Часть I: педагогика как практическая режиссура

Конечно, предъявление бюрократических мерок и критериев к уроку. гд^е тут У Вас осуществлялось обучение? где развитие? где воспитание? — ставит дисциплинированного учителя (особенно начинающего) в безвыходное положение. Ему приходится игно­рировать реальных учеников, укрепляя в себе и в них чувство от­вращения к уроку.

Зашоренность того, кто готовит решения, постановления, программы и иную регламентацию нашего педагогического труда, переходит и на того, кто в соответствии с этой регла­ментацией работает. И мы перестаем замечать, что учебные программы и методики по существу своему являются для нас рассадником запретов, так как предписание того, что на таком-то уроке ученик (и учитель) должен думать, о чем вспоминать, что делать — одновременно является запретом думать и вспо­минать обо всем остальном, запретом делать все иное. И учи­теля, засучив рукава, стремятся даже к досрочному насаждению всех этих запретов. Ученики же на такую зашоренность учите­лей программами и методиками, в свою очередь, отвечают в диапазоне от досады до ненависти. Таким образом стихия школьной враждебности получает столь необходимую поддерж­ку со стороны дидактики.

Спастись от этого наваждения можно, отказавшись от лиш­ней регламентации. Как показывает практика, учителю началь­ной и средней школы вполне достаточно руководствоваться го­дичными этапами жизни ребенка. Вся промежуточная регламен­тация является всего лишь чьей-то субъективной вариацией. Ва­риацией возможной, но не единственной; и если первоначально Даже живой и симпатичной, но, тем не менее, не универсальной. Когда же эта вариация, расчлененно-зацементированная буквой предписания, спускается «всем и всюду» для повторения, то, как в восточной сказке, на месте привлекательного юноши-победите­ля оказывается многоголовое чудовище, парализующее всех ис­торгаемыми запретами.

Но смельчаки, отважившиеся приглядеться к этому страшно­му чудовищу, вскоре замечают, что размеры его не превышают тараканьих. А со временем это становится очевидным даже самой Робкой душе. И если при встрече очередного спущенного «сверху» чудовища вовремя вспомнить, что оно всего лишь педагогическая галлюцинация, вызванная излишеством мелкой дробной регламен­тации, то у нас могут освободиться время, силы и разум для спо­койной работы с детьми и кропотливого поиска собственного по­нимания и идеальной системной целостности и всеохватьшающего ^еДинства

5~527§ 8. Профессиональная сила и слабость учителя

66

§ 8. Профессиональная сила и слабость учителя

Приспособление тела человека к совершению любого действия называется на языке технологии актерского искусства — прист­ройкой. Например, в транспорте каждый из нас легко заметит того из сидящих пассажиров, кому скоро выходить. Заметит по его приспосабливанию к вставанию. А на автобусной остановке из всех ожидающих мы сразу выделим тех, для кого подъезжающий автобус оказался с нужным номером маршрута — по тому, как они заранее готовятся войти в автобус. Очень ярко и наглядно проявляется при­стройка к штанге у тяжеловеса, но не всегда можно заметить при­стройку, например, фигуриста или акробата к сложному элементу.

В «пристройке» воедино слиты и внимание, и работа мускулату­ры с непрерывным процессом реагирования, учитывания реальных воспринятых обстоятельств. Подбегающая к подгорающей каше хо­зяйка готова («пристроена») совершать разные действия: максимально быстро отключить газ, схватить тряпку, чтобы снять кастрюлю и т.д.

Если человек считает какое-то дело важным для себя, но не знает, как с ним справиться, он пристраивается на одну-две се­кунды дольше того, кто это же дело может выполнить квалифици­рованно. Вспомните, как мы бинтуем рану, кроим ткань, чистим ягоды, вяжем, если дело это нам приходится выполнять редко. И еще: если дело относится к разряду любимых, то «пристройка» к нему включает учет большего числа обстоятельств, чем «при­стройка» к тому же делу в случае, если мы считаем его скучным и утомительным. Внимание к «языку пристроек» может раскрыть наблюдателю не только квалификацию человека, его предпочте­ния и антипатии, но даже его страхи, надежды и радости.

Особый интерес представляет для наблюдателя то, как изменя­ется характер «пристроек» одного человека к другому или другим. Конечно, то, как приспосабливается физически, телесно один че­ловек к воздействию на другого человека, в очень большой степе­ни зависит от того, что это за воздействие (вопрос или ответ, по­целуй или удар, приказ или просьба и т.д., и т.п.). Но есть одна общая для всех этих воздействий черта — представление одного человека о своем праве в данный момент именно так воздейство­вать на другого человека. Если воздействующий ощущает это свое право, то все его пристройки обладают чертами пристройки «сверху», если он ощущает свое бесправие — пристраивается «снизу», в слу­чае «золотой середины» — пристраивается «наравне»*.

* Об использовании в педагогике этих специальных терминов см., например Битянова Н.Р. Социальная психология. М. 1994. С. 23—24.

