Глава шестая

659Из сутры «Арийское искание» (М 26). Достигнув просветления, Шакья­муни направился в Бенарес, чтобы произнести там свою первую проповедь.По дороге между древом просветления и городом Гаей ему встретился некий адживака Упака, который спросил Просветленного, кто его учитель и какому учению он привержен. Просветленный ответил ему несколькими стихами, в том числе процитированным.

660Из той же сутры. Бодхисаттва научился у Арады Каламы йогическому состоянию, называемому «вхождение в ничтойность», т. е. третьей ступени безобразного сосредоточения.

661Эти восемь брахманов упоминаются в введении к собранию джатак, однако имени Яджня там соответствует Каундинья (пали Koṇḍañño).

662С северной стороны – udīcya. Точнее это значит «родом из мест север­нее реки Сарасвати». Брахманы из этой местности пользовались наибольшим уважением.

663Из канонических текстов тхеравады неизвестен.

664Имеется в виду четвертая встреча бодхисаттвы Сиддхартхи, после кото­рой он окончательно решился уйти из дому в бездомность. Проезжая по парку на колеснице, Сиддхартха увидел опрятно одетого буддийского монаха. (По­нятно, что монахов тогда быть не могло. Это было знамение, посланное ему богами, чтобы побудить его к уходу из дому.) Он с удивлением спросил ко­лесничего, что означает необычный облик встреченного им человека. Так как учение просветленных прошлого давно было утрачено и монашества не су­ществовало, колесничий не мог знать, что повстречавшийся им человек – буд­дийский монах. Но, вдохновленный божеством, он ответил бодхисаттве на вопрос и одобрительно отозвался о монашестве. (По введению к комментарию на джатаки.)

665У Удраки, сына Рамы, бодхисаттва научился йогическому состоянию «ни-распознавания-ни-не-распознавания».

666А 1.15.

667Тридцать семь просветлительных дхарм – см. кн. II, гл. 1, примеч. 43.

668Три предмета – культура поведения, психики и понимания.

669Десятитысячная мировая сфера простирается на расстояние, в 10³¹⁰ пре­восходящее то, на которое распространяется свет солнца.

670Из приведенных Нагасеной доводов первый не слишком убедителен, как признает он сам. Второй – социально-психологический довод, к природе будды касательства не имеющий. Третьим же доводом Нагасена, в сущности, утверждает, что будда единствен по определению понятия будды. Но это сом­нительно. На деле здесь смешиваются два понятия: будда как человек, достиг­ший окончательной духовной зрелости, «просветленный во всех дхармах», и будда как исторический деятель, основывающий учение и общину. Второй может быть только один, по понятию; первых же может быть одновременно и больше, чем признается в махаяне.

671Из сутры «Анализ даров» (М 142).

672Сама отбила, сама разорвала на куски, сама выкрасила...– Одежда мо­наха первоначально шилась из старой, ветхой ткани, потому отбила, чтобы ткань не была новой. Она делается из лоскутьев, потому разорвала на куски. Выкрасила в требуемый желтый цвет.

673В проповеди сравниваются два монаха: первый, чувствуя голодную сла­бость, решил тем не менее в неурочное время не есть, а другой поел (М 2).

674С II.3.10. В этой сутре собравшиеся вокруг Просветленного небожители произносят строфы, восхваляя каждый своего учителя.

675Об «одобрении» этих слов Блаженным в сутре упоминания нет. Одобре­ние обычно выражается словами: «Хорошо, хорошо! Я бы об этом тоже так сказал!»

676Строфа не найдена в канонической литературе.

677А 1.13.

678С XLV.24.

679Белый цвет одежды нередок, но, конечно, не единствен. Здесь проти­вопоставлен желтому цвету монашеского облачения.

680Четыре части нравственности – самоограничений согласно Пратимокше, сдерживание деятельности органов чувств, чистота в добывании средств к жиз­ни и нравственность, проявляющаяся в отношении к личным вещам.

