитое изречение Гиллеля гласит: «Не делай другим того, чего не хотел бы себе».

Глава 16 Под персидской пятой – от семитской эры к

индоевропейской

Разрушение могучей Ниневии в 612 году до н. э. нововавилонянином Набопаласаром и мидянином Киаксаром, за чем последовало уничтожение в 609 году до н. э. нововавилонскими войсками остатков отступившей на Харран ассирийской армии, поставило вопрос о том, какой будет хозяин у Восточного Средиземноморья: новый вавилонский или старый египетский. Решение не заставило себя долго ждать. Ошеломляющий разгром, нанесенный фараону Нехо при Каркемыше в 605 году до н. э. полководцем Навуходоносором, сыном Набопаласара, не оставил сомнений в том, кто будет господствовать над этой территорией. Априй, не обращая внимания на опыт своего предшественника Нехо, осмелился бросить вызов этому господству, но его постигла та же участь на поле битвы в Палестине. Новыми хозяевами Сирии стали семиты, также называемые халдеями, родственные ассировавилонянам, но, вероятно, пришедшие с более поздней миграцией, некоторым образом связанной с арамеями.

Между тем в умах народов, веками лежавших под пятой величайшей военной силы, которую когда-либо знал мир, возник другой вопрос: не пора ли им снова вернуть себе свободу? Разрушение Иерусалима Навуходоносором (605–562 до н. э.) в 586 году до н. э. и подчинение Тира после тринадцатилетней осады в 572 году до н. э. дали окончательный ответ на этот вопрос. Великая Сирия на ближайшие сорок восемь лет снова попала под владычество Месопотамии.

Конец этому правлению был положен в 538 году до н. э., когда новый народ с востока – персы – выступил под началом Кира и напал на соседний Вавилон. Кир объединил мидян и персов, когда-то сородичей, под единой властью, скинул Крёза и победил его царство Лидию в отдаленной части Малой Азии. В Вавилоне тогда правил Набонида (556–538 до н. э.), «царь-археолог», чей интерес к реликвиям прошлого дошел до того, что он заполнил свою столицу древними изображениями богов других городов, вызвав ненависть священства и

недовольство подданных. Как ни странно, на некоторое время он поселился в далеком оазисе на севере Хиджаза – в Тайме (Тейме), а государственные дела отдал в некомпетентные руки своего сына Валтасара. Наследного принца больше интересовали развлечения в роскошном царском дворце, воздвигнутом Навуходоносором, чем принятие мер по поддержанию столичных фортификаций в должном состоянии. Именно на стене этого дворца появилась надпись для тех, кто видит: «Разделено царство твое и дано Мидянам и Персам».

Удар обрушился на Вавилон в 539 году до н. э., но цитадель и царский дворец продержались до марта 538 года до н. э. После этого вся Вавилонская империя, включая Сирию и Палестину, признала новое господство персов. Захват Вавилона означал нечто большее, чем разрушение империи. С ним закончилась одна эра – семитская и началась другая – индоевропейская. Времена семитских империй прошли, и их не было более тысячи лет. А когда они вернулись, это произошло под эгидой их новых представителей – арабов, которые не играли важной роли в международных делах древних времен. Персы, открывшие индоевропейскую эру, принадлежали к индоиранской ветви семьи. Их господство над семитским миром унаследовали македоняне, римляне и византийцы – все они индоевропейцы.

Теперь малые государства Сирии и Палестины стали частью великой империи, одной из крупнейших в древности. В течение четверти века после своего возникновения этой империи суждено было охватить весь цивилизованный мир от Египта и малоазиатской Ионии до индийского Пенджаба, а затем она обратила алчные взоры через Геллеспонт в единственную цивилизованную часть Европы. Части обширной империи были соединены наилучшими дорогами из когда-либо существовавших, единой чеканной монетой и официальным языком – арамейским. Наряду с персидским арамейский, долго считавшийся языком торговли, стал официальным языком западных провинций. Все указы и анналы этих провинций дополнялись официальным вариантом на арамейском языке. При Pax Persica финикийские города снова стали преуспевать как центры международной торговли.