_б7 Часть I: ПЕДАГОГИКА КАК ПРАКТИЧЕСКАЯ РЕЖИССУРА

Предложенный П.М. Ершовым критерий различения «при­строек» человека к человеку — сверху, снизу и наравне — очень Прост и понятен в наблюдении, хотя достаточно сложен в обосно­вании. Почему в данный момент данный человек к данному парт­неру «пристроился» именно «наравне» — объяснить бывает труд­но. А вот увидеть, узнать эту пристройку — достаточно" просто: че­ловек не мобилизовался, не потратил ни одного лишнего усилия при обращении, вне зависимости от того, был ли он «открыт» или «закрыт», никак дополнительно не переприспосабливался.

«Пристройка» же «сверху» проявляется в распрямлении спины, «увеличении» роста человека, чтобы слова посылать сверху вниз, чтобы послушание, поддакивание, исполнитель­ность того, к кому человек обращается, последовали сами собой. Причем это «увеличение себя» совсем не обязательно связано с агрессией. Люди часто расплываются в улыбке и раскрывают объятия (буквально или фигурально), обращаясь к тому, кто, по их представлениям, обязан исполнять, слушаться, обожать, со­глашаться. Полное пренебрежение правами собеседника — вот что выражается в чертах «пристройки сверху». Смело прибли­зиться, решительно протянуть руку, без спроса взять вещь, по­хлопать по плечу, потрепать по щеке — и все это с увереннос­тью, что возражений у партнера быть не может. Надеемся, что читатель, подняв глаза от текста и понаблюдав за общением людей (возможно, окружающих его в данную минуту), сможет определить, кто из присутствующих пристроен более всех «сверху». Может быть, чуткий читатель вспомнит, что иногда «пристройка сверху» наблюдается даже у того, кто пространст­венно находится ниже партнера. Например, пристройка хвораю­щего, лежащего в постели — к стоящим над ним близким (ска­жем, маленького ребенка — к бабушке и т.п.).

«Пристройка снизу» выглядит, как тщательное приспосаблива­ние говорящего к тому, от кого он ждет ответа. Человек старается за­нять как можно меньше места, уложиться в самое короткое время, возможно меньше обеспокоить значительного для себя собеседника, чтобы тот без труда смог согласиться, выполнить просьбу, помочь.

Особенно ярко читается «пристройка» у человека, открываю­щего дверь и входящего в комнату с целью изложить свою про­сьбу тому, от кого зависит ее выполнение. Если человек откры-

^1ет дверь лишь настолько, что сначала «входят» глаза, потом го­лова, потом туловище и наконец ноги; если он ловит взгляд си-■^Щего в комнате, чтобы обратиться, робко занимает край стула,

ЗДи ему предлагают сесть; если начинает свое дело с длинного, "Утаного извинения, — значит, он пристраивается «снизу». ^^е1 «пристройки снизу» могут присутствовать в пристройке к§ 8. Профессиональная сила и слабость учителя

68

выполнению любого действия, в том числе и тех, что мы пере­числяли выше — и поцеловать, и ударить, и приказать.

Вероятно, читатель уже представил себе живые образы «при­строек», вспомнив своих знакомых, друзей, родных. Труднее де­тально вспомнить свое собственное поведение, и очень часто люди отрицают по отношению к себе то, что для них совершен­но очевидно по отношению к другим.

«Пристройки» каждой разновидности у любого человека очень разнообразны. Они тонко отражают все изменения и в вос­приятии человеком своего партнера, и в его отношении к нему.

Со всей очевидностью различия в отношениях человека к раз­ным его собеседникам, одновременно участвующим с ним в раз­говоре, проявляются, когда ему приходится для каждого партне­ра использовать свои пристройки (для одного — «снизу» — для другого — «сверху», для третьего — «наравне»):

— Вы как считаете, Н.Н.?

— Ну, так слушайте же, К.К. ...

— Я понял, М.М.

Такие и подобные фразы могут произноситься почти сразу друг за другом. Но когда произношение одной фразы сопровожда­ется особым вниманием к выражению взгляда Н.Н., а другая фраза (для К.К.) говорится небрежно, через плечо, третья же (для М.М.) звучит, как нечто само собой разумеющееся — перед нами картина трех «пристроек», трех приспособлений, в основе кото­рых лежит представление говорящего о равенстве с М.М., автори­тетности Н.Н. и о своей собственной значительности для К.К.

Этот экскурс в типологию «пристроек» поможет нам обсудить с читателями, какие же «пристройки» свойственны хорошему (занятому делом воспитания) педагогу.

Если педагог считает, что ему даны особые права на ди­дактическое лидерство, а детям даны всего лишь обязаннос­ти, — то в его поведении на занятиях с детьми будут превалиро­вать «пристройки сверху» к ним всем и к каждому в отдельности (и было бы очень интересно увидеть, какой же повод может вы­звать в таком педагоге смену этого типа «пристроек» на другой).

Если педагог, приступая к работе, робеет перед грандиознос­тью и сложностью стоящей перед ним задачи воспитания, а дети представляются ему «фугасными снарядами» или гениальными, неприкосновенными личностями (что бывает у педагогов гораздо реже), которые, может быть, снизойдут до ответа на учительские требования и призывы, то, по всей вероятности, такой педагог уже и входить-то в класс будет в пристройке «снизу» (интересно,

69