681Претрудный труд – dukkharakārikā. Имеются в виду аскетические под­виги, свершавшиеся бодхисаттвой, когда он подвизался в тапасе вместе с пятью монахами (будущими слушателями первой проповеди в Бенаресе). Он упражнялся в длительных задержках дыхания и лишал себя пищи.

682С VI.2.5.

683То есть к обретению слуха.

684Благотворительная раздача пищи – широко распространенный обычай в древней Индии. В городах существовали для этой цели специальные на­весы.

685Подавленных жаждой. В переносном психологическом смысле – страст­ным влечением.

686Имеются в виду три сферы мирского существования.

687Неязвящего – nikkaṇṭako, букв, «не имеющего заноз, колючек».

688«Овсяная кашка» – пали karumbhakaṃ, ближе неизвестное растение.

689Уже цитировалось выше, см. кн. II, гл. 2.

690Вновь пример случайного субъективного мышления. Милинда воспри­нимает архата идеологически-ценностно, а не психологически-трезво. Он ско­рее стремится иметь почитаемый образ архата, чем знание об архате.

691Объяснение Нагасены впечатляюще-картинно, однако расплывчато и ос­тавляет неясным, какой же способ борьбы с болью как психологическим и фи­зиологическим явлением используется архатами. Попробуем разобраться в этом. Начнем с того, что в боли часто силен компонент страха перед тем, что она навредит, что это – предвестник еще худшего, большей боли и пр. Оче­видно, что этого компонента у архата нет. Далее, в отношении если не к боли, то к её объективному физиологическому корреляту (раздражению чувствитель­ных нервных окончаний, сигнализирующему о повреждении) можно выделить два крайних случая: 1. Способность терпеть ощущаемую боль, не подавая вида и подавляя естественные реакции – стоны, дрожь и пр. Это – проявле­ние мужества, т. е. нравственного качества, а не психической культуры, не йо­ги. Такой способ отношения к боли внушает уважение, но крайне неэффек­тивен и неудачен психологически, ибо не снимает стресса. Неправдоподобно, чтобы им пользовались архаты. 2. Боль вообще не ощущается людьми, нахо­дящимися в особом психическом состоянии, возникшем до появления боле­вого раздражителя: истериками, берсерками, раннехристианскими мучениками и исповедниками. Этот способ тоже не подходит архатам, так как опирается на использование аффекта и суженности сознания, чего у архата не может быть. На наш взгляд, правдоподобнее всего думать, что архат научается отделять в боли специфический сигнал от его оценки. Он, таким образом, знает, что есть боль, если она есть, но при этом ему не больно. Ведь оценка сиг­нала есть связывание его с образом Я, а коль скоро последнего у архата нет, то и оценка отсутствует. Остается голый факт сенсорной информации, о кото­ром архат, положим, знает, что он может свидетельствовать о нарушении це­лостности тканей, но это знание подобно знанию, например, погодных примет: красный закат предвещает ветер, а это специфическое ощущение, скажем, в су­ставе, предвещает, если не предпринимать ничего, ограничение его подвиж­ности. «Реакция на болевое раздражение как бы состоит из двух независимых компонентов – познавательного и эмоционального. Последний проявляется в форме отрицательной эмоции страдания. В некоторых случаях можно разделить эти компоненты, о чем свидетельствует, в частности, следующее наблю­дение. Существуют больные, которые испытывают очень сильные боли хронического характера, не снимаемые при помощи лекарств. В таких случаях для устранения боли иногда прибегают к хирургическому вмешательству, ко­торое заключается в перерезке нервных путей в передней части мозга (так называемая лейкотомия). В результате такой операции иногда можно наблю­дать удивительный эффект. Человек утверждает, что он по-прежнему знает, что ему больно, однако теперь это знание его не беспокоит и он не испытывает никаких страданий. Иными словами, сохраняется сенсорный (или познавательный) компонент боли, но исчезает его эмоциональный компонент» (Рейковский Я. Экспериментальная психология эмоций. М., 1979, с. 78). Та­ким образом, по нашему предположению, отношение к боли с достижением архатства меняется так же, как отношение к аффектам. Возьмем для примера аффект гордости. В абхидхарме она определяется как соответствующее дей­ствительности знание «я лучше него (в таком-то отношении)» +радостная ог­лядка на образ самого себя в связи с этим. Невозможно думать, что в архатстве исчезает первый компонент, т. е. знание, кто кого и в каком отношении лучше. Вся буддийская психическая тренировка направлена на постижение действительности, как она есть, и знание, согласно буддизму, всегда лучше незнания. Стало быть, архат продолжает знать, что он обладает лучшей па­мятью или большей физической силой, чем большинство остальных людей, но это знание его ничуть не трогает. Так же, надо думать, и с болью. Нагасена же, рисуя картину корчащегося от боли архата, который остается к этому равнодушным, взывает скорее к воображению собеседника, ибо выдержка куда в большей степени способна вызвать восхищение профана, нежели разделение двух компонентов боли, что и объяснить-то очень нелегко. Возможно, впрочем, что наше рассуждение не учитывает каких-то различий между архатами и что умение отделять боль от себя является специфическим умением, не непременно имеющимся у архата.

