Тысячелетие Русской Православной Церкви

Вероятно, и Горбачев намеревался дать Церкви большую свободу и одновременно сохранить контроль над ней. Поэтому разрешил РПЦ подготовить крупные мероприятия и честь Тысячелетия Крещения, в то время как еще при Брежневе, Андропове и Черненко Церковь тщетно пыталась получить разрешение государства хотя бы на минимальную программу празднования. В декабре 1987 года РПЦ были возвращены развалины богатой традициями Оптиной Пу­стыни, в которой в начале XIX века началось возрождение русского монашества. Спустя некоторое время государство веррнуло Церкви Толгский монастырь, где монахини, наряду с обычной монастырской деятельностью, занимаются уходом за престарелыми священниками. Наконец самый

73 главный подарок – Церкви была возвращена часть Киево-Печерской Лавры (в более старых зданиях Лавры еще некоторое время сохранялся музей атеизма).

В преддверии торжеств президент Горбачев принял в Кремле Патриарха Пимена и членов Священного Синода, но не так, как в 1943 году Сталин принимал руководителей РПЦ (они были привезены к нему в машинах с зашторенными окнами), – Патриарх и генсек, улыбаясь, жали друг другу руки перед камерами мировой прессы. Даже "Правда" (от 30.4.1988) посвятила этому событию большую статью с фотографией, однако лишь на второй странице (Док. 256). Несколькими неделями раньше Патриарху предоставили возможность высказаться в "Из­вестиях" (от 9.4.1988) в так называемом "интервью" (Док. 255), в котором интересны даже не произнесенные слова, а неуверенность и осторожность Патриарха, проявившиеся в них. Так называемый Декрет об отделении Церкви от государства от 23.1.1918, который Всероссийский Собор, заседавший в то время, через два дня после его принятия совершенно верно охарактеризовал как "злостное покуше­ние на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против нее гонения" (Док. 10), Патриарх Пимен назвал Декретом о свободе совести. Смысл высказываний Патриарха в интервью сводился к следующей поразитель­ной сентенции: православные, "являющиеся гражданами Советского Союза, живут в условиях социалистического общества, программа которого... действительно высокогу­манна и тем близка христианским идеалам" (Док. 255). Тем не менее он все-таки сказал и о том, что верующие "тяжело пережили трудные периоды в истории нашей Советской Родины" (там же). Из речи Патриарха на приеме в Кремле в "Правде" были приведены лишь слова о "безъядерном и ненасильственном мире", о том, что "мы горячо приветствуем советско-американский договор о ликвидации ракет двух классов", а также о том, что "положительные результаты... перестройки... получают свое отражение в жизни Православной Церкви".

Однако решающую фразу произнес М. С. Горбачев: "Наша встреча происходит в преддверии 1000-летия введения христианства на Руси, которое получило не только религиозное, но и общественно-политическое звучание, ибо это знаменательная веха на многовековом пути развития отечественной истории, культуры, русской госу­дарственности". Но как откровенное глумление звучат слова о том, что Декрет об отделении Церкви от государства "открыл перед церковью возможность осуще­ствлять свою деятельность без какого бы то ни было вмешательства извне. Образно говоря, освободительный дух Великой Октябрьской социалистической революции коснулся и всех религиозных организаций нашего многонацио­нального общества" (Док. 256). Эти полные цинизма слова заставили людей на Востоке и на Западе скептически относиться к красноречию Горбачева и сомневаться в правдивости президента. Но многие люди склонны видеть только внешнюю сторону: жесты, фотографии и телевизи­онные кадры, – предпочитая не задумываться над произнесенными словами.

Праздник Тысячелетия Крещения Киевской Руси удал­ся. Неожиданно для публичного благотворительного пред­ставления, был предоставлен Большой театр, устроен также прием для иностранных гостей у Председателя Совета Министров Н. И. Рыжкова – во время празднества программа постоянно расширялась. И неизменно происхо­дящие события широко, в пределах всего СССР, освещало телевидение. Горбачев не фигурировал в этих передачах, но его жена Раиса посещала все нелитургические мероп­риятия и постоянно находилась в центре внимания телевидения.

Тысячелетие Крещения Руси обозначило подлинное изменение советской религиозной политики. На Поместном Соборе 1988 года, в первый раз собранном не для избрания первоиерарха Церкви, был принят и новый Устав об I Управлении РПЦ, в котором отсутствовали ограничения Архиерейского Собора 1961 года, где настоятель храма был лишен руководства приходом – тогда он стал "служителем I культа" в собственном значении этого слова. Новый Устав 1988 года положил этому конец: "Во главе каждой приходской общины стоит настоятель" (Док. 263). Послед­ний опять "мог выполнять все те обязанности в приходском управлении, которые у него были отняты в 1961 году. Если до сих пор предупредительность государства по отношению к Церкви являлась более или менее отвлека­ющим маневром, мистификацией либерализма, то теперь, после юбилея, начали осуществляться значительные по­слабления, дававшие РПЦ не только право на получение большого количества церковных зданий (храмов и мона­стырей), но и, прежде всего, возможность беспроблемной регистрации новых приходов, духовных заведений, обществ милосердия и братств. Сверх того, перед РПЦ, как национальной Церковью, были поставлены задачи нацио­нального масштаба: совершенно уничтоженная большевиз­мом-коммунизмом нравственность, еще совсем недавно имевшая свой суррогат – моральный кодекс советского человека, теперь должна была основываться на христиан­стве и, путем широкого распространения христианских заповедей (практически это означает катехизацию населе­ния), снова стать духовной основой русского народа.