Глава 34 Вражда с византийцами

В эпоху Омейядов, как и Аббасидов примерно до середины XII века, граница между арабскими и византийскими землями проходила по высоким горным хребтам Тавра и Анти-Тавра. Стоя одна против другой за этой линией, обе враждебные державы на первых порах стремились сдержать друг друга, превратив промежуточную территорию в безлюдную. Муавия внес свой вклад в создание этой никому не нужной пустой земли. Позднее Омейяды проводили иную политику, желая укрепиться на ней, перестроить заброшенные или разрушенные города в крепости и воздвигнуть новые. Таким образом вырос кордон мусульманских укреплений, простершийся от Тарса в Киликии до Малатьи (Малатия, Мелитена) в верховьях Евфрата и включавший в себя Азану (Адана), Аль-Массису (Мопсуэста) и Мараш (Германикея). Эти пункты располагались в стратегических местах на пересечении военных дорог или у подходов к узким перевалам. Их не без оснований называли словом «авасим» («оборона»). Этот же термин в узком смысле обозначал исключительно внутреннюю, южную линию крепостей, в отличие от внешней, северной, называемой сугур. Зона сугур протянулась по сирийским и месопотамским заболоченным землям. Ту часть, которая сторожила Сирию, звали ас-Сугур ашШамия; ту, что сторожила Месопотамию, – ас-Сугур аль-Джазирия.

При Аббасидах зона сугур сузилась до границ области от Авласа на Средиземном море через Тарс до Сумайсата (Самосата) на Евфрате. Стоя у южного входа к знаменитому перевалу через Тавр, известному под именем Киликийских ворот, Тарс служил базой для крупных военных кампаний на римские земли. Там размещался крупный конный и пеший контингент. Через Тавр вела и другая дорога, не столь известная, из Мараша в Эльбистан, называвшаяся Дарб-аль-Хадас. Все эти твердыни много раз переходили из рук в руки по мере того, как наступали и отступали волны войны. При Омейядах и Аббасидах свирепая схватка шла едва ли не за каждую пядь земли. Это была воистину «ничейная земля». Ее почва, как никакая другая в Азии, насквозь пропиталась кровью.

Во времена Муавии[242], а также Абдул-Малика и других преемников из года в год заведенным порядком проводилась крупная кампания летом (саифа) и поменьше – зимой (шатия). Эти походы служили для подготовки. Их целью, как и у традиционных набегов бедуинов, была добыча, хотя, возможно, воинов и манила смутно маячившая вдали Византия. Константинополь находился в 450 милях (720 км) от Тарса по прямой линии. Арабам так никогда и не удалось надежно закрепиться в Малой Азии. Их основной военный импульс следовал по линии наименьшего сопротивления и был направлен на восток и запад. Казалось, высокие хребты Тавра и Анти-Тавра самой природой были поставлены вечной преградой. К тому же и климат Анатолии был слишком суров для сыновей пустыни. Арабский язык застывал на южных склонах этих гор. Ни единая область Малой Азии так и не заговорила по-арабски. С давних времен, с дней хеттов, ее население не было семитским.

Периодические набеги на Малую Азию в конце концов добрались и до столицы. Это случилось в 668 году, всего через тридцать шесть лет после смерти Мухаммеда. Тогда впервые взорам арабских воинов открылся могущественный и гордый город на Босфоре. Возглавлял их Фадала ибн Убайд аль-Ансари. Армия перезимовала в Халкидоне (азиатский пригород Константинополя), где сильно страдала от нехватки продовольствия, оспы и других болезней. Весной 669 года Муавия послал туда подкрепления под началом своего сына Язида, любителя удовольствий, против его воли. Язид и Фадала осадили Константинополь с его высокими тройными стенами. Разумеется, в кампании участвовал и флот. Однако летом осада была снята; Византия нашла себе нового, энергичного императора Константина IV (668–685).

В легендарном повествовании об этой осаде Язид отличился храбростью и стойкостью, чем заслужил себе прозвище фата альараб («заступник арабов»). Маятник победы качался то в одну, то в другую сторону, и из двух византийских шатров поочередно раздавались возгласы ликования – так рассказывает «Агани». Один занимала дочь царя Рума (римлян); другой – дочь бывшего царя Гассана Джабалы ибн аль-Айхама. Перспектива захватить арабскую царевну толкнула Язида на необычные действия. Но легендарную славу Язида затмевала слава престарелого Абу Айюба аль-Ансари, когда-то знаменосца

Пророка, первым приютившего его в Медине в дни хиджры. Во время осады Абу Айюб умер от дизентерии. Его прославленная гробница за городскими стенами вскоре стала святыней для греков-христиан, считалось, что там особенно хорошо молиться о ниспослании дождя во время засухи. Позже, когда уже другие мусульмане, турки-османы, осаждали Константинополь, гробницу обнаружили, когда ее чудесным образом осияли лучи света – примерно так же первые крестоносцы в Антиохии обрели «святое копье». На этом месте построили мечеть, и житель Медины стал святым для трех народов.