Под «душевной болью», как явствует из объяснений Нагасены, следует понимать именно страдания, порождаемые физической болью, но не душевные страдания сами по себе. То, что архат не может горевать, обижаться, тоско­вать и пр., разумеется само собою и не требует обсуждения. Проблема боли, подробно здесь рассмотренная, впервые появляется в Каноне: (говорит Буд­да:) «Не внявший проповеди человек-из-толпы, о монахи, и удовольствие ощущает, и боль ощущает, и не-удовольствие-и-не-боль ощущает. И внявший проповеди арийский слушатель, о монахи, тоже и удовольствие ощущает, и боль ощущает, и не-удовольствие-и-не-боль ощущает. В чем же здесь разли­чие, монахи, в чем разница, в чем несходство внявшего арийского слушателя и не внявшего проповеди человека-из-толпы? Не внявший проповеди чело­век-из-толпы, о монахи, ощущая боль, печалится, жалуется, сетует, в грудь себя бьет, в помрачение впадает. Он две боли испытывает – телесную и ду­шевную. А внявший арийский слушатель, о монахи, ощущая боль, не печалится, не жалуется, не сетует, не бьет себя в грудь, не впадает в помрачение. Он од­ну боль испытывает – телесную, но не душевную» (С XXXVI.1.6).

692Это не могут быть четыре проступка, за которые изгоняют из общины (т. е. соитие, кража, человекоубийство и заведомо ложная претензия на обла­дание сверхобычными способностями и на духовные достижения), поскольку в сутрах существуют примеры того, как бывшие злодеи принимали монашество и успешно достигали святости. Достаточно вспомнить о знаменитом разбойнике Пальцеломе, убившем не один десяток людей, прежде чем Просветленный укротил его. Естественно также, что до принятия монашества большинство жи­вет супружеской жизнью, и это тоже не является для мирянина никаким про­ступком. Поэтому прав, вероятно, первый сингальский переводчик «Вопро­сов Милинды» Хинатикумбуре, на которого ссылается Т. В. Рис-Дэвидс (The Questions of King Milinda. Vol. 2, c. 78): он считает, что речь идет о «пя­ти тотчас воздаваемых деяниях». Это подтверждается сутрами. Например, о царе-отцеубийце Будда однажды после проповеди замечает, что, не будь он отцеубийцей, он бы достиг постижения, выслушав только что произнесен­ную проповедь.

693Ср. в кн. II, гл. 7.

694Утверждается, что психические процессы объективны, независимы от сознания. Но можно добавить, что вся буддийская йога имеет целью распредметить их, ввести в сознание и сделать их от него зависимыми. Тем самым, конечно, снимается и сознание, становясь абсолютным знанием.

695Обряды постного дня (uposatho) – главные регулярные обряды буд­дийской общины, справляемые по 1, 8 15 и 23-м дням лунного месяца. В эти дни читается Пратимокша.

696М 142.

697Т. е. осязание.

698См. кн. II, гл. 7, примеч. 25.