267 [Из статьи "Оптина, завязь...". О репрессиях против духовенства в 1918–1922] (1989)

...Пятый отдел Наркомюста, призванный провести в жизнь Декрет Совнаркома "Об отделении церкви от государства и школы от церкви", назывался ликвидационным. Декрет издан в январе 18-го.

В начале 18-го на станции Вятка изрублен шашками епископ Дионисий Измаильский. В том же году в Елабуге убит вслед за тремя сыновьями протоиерей о. Павел Дернов; в Петрограде красногвардейцы пытались проникнуть в Александро-Невскую Лавру, с увещеванием к ним обратился протоиерей о. Петр Скипетров – убит; в Туле и Харькове расстреляны крестные ходы; расстрел толпы верующих при ревизии церковного иму­щества в Пермской епархии; убит митрополит Владимир Киев­ский и Галицкий (Богоявленский); убит протоиерей Иоанн Вос­торгов, служивший в Покровском (Василия Блаженного) соборе; после трехдневных истязаний зверски убит священник Михаил Лисицын станицы Усть-Лабинская Кубанской епархии; расстре­лян настоятель Санкт-Петербургского собора протоиерей Алек­сей Ставровский, заменивший собой молодого священника, на которого пал жребий репрессии после убийства Урицкого...

К 22-му году по суду расстреляно белого духовенства 2691 человек, монашествующих мужчин 1962, монахинь и послушниц 3447, без суда расстреляно не менее пятнадцати тысяч, ликви­дировано более семисот монастырей. Соловецкий, как извест­но, тогда же превращен в первый концлагерь...

Огонек. 1989. № 34. С. 26

268 [Из беседы а. Нежного с бывшим председателем Совета по делам религий при см ссср к. Харчевым] (осень 1989)

Нежный. ...пошел процесс, захватывающий практически все стороны государственно-церковных отношений, постепенно вы­водящий церковные организации из-под явного и тайного кон­троля и... обещающий нам действительно свободную церковь. Вы... много потрудились для того, чтобы все это совершилось...

Харчев. ...Я плоть от плоти аппарата, но я – быть может, неожиданно и для самого себя – пережил известную метамор­фозу, изменение взглядов, переоценку некоторых, казалось бы, незыблемых принципов...

Нежный. Все-таки... аппарат в вашем случае, как говорится, дал маху. Но, впрочем, как можно было угадать, что в вас сохранилось живое сердце...

Харчев. Примерно через год мы в Совете двинулись, как мне кажется, в правильном направлении. Простое – простейшее! – требование: написано в Законе – исполни! Позднее мы вышли на более широкую и глубокую постановку вопросов, но тогда даже элементарное требование соблюдать законодательство, которое, по сути, существует с двадцать девятого года и которое со всех сторон жестко ограничивает церковь и верую­щих, – одно лишь это требование вызвало сначала недоумение, а затем и негодование.

Нежный. Стало труднее работать?

Харчев. Значительно. Причем, если раньше, когда я говорил с работниками аппарата на одном языке, когда все понимали меня и я понимал всех, у меня не было трений ни с кем из тех, кто имеет отношение к церкви, – ни с отделом ЦК КПСС, ни с "соседями" (так именуется у нас КГБ)¹⁶².

Нежный. "Соседи"? Что ж, это не только мило, но и откро­венно.

Харчев. ...то теперь начались столкновения. Прежде всего встали на дыбы первые лица в областях и краях. А поскольку они тесно связаны с аппаратом, то стали давить на него – усмирите председателя Совета. И обвинение: неуправляем, потворствует церковникам, мешает идеологической работе... В Идеологическом отделе ЦК религиозными проблемами в то время занимались два-три человека. Они, в основном, и фор­мировали позицию руководства по государственно-церковным отношениям. Так вот, когда они разобрались, что мы в Совете клоним к тому, что социализм и церковь совместимы, то всякое понимание между нами пропало...