Задача организации колоссальной империи легла на плечи Дария I (521–486 до н. э.), одного из самых способных и просвещенных монархов древности. Именно Дарий построил и улучшил дороги, ввел почтовую систему, провел реформы в области налогообложения и организовал флот для налаживания морского пути из Египта в Персию. Основу этого флота составили финикийцы. Землю Дарий разделил на двадцать три провинции, называемые сатрапиями, каждая из которых подчинялась своему правителю – сатрапу. Сатрап был гражданским, а не военным губернатором. Ему придавались военачальник и секретарь, оба были независимы друг от друга и имели право напрямую связываться со столицей. К царским резиденциям в Сузах и Вавилоне теперь добавилась третья – Персеполь[148], где Дарий построил ряд зданий, впоследствии разрушенных Александром Македонским. В сатрапиях подчиненные народы пользовались умеренной самостоятельностью. Эта мера, несомненно, играла стабилизирующую роль. Каждая сатрапия должна была вносить в казну фиксированную сумму. Разъездные инспекторы служили «глазами и ушами» императорской власти. Как имперская система правления, сочетающая местную автономию, централизованную власть и общий контроль,

государственное устройство при Дарии превосходит все, существовавшее прежде. Фактически она не имеет себе равных вплоть до римских времен. Она сочетает в себе лучшие черты египетской и ассирийской систем и избегает худших.

Сирия-Палестина вместе с Кипром были включены в пятую провинцию – сатрапию Заречье, Абар-Нахара. Они платили не слишком обременительную дань в 350 талантов в год. На Кипре также находилось несколько финикийских колоний.

Когда Кир вошел в Вавилон в 539–538 году до н. э., он нашел там еврейскую колонию, начало которой положили те пленники, которых увел Навуходоносор в 597 и 586 годах до н. э. Нетрудно предположить, что тамошние жители помогали ему покорить город. Персидский завоеватель немедленно издал указ о том, что желающие вернуться на родину и восстановить храм могут сделать это. Он, очевидно, полагал, что еврейская община в Палестине, обязанная своим существованием его милости, станет эффективным противовесом фракции сторонников Египта, который неизменно вмешивался в палестинские дела. Таким образом, здесь мы имеем полную противоположность ассирохалдейской политике депортации покоренных народов. Кир был провозглашен богоданным спасителем.

Невозможно установить, сколько именно евреев воспользовались такой возможностью. Число в 42 360 человек, приводимое Ездрой и Неемией, кажется завышенным по сравнению с общим числом депортированных (58 000) и не совпадает с подробной разбивкой, которая предшествует итогу. Отозваться на предложение Кира должны были в первую очередь недовольные элементы и те, кто не успел пустить корней на новой почве. Ностальгию, терзавшую многих, еврейский поэт выразил в таких душераздирающих и бессмертным строках (Пс., 136):

1 При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе;

2 на вербах, посреди его, повесили мы наши арфы.

3 Там пленившие нас требовали от нас слов песней, и притеснители наши – веселья: «пропойте нам из песней Сионских».

4 Как нам петь песнь Господню на земле чужой?

5 Если я забуду тебя, Иерусалим, – забудь меня, десница моя; 6 прилипни, язык мой, к гортани моей, если не буду помнить

тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего.

Множество других изгнанников, несомненно, последовали совету Иеремии (глава 29):

5 стройте домы и живите в них, и разводите сады и ешьте плоды их;

6 берите жен и рождайте сыновей и дочерей; и сыновьям своим берите жен и дочерей своих отдавайте в замужество, чтобы они рождали сыновей и дочерей, и размножайтесь там, а не умаляйтесь;

7 и заботьтесь о благосостоянии города, в который Я переселил вас, и молитесь за него Господу; ибо при благосостоянии его и вам будет мир.