Дважды Муавия протягивал свою могучую руку через византийские земли к самой столице, второй раз через пять лет после первого. Это была так называемая семилетняя война (674–680), которую вели в основном два флота в Босфоре и Мраморном море. Такая длительная операция стала осуществимой благодаря предварительной оккупации полуострова, выдающегося от побережья Малой Азии в Мраморное море, который греки называли Кизиком, а арабы – «островом Арвад». Кизик служил зимним плацдармом для армии вторжения и базой для весенних и летних атак. Рассказы арабов и византийцев об этих кампаниях не совпадают и сами по себе чрезвычайно запутаны. Город спасся якобы благодаря применению греческого огня – незадолго до того изобретенного легковоспламеняющегося соединения, которое могло гореть даже на воде и под водой. Изобрел его сирийский беженец из Дамаска по имени Каллиник. Возможно, в тот раз это «секретное оружие» применили впервые. Византийцы хранили его формулу в тайне несколько веков, после чего ее узнали арабы; но потом она была утеряна. В греческих описаниях подробно рассказывается о том, как губительно воздействовал этот огонь на вражеские корабли. Остатки арабского флота были разбиты на обратном пути – возвратиться их заставила весть о смерти Муавии.

К этому же периоду относятся и несколько морских набегов на острова Эгейского моря и Восточного Средиземноморья. Кипр уже надежно находился в руках мусульман. Родос, разграбленный флотом Муавии еще в 654 году, был временно оккупирован в 672 году. Та же участь постигла Крит (Икритиш) два года спустя. Сицилия (Сикиллия), которой впоследствии суждено было стать процветающим уделом арабской династии Аглабидов, завоевавших ее из Африки, также увидела арабов около 664 года и впоследствии неоднократно

подвергалась атакам. При преемнике Муавии Сулеймане Родос снова был временно оккупирован (717–718).

Спустя тридцать пять лет после смерти Муавии в отношениях между арабами и византийцами воцарилось затишье. Короткое правление его сына (680–683) прошло во внутренних беспорядках, а его внук Муавия II пробыл у власти всего три месяца. Этот Муавия был слабым и болезненным юношей, да и Язид не был достойным преемником своего отца – а кому из гениев везет с детьми? Лишь при Сулеймане (715–717), представителе марванидской ветви рода Омейядов, военные походы возобновились. Приписываемый Мухаммеду хадис утверждал, что халиф, который завоюет Константинополь, будет тезкой одного из пророков. Сулейман (Соломон по-арабски, которого мусульмане считали пророком) решил, что в хадисе имеется в виду он. Поэтому, лишь только воссев на трон, он сразу же принялся торопить снаряжение и отправку экспедиции, начатой его великим братом альВалидом. Другой брат Маслама в конце 715 года возглавил поход в Малую Азию. Сухопутные войска поддерживали с кораблей. Ни армия, ни флот поначалу не добились успеха. Пока корабли шли вдоль Киликии, византийские моряки высадились на сирийском побережье и сожгли Ладикию. Во Фригии мусульмане миновали Аморий (Аморион, Аммурия, совр. АссарКалаах) после неудачной осады. Однако западнее они сумели взять Пергам и Сардис. Наконец, у Абидоса они переправились через Дарданеллы и 25 августа 716 года блокировали Константинополь с суши, а две недели спустя – и с моря. Арабская армада встала на якорь под стенами города у берега Мраморного моря и Босфора. Вход в Золотой Рог запирала цепь – это первое в истории упоминание такого заграждения.

Из всех нападений арабов на византийскую столицу это, несомненно, самое опасное и лучше всего зафиксированное в документах. Осаждающим помогал египетский флот. Они применяли нефть и осадную артиллерию. Но городу повезло, что его защищал император Лев Исавр (717–740), воин скромного происхождения из сирийского Мараша; вероятно, он родился подданным халифа и знал арабский язык не хуже греческого. Осажденным пришлось нелегко, но и осаждающие терпели жестокие лишения. Мор, греческий огонь, нехватка продовольствия и нападения болгар произвели на них

губительное действие. Свою долю внесли и тяготы необычайно суровой зимы. Но Маслама упорствовал. Ни все эти трудности, ни смерть самого халифа, казалось, не могли ему помешать. Однако ему пришлось послушаться приказа нового халифа Умара ибн Абд альАзиза (717–720). Войско отступило в плачевном состоянии. Флот, или, вернее, то, что от него осталось, на обратном пути был разбит бурей; из 1800 судов, если верить цифрам Феофана, только пять уцелело и добралось до порта в Сирии. Арабская армада погибла. Сирийского основателя Исаврийской династии провозгласили спасителем христианской Европы от арабов-мусульман.

