Нравственность

Поскольку тремя формами развития«нравствен- ного духа» Гегель считалсемью, гражданское об- щество игосударство, постольку речь шла о не- обходимости рассматривать моральные определе- ния в контексте социально определенного бытия лю- дей, понимаемых уже не как абстрактные индивиды, а как члены различных социальных образований. По- своему, т. е. через призму идеалистической мистифи- кации и консервативного «примирения с действитель- ностью», разрабатывая проблемусоциальной опреде- ленности морали, Гегель заявлял, что «объективно нравственное, вступающее на место абстрактного до- бра» есть ставшая через субъективность конкретной субстанция, положившая определенные понятием «в себе и для себя сущие законы и учреждения», благода- ря которым «нравственность обладает прочным содер- жанием»; причем законы и силы «нравственной суб- станции» более действенны в отношении субъекта, «чем бытие природы». Если для блага как сугубо мо- ральной категории характерно «абстрактное должен- ствование», наиболее отчетливо выраженное кантов- ской философией, то нравственное добро отличается, по Гегелю, своей действительностью, реализован- ностъю. Он подчеркивал, что «нравственная субстан- ция, как содержащая в себе и для себя сущее самосоз- нание в единении с его понятием, есть действительный дух семьи и народа». Именно в законах и силах этой «субстанции» Гегель видел необходимую конкретиза- цию обязанностей, которые человек «должен испол- нять для того, чтобы быть добродетельным...». Гегель разъяснял, что хотя эти обязанности связывают волю человека, они не только не уничтожают и не стесняют его свободы, но только при их исполнении он реали- зует свою подлинную, «субстанциальную» свободу, освобождаясь, с одной стороны, от тягостной зависи- мости от «голых естественных влечений», а с другой стороны, — от стеснения субъективистскими колеба-

334

ниями относительно должного и дозволенного, Гегель солидаризировался с мнением античных мудрецов, что наилучший способ формирования нравственного чело- века — это сделать «его гражданином государства, в котором господствуют хорошие законы»(94. 7. 182, 189, 183, 184). Глубже, чем Кант, понимая социальную обусловленность морали, Гегель, однако, в своих рассуждениях о морали и нравственности утратил такую прогрессивную черту кантовской этики, как обоснование долга личности и ее нравственного права не соглашаться— пусть только в своем созна- нии, а не в практических действиях— с теми социаль- но-политическими установлениями, которые представ- ляются неразумными и несправедливыми. Гегелевское обоснование примата «нравственной субстанциально- сти» означает, что перед ее лицом «исчезли то своево- лие и та собственная совесть единичного, которые мо- гли бы иметь самостоятельное наличное бытие и находились бы с нею в антагонизме...». За пре- делами сферы семейных добродетелей и деловой поря- дочности Гегель сводил нравственность к лоялъности по отношению к наличному государственному строю, трактовал ее, по сути дела, как верноподданность и за конопослушность, заявляя, что полное и последова- тельное этическое, учение об обязанностях «не может быть ничем иным, как развитием отношений, которые благодаря идее свободы необходимы и потому дей- ствительны во всем своем объеме в государстве». Хо- тя Гегель признавал, что «добродетель в собственном смысле слова находит в себе место и осуществляется лишь при чрезвычайных обстоятельствах и колли- зиях», он при этом имел в виду лишь преодоление личностного произвола и субъективного каприза. Главную ценность Гегель придавал той добродетели, которая есть просто добропорядочность, т. е. «одна лишь простое соответствие индивидуума обязанно- стям, диктуемым теми обстоятельствами, в которых он находится» в данном обществе. В итоге Гегель рас- творял нравственность в поддерживающих социально- политическую стабильность нравах народа, у которого выработалась «привычка к нравственному...»(94. 7. 187, 184, 185, 186).