Изгнанники, преуспевшие на новом месте, предпочли остаться, о чем можно заключить по частому упоминанию еврейских имен в деловых документах того периода, причем некоторые из них имели в составе имена вавилонских божеств. Их главное поселение располагалось на вавилонском Хебаре или Кебаре («Великий»). Этот крупный канал Евфрата находился к юго-востоку от Вавилона. Те же, кто остался, но не поддался ассимиляции, стали первыми членами того, что получило название диаспоры. Одним из мощных факторов, сплачивавших евреев в их рассеянии, была их уникальная религия.

Возглавил вернувшихся евреев Зоровавель, потомок царя Иехонии. Зоровавель вернул сокровища храма, разграбленные Навуходоносором, и на время стал признанным вождем восстановленной общины. После многих трудностей восстановление храма было завершено около 515 года до н. э. при Дарии. Проект осуществлялся за счет государства.

Повторив установленный Киром прецедент, Артаксеркс I (465–424 до н. э.) разрешил вернуться еще двум группам изгнанников, одной под предводительством Неемии, а другой – под руководством Ездры. 21-летний Неемия служил виночерпием при царском дворе и предположительно был евнухом. Он прибыл в Иерусалим около 444

года до н. э. специально для восстановления городских стен. Свою задачу он выполнил, несмотря на сопротивление со стороны соседей,

таких как правитель Самарии Санаваллат[149], аравийский вождь Гашму[150], и даже местной еврейской знати. Неемия правил своим народом при верховной власти персов с 444 по 432 год до н. э. Его государство было теократией, как и при Зоровавеле.

Еще до Неемии, согласно библейской традиции, с которой соглашаются все большее число ученых, Ездра, священник и книжник, вернулся в Иерусалим и с царского разрешения трудился над реформированием народной религии. Чистота веры для него была связана с чистотою крови. В своей расовой программе он доходил до того, что принуждал единоверцев разводиться с женами-чужеземками и объявлял их детей незаконнорожденными. В этом он превзошел Неемию, который довольствовался тем, что проклинал таких мужей, бил, рвал у них волосы и заклинал их Богом больше так не поступать. Однажды Неемия даже изгнал виновного мужа из страны.

При Зоровавеле и Неемии евреи пользовались привилегированной автономией. Но при них же древнееврейский язык перестал быть разговорным не только в стране изгнания, но и в Иудее. Его сменил арамейский. Еврейский сохранился в качестве священного языка. В официальной переписке евреи пользовались арамейским. После своей смерти еврейский язык оставил после себя богатое наследие слов, вошедших в большинство цивилизованных языков. Некоторые самые распространенные личные имена в английском языке, такие как Джон, Джозеф, Пол, Мэри, имеют еврейское происхождение.

Побуждая евреев возвращаться на свою прежнюю родину, персы в то же время использовали финикийские ресурсы для расширения своей империи. Сын Кира Камбис (529–522 до н. э.) вторгся в Египет при помощи финикийского флота и присоединил Египет до самой Нубии к Персидской империи. Для снабжения водой сухопутных войск, пересекавших пустыню между Палестиной и Египтом, у арабов наняли верблюдов. Камбис умер где-то в Сирии, возвращаясь из Египта.

Финикийские корабли также составляли ядро персидского флота во время нападения на Грецию под командованием Ксеркса (486–465 до н. э.). Финикийцы, очевидно, были рады возможности нанести удар по своим давним соперникам на море и предоставили персам 207

кораблей. Финикийские инженеры доказали свое превосходство, прорыв канал через Афонский перешеек, чтобы избежать штормов, огибая гору Афон. В морском сражении при Саламине (480 до н. э.) почти весь флот был уничтожен.

