дельцев, которым ничего не остается как уйти в далекие чужие края [74, с. 136 и 137].

Эти мотивы появляются в народных песнях именно потому, что в обществе возникает нечто не соответствующее принятой норме. Нало­ ги в пользу власти, знати — это освященная веками норма. И совсем другое дело — труд на богатого выскочку, правдами и неправдами разбогатевшего и вставшего над обычными земледельцами. Правда, в нашем распоряжении нет прямых данных, свидетельствующих о фак­ те существования земельной аренды в деревенской общине Чуньцю. Поэтому говорить о выскочках из числа разбогатевших крестьян, по­ жалуй, в нашем случае еще рано. Но нечто в этом роде (скажем, появ­ ление выскочек типа Ян Ху) могло иметь место и рассматриваться как явление, не соответствующее принятой норме.

Как бы то ни было, но крушение привычной нормы в конце перио­ да Чуньцю для многих — если не для всех — было очевидным. Более того, это несоответствие осмыслялось на уровне философской реф­ лексии, столь почитавшейся в ее этическом плане среди соответст­ вующим образом воспитанных чжоусцев. Осмыслялось, сразу скажем, резко негативно. Вспомним хотя бы Конфуция с его этикой, весьма четко оформившейся именно в эти годы, в период появления в Китае нечиновных богачей или богатых не по чину людей.

Нормативно-этический аспект процесса социально-экономической трансформации

Появление в строго иерархизованном феодальном обществе лиц и тем более социальных слоев, не вписывающихся в привычную иерар­ хию, всегда было и не могло не быть социально болезненным явлени­ ем. Люди привыкли к определенной норме, и любой выход за ее пре­ делы не мог не рождать недовольство и даже озлобление. Здесь гово­ рили свое веское слово даже не зависть — хотя вовсе отрицать ее бы­ ло бы нелепо, — но именно возмущение, т.е. нежелание мириться с новым и угрожающим благополучию многих социально-экономиче­ ским явлением, вызванным к жизни процессом приватизации.

Приватизация рождала новых людей, она объективно создавала простор для деятельности энергичных и инициативных, жестоких и беспринципных, сильных и бесцеремонных. Именно они, богатея и обзаводясь имуществом, выходили на передний план и громко заявля­ ли о себе. Естественно, что они не пользовались любовью, но, напро­

564

тив, рассматривались в качестве угрозы исторически сложившемуся традиционному обществу. В наших источниках о них сказано очень мало, крайне мало, практически почти ничего. Но их присутствие тем не менее ощущалось, во всяком случае в конце периода Чуньцю. Это видно не столько из прямых свидетельств, сколько из косвенных — но зато весьма громко прозвучавших — данных. Имеются в виду пре­ жде всего оценки мыслителей, хорошо улавливавших тенденции раз­ вития современного ему общества.

Среди мыслителей периода Чуньцю более всего известен Конфу­ ций. Конечно, были и другие высокочтимые и достаточно умные по­ литические деятели, такие, как чжэнский Цзы Чань, цзиньский Шу Сян или циский Янь-цзы. Каждый из них в свое время и по своему по­ воду высказывал различные идеи, в том числе и весьма тревожные, выражавшие озабоченность новыми и непривычными процессами, ко­ торые нельзя остановить, но можно попытаться ввести в более спо­ койное и контролируемое властями русло. Но именно Конфуций, не стоявший — в отличие от перечисленных только что сановников —

укормила власти, полнее всех ощутил то новое, что ему не нравилось

ичто он стремился заклеймить в своей доктрине.

Речь идет о новых богачах, о частных собственниках, правдами и неправдами выбивавшихся наверх. Конфуций прозорливо заметил, и разумно оценил это новое для периода Чуньцю социально-экономи­ ческое явление, и уделил ему много внимания в своих рассуждениях об обществе. Практически он уже исходил не из того, что общество состоит из аристократических верхов и производителей-крестьян, как то в реальности все еще было. Оценивая новую социальную структу­ ру, которая шла на смену традиционной, Конфуций подходил к ней с иными критериями.

Краеугольным камнем социальной структуры, по Конфуцию, было деление людей на две основные категории, высокодобродетельных цзюнъ-цзы и низких сяо-жэнъ. Разумеется, это была лишь идеальная схема, соответствовавшая определенному принципу. Но принцип был далеко не случайным. Более того, в учении Конфуция, улавливавшего тенденции эволюции общества и искавшего достойный ответ на вызов со стороны этих не слишком-то благоприятных для гармоничного раз­ вития тенденций, он стал генеральным, основополагающим.

Общество шло к расколу на имущих и неимущих и соответственно к острой социальной напряженности. Напряженность подобного рода следовало снять или, во всяком случае, заранее ослабить. А для этого создававшаяся усилиями поколений и завершавшаяся Конфуцием же­ сткая нормативная традиция должна была включить в себя важные позиции, противостоявшие этому негативному процессу. Что кон­ кретно следовало сделать?

565

Во-первых, нужно было резко снизить притягательность богатства как такового и противопоставить ему иные ценности, прежде всего социально-интеллектуального и духовного порядка. А во-вторых, важно было напомнить, что нувориши — это в основном выскочки из низов, т.е. люди, лишенные высокоморальных основ, свойственных в недавнем прошлом — во всяком случае теоретически — главным об­ разом образованной и воспитанной знати. То и другое в принципе бы­ ло в русле доктринальных основ конфуцианства. Важно было лишь сделать определенные акценты, на которые Конфуций был великим мастером.

Как уже говорилось, в доктрине Конфуция очень важное место за­ нимал искусственно созданный им высокоморальный эталон благо­ родного мужа, цзюнъ-цзы, рыцаря без страха и упрека, человека с доб­ родетельными убеждениями и большой внутренней силой, направ­ ленной на отстаивание принципов гуманности, справедливости, долга, бескорыстия и вечного внутреннего самоусовершенствования. Этот эталон создавался философом не столько сам по себе, сколько в рез­ ком противопоставлении его антиподу сяо-жэнъ.

Сяо-жэнъ в буквальном переводе — маленький человек, в пере­ носном смысле — мелкий, низкий, ничтожный. В доктрину Конфуция сяо-жэнъ, будучи искусственной социально-идеологической конст­ рукцией, введен именно как антипод цзюнъ-цзы. Иначе говоря, он был призван оттенять собой доблести благородного мужа. Обратим вни­ мание на соответствующие изречения из «Луньюя».

—Учитель сказал: «Цзюнъ-цзы многосторонен и непристрастен, сяо-жэнъ пристрастен и односторонен» [94, II, 14];

—Учитель сказал: «Цзюнъ-цзы заботится о долге, сяо-жэнъ думает только о выгоде» [94, IV