Только однажды после этого арабское войско доходило до Константинополя; но это случилось уже не при Омейядах. Возглавлял его Харун ар-Рашид из династии Аббасидов, тогда еще наследный принц, и случилось это в год 782-й. Харун разбил лагерь в Скутари (Хрисополь) и истребовал дань от императрицы Ирины. «Город Константина» больше не видел мусульманских захватчиков у своих ворот до тех самых пор, пока примерно через семь столетий после этого новый этнический элемент, явившийся из Центральной Азии, не принял религию арабов и не стал ее поборником перед лицом всего мира.

Решительная и энергичная кампания Масламы, хотя и окончившаяся неудачей, распалила воображение мусульманских летописцев и оставила в памяти арабов множество легенд. Может быть, Маслама и построил мечеть в Абидосе, где стоял его лагерь, и раскопал источник, названный затем его именем; но то, что он первым возвел мечеть в Константинополе, условился о постройке особого дома для арабских пленных возле императорского двора и верхом въехал в Святую Софию – все это чистейшая выдумка. Сирийский географ аль-Макдиси (аль-Мукаддаси) с энтузиазмом пишет в 985 году: «Когда Маслама ибн Абдул-Малик вторгся в страну римлян и проник в их земли, он постановил, что византийский пес должен воздвигнуть подле своего дворца на ипподроме (майдан) особое здание, где помещались бы взятые в плен знатные [мусульмане] и дворяне». Рядом с Масламой возвышается не менее прославленная фигура начальника его гвардии Абдаллы аль-Баттала. Он заслужил себе титул защитника ислама. Он погиб в последующей кампании (740) и стал национальным героем Турции под именем Сейид Гази («господин-завоеватель»). На его

могиле в Эскишехире (средневековый Дорилей) возведен бакташи такия (монастырь). Он стал святым и для местных греческих христиан. Перед нами еще один пример «выдающегося мусульманина, которому христиане поставили статую в одной из своих церквей».

Предыдущий и не столь эффектный поход Масламы был направлен против малоизвестного полунезависимого народа, занимавшего суровые районы Северной Сирии. Из своих твердынь в Аманосе (АльЛуккам) и Тавре эти мардаиты (марада – от древнесемитского корня mrd, «бунтовать», «сопротивляться»), как их называли, поставляли новобранцев и нерегулярные войска византийцам и причиняли арабам немало беспокойств. Их также называли джураджима (джараджима) в честь их главного города Аль-Джурджума в Аманосе. Закрепившись на арабо-византийской границе, они образовали «медную стену», оборонявшую Малую Азию. Они были христианами, но неизвестно, монофелитами или монофизитами. Как мятежники, авантюристы и воины, они предлагали свои услуги всем, кто больше заплатит. Когда арабские мусульмане захватили Антиохию, джураджима согласились служить разведчиками и охранять перевалы на своей территории. Около 666 года византийский император послал их отряды вместе со своей конницей и регулярными войсками проникнуть в самое сердце Ливана и занять его главные стратегические пункты вплоть до Палестины. Ливанские горы в то время, должно быть, были мало населены и густо поросли лесом; лишь на границе с приморской равниной была более или менее освоена. Мардаиты образовали ядро, вокруг которого собирались беженцы и недовольные. В Северном Ливане они слились с маронитами. В то время Муавия занимался алидами и другими внутренними проблемами и согласился выплачивать большую ежегодную дань императору за то, чтобы тот отказался от поддержки этого внутреннего врага, которому халиф также согласился платить налог. Надо помнить, что арабы издавна предпочитали не вести войны в горах. Замечание ибн Хальдуна о том, что арабы легко устанавливали господство только на равнинах, не лишено исторических оснований.

Очевидно, чтобы противодействовать этим джураджима, Муавия в 669 году переправил свежие войска из Ирака на морское побережье и в Антиохию. Еще до того (в 662 или 663 г.) он переселил множество народа из Персии, чтобы заменить греков, уехавших после завоевания,

а также для защиты от морских набегов византийцев. Персы поселились в Сидоне, Бейруте, Джебейле, Триполи, Арке, Баальбеке и других городах.

Первым Марванидам джураджима доставляли не меньше бед, чем Суфьянидам. Около 689 года Абдул-Малик принял условия Юстиниана II и согласился выплачивать им по тысяче динаров еженедельно. Император напустил на Сирию свежие отряды этих горцев. Таким образом, Абдул-Малик последовал «прецеденту, установленному Муавией».

Наконец, во времена сына Абдул-Малика аль-Валида (705–715) было решено положить конец этой мардаитской опасности. Маслама напал на этот назойливый народ в их собственной цитадели и разрушил их столицу Аль-Джурджуму. Одни погибли, другие перебрались в Анатолию, а из оставшихся часть вступила в сирийскую армию и сражалась под знаменем ислама. Во времена Язида II они помогали ему подавлять восстания в Ираке.