Соперничество с Элладой начал отец Ксеркса Дарий, армия которого потерпела поражение при Марафоне в 490 году до н. э. Для Дария греки были народом варваров и пиратов, источником постоянных бед для принадлежавшего ему побережья Малой Азии. Уровень культуры, который представлял Дарий, разумеется, был не ниже, чем у современных ему греков. Он и его прямые преемники были последователями Заратустры, для которых жизнь была непрекращающейся борьбой между силами добра и света, воплощенными в Ахурамазде, и силами зла и тьмы, воплощенными в Ахримане. Этические заповеди зороастризма тогда уступали только иудаизму. Для греков в истолковании их поэтов и историков война велась между свободой и восточным деспотизмом. Поля боя при Марафоне и Фермопилах вскоре были покрыты честью и славой; а те, кто сложил на них свою голову, были возведены в ранг национальных бессмертных героев. Для всего мира эпизод с борьбой между персами и греками стал первой фазой конфликта между Востоком и Западом, конфликта, который продолжили Александр Македонский, Помпей, Муавия, Саладин (Салах-ад-Дин) и так далее вплоть до Наполеона и Алленби.

При персах главным городом Сирии был Дамаск. В Финикии четырем городам – Араду, Библу, Сидону и Тиру – была предоставлена местная автономия и право управлять соответственно четырьмя миниатюрными государствами. В IV веке до н. э. эти финикийские города-государства объединились друг с другом, и официальные учреждения федерации разместились в построенном незадолго до того городе Триполи. Первоначально состоявший из трех разноименных отдельных поселений для представителей Тира, Сидона и Арада, город Триполи объединился в первый год правления Артаксеркса III (Ох, 359–338 до н. э.) и назывался Атар или как-то в этом роде – название встречается на местных монетах 189–188 гг. до н. э. Греки называли его Триполисом (араб. Атрабул, разг. Тарабул). В качестве места встречи общефиникийского собрания «тройной город» выполнял функцию финикийской столицы. На собрание ежегодно съезжалось

около трехсот делегатов. На одном из собраний делегаты, возмущенные высокомерным обращением со стороны персидских официальных лиц, они решили разойтись. К середине IV века до н. э. финикийцы, видимо, почувствовали, что солнце Персии клонится к закату.

В 351 году до н. э. в сидонском квартале Триполи началось восстание против Артаксеркса и распространилось оттуда, охватив в конце концов все финикийское побережье. По обыкновению, его поддержал Египет. Центр восстания вскоре сместился в Сидон при царе Табните. Сидонцы вырубили деревья в царском парке, находившемся в городе или его окрестностях, подожгли запасы сена для персидской конницы, взяли наемников, триеры, оружие и провизию и приготовились к последующей борьбе. Артаксеркс выступил из Вавилона с армией из 300 тысяч пеших воинов и 30 тысяч всадников. Пока он находился в пути, его сатрапов в Сирии и Киликии, пытавшихся подавить восстание, выдворили из Финикии. Девять ведущих финикийских городов изгнали персов и провозгласили независимость. Услышав о наступлении Артаксеркса во главе мощного войска, Табнит пал духом, бежал и предал свой город надвигавшемуся врагу. Однако его подданные решили умереть свободными людьми. В час отчаяния они сожгли все корабли в гавани, чтобы кто-нибудь из горожан не соблазнился бежать, и заперлись в домах, пока бушующее пламя пожирало их самих и все их имущество. По имеющимся сведениям, погибло более 40 тысяч человек. Тех немногих, кто попал в плен, увели в Вавилон. От всего города, когда-то господствовавшего на Средиземном море, остались одни головешки, а ученый мир лишился всех его архивов. Уже второй раз Сидон исчезал с лица земли; в первый раз он погиб от руки Асархаддона в 677 году до н. э. Остальные финикийские города, предостереженные трагической участью Сидона, капитулировали.

Мало что известно о том, как развивалась и менялась сирийская культура под влиянием персидского владычества; фактически вся история Сирии в этот период представляет собой одну из самых темных загадок за все существование этой страны. Наши источники ограничиваются несколькими монетами, разрозненными надписями, сочинениями древнееврейских и античных авторов. Источники на еврейском языке резко исчезают около 400 года до н. э. Мало что

может предложить и археология. Тем не менее нет никаких сомнений, что сирийская цивилизация и дальше оставалась полностью семитской и синкретической с преобладающей нотой арамейско-финикийской культуры, как и в нововавилонскую эпоху.

Монета из Арада. Аверс и реверс серебряного статера из Арада, начало IV в. до н. э. Изображена голова бога в лавровом венке, волосы и усы в виде точек. Реверс изображает галеру с фигурой на носу и надписью, вероятно означающей «из Арада»

Если история Ахикара была впервые написана в персидский период, ее можно было бы рассматривать как показательную для того типа литературы, которая формировалась в то время. Это литература мудрости. Затем мы имеем персидское влияние на иудаизм, которое,

как ни странно, проявляется не раньше, чем во II веке до н. э. Оно принимает форму тенденции к дуализму, включая развитие фигуры персонального антагониста единого Бога. Эта дуалистическая концепция перенесена в Новый Завет, где приняла форму противопоставления принципа греха принципу праведности, тьмы – свету. Поступательную структуру ангельской иерархии у евреев и распространение веры в Страшный суд с посмертной наградой и наказанием также можно отнести к иранскому влиянию. Идея Страшного суда, изложенная в Книге Еноха (41: 1), где поступки человека взвешиваются на весах, выдает персидские мотивы, хотя сам образ весов восходит к более древним вавилонским и египетским источникам. Представление Даниила о последнем дне (7: 9—12) не иранское. В еврейском и арамейском языках сохранились лишь немногие древнеперсидские заимствования. Слово paradise («рай») происходит из персидского через иврит и греческий[151].

Что касается архитектуры, то единственное, достойное упоминания, – это остатки дворца и храма, найденные в Телль-эд- Дувайре (Лахиш). Дворец можно однозначно датировать серединой V века до н. э. по фрагменту красной аттической посуды. Предположительно, здесь жили персы, дворец имел круглые водостоки, выложенные плиткой, и другие удобства. Статуи, найденные недавно в руинах дворца персидского чиновника в Сидоне (ранее 350 до н. э.), повторяют стиль статуй из столицы – Персеполя; однако многочисленные мраморные саркофаги антропоморфной формы, обнаруженные в Сидоне, указывают на то, что к IV веку до н. э.

Двойной шекель из Сидона. Ок. 384–370 гг. до н. э. На аверсе боевая галера с веслами и двойным рулем; ниже двойная ломаная линия, изображающая волны. На реверсе царь Персии на колеснице, запряженной (четырьмя?) лошадьми, колесницей управляет возничий, который наклоняется вперед. Царь поднимает правую руку. За колесницей фигура египтянина в короне Верхнего Египта и набедренной повязке, в правой руке он держит скипетр с головой животного

аттическая скульптура прочно укоренилась в этой стране. В том же веке аттическая драхма стала денежным стандартом; в предыдущем столетии она уже имела широкое хождение. За эти два столетия

греческая глиняная утварь нашла обширный рынок сбыта по всему Восточному Средиземноморью. В персидский период местное производство керамики явно переживало упадок, отчасти из-за наличия греческих изделий. В целом можно сказать, что к V веку до н. э. ситуация изменилась и Греция, которая в VII веке до н. э. в культурной сфере заимствовала у Финикии, в свою очередь начала отдавать. В VI веке до н. э. сложилось некое равновесие между процессами отдачи и заимствования. В это время на сирийской земле появляются греческие торговые поселения. В дальнейшем их количество неуклонно возрастает. По крайней мере за век до завоевания Александра Македонского приморские города наводнили греческие купцы и ремесленники.

Часть третья Греко-римский период