335

Семья

Определяя семью как первоначальную, «непосредственную субстанциальность духа», Гегель выделял в ней следующие три стороны: брак как таковой, семейную собственность и воспита- ние детей. Согласно Гегелю, в браке имеет место единство природ- ного и духовного начал, вследствие чего он отвергал трактовку брака либо лишь как полового отношения, либо лишь как граж- данского контракта, либо лишь как любви. «Правовая нравствен- ная любовь»— такое определение брака давал Гегель, заявляя, что «вступление в состояние брака» является «объективным назначе- нием и, следовательно, нравственной обязанностью единичных лич- ностей» и что брак представляет собой «один из тех абсолютных принципов, на которых зиждется нравственность общественного союза» в целом. С точки зрения Гегеля, брак по своему существу является моногамным; вступление в брак должно быть обставлено торжественной церемонией; «в себе» брак нерасторжим, но развод дозволителен, причем «законодательства должны в высшей степени затруднять осуществление этой возможности...». Собственно нрав- ственную сторону брака Гегель видел в осознании семейного един- ства супругов «как субстанциальной цели, следовательно, в любви, доверии и общности» всего их индивидуального существования. За- метим, что Гегель обосновывалпатриархальную семью, в которой мужчина представляет собою «сильное и деятельное начало», а женщина— «пассивное и субъективное начало». Гегель считал, что «действительная субстанциальная жизньмужчины протекает и проявляется» во вне— «в государстве, в науке и т. п., а затем— борьбе с внешним миром и с собою, равно как и в работе над ни- ми», так что лишь пройдя через это «раздвоение» «он отвоевывает себе самостоятельное единство с собою» и в семье обладает «спо- койным созерцанием этого единства и чувствующей субъективной нравственностью...».Женщина же, по Гегелю, именно в семье «имеет свое субстанциальное назначение», и в «благоговейной род- ственной любви находит себе выражение также и ее нравственное умонастроение». Установка на патриархальную семью дополнялась у Гегеля философским освящением многовековой неравноправно- сти положения женщин в обществе по сравнению с «первым по- лом», как он именовал мужчин. Не отрицая возможности для жен- щин быть образованными (хотя и полагая, что «женщины получают свое образование какими-то неведомыми путями и как бы через атмосферу представления», а не мысли), Гегель утверж- дал, что все же «для высших наук, как философия, и для некоторых произведении искусства, требующих всеобщего, они не созданы», поскольку-де «идеальным они не обладают». Гегель был вместе с тем уверен, что «государство подвергается опасности, когда жен- щины находятся во главе правительства», ибо они, по его мнению, «действуют не согласно требованию всеобщего, а руководствуясь случайными склонностями и мнениями»(94. 7. 193, 199, 195, 194, 198).

Необходимой «внешней реальностью» семьи Гегель считал со- вместное имущество супругов. Улавливая связь моногамной семьи с установлением института частной собственности, но не понимая первичности этого института, Гегель обращал внимание на то, что «в сказаниях об основании государства или, по крайней мере, нрав- ственно упорядоченной общественной жизни введение прочной соб-

336

ственности появляется в связи с введением брака». «Право распо- ряжения и управления семейным имуществом» должно, но Гегелю, принадлежать мужу, так же как представительство семьи в качестве правового лица перед другими правовыми лицами. Вместе с тем к обязанностям преимущественно мужа Гегель относил «добыва- ние средств вне семьи» и заботу «об удовлетворении ее потребно- стей». В понимании Гегелем семейного имущества с особой чет- костью обнаруживалось то, что он выступает с апологией не моногамной семьи вообще, а буржуазной формы этой семьи, суще- ственно отличной от семьи в античном обществе и в феодальном средневековье. Гегель утверждал, что «каждая новая семья являет- ся более существенной», чем связь супругов с своими родами, так что именно «супружеская чета и дети образуют подлинное ядро семьи», в силу чего «имущественные отношения индивидуумов дол- жны ... находиться с браком в более существенной связи, чем с бо- лее широким кругом кровного родства»(94. 7. 200 — 202).

В детях, по Гегелю, единство брака становится «самостоя- тельно сущим существованием и предметом», и в них же вопло- щается существование рода. Считая любовь родителей к детям прямым следствием взаимной любви супругов, Гегель указывал, что права детей состоят в том, чтобы получать в семье питание и воспитание, а обязанности— быть послушными родителям и оказывать им услуги в семейных заботах. Гегель подчеркивал, что «дети суть в себе свободные» и потому не должны принадле- жать «как вещи ни другим, ни родителям», осуждая как вопиющую безнравственность рабский статус детей по отношению к родите- лям в римском праве. Сами услуги, которые родители вправе тре- бовать от детей, могут иметь своей целью лишь воспитание по- следних. Трактовка Гегелем воспитания заострена против просве- тительской педагогики, поскольку ориентирована на формирование верноподданных граждан. Заявляя, что в ходе воспитания нельзя обойтись добротой и не следует прибегать к убеждению по причи- не невосприимчивости к нему детской души, Гегель провозгласил «главным моментом воспитания» строгую дисциплину, «смысл ко- торой— сломить своеволие детей, чтобы истребить чисто чувствен- ное и природное». Гегель был уверен, что превращение ребенка в самостоятельную и свободную личность требует развития в нем «чувства подчиненности» по отношению к «всеобщему и суще- ственному», первоначально выступающему в виде воли родителей. «Играющую педагогику» Гегель осуждал за унизительную по отно- шению к своему делу, к себе самой и, в сущности, также к детям «ребячливость», «которую сами дети ставят невысоко»(94. 7. 202-204).

Признание совершеннолетних детей юридическими лицами, способными самостоятельно обладать собственностью и основы- вать собственную семью, Гегель квалифицировал как «нравствен- ное распадение семьи», образующее переход к гражданскому обще- ству (94. 7. 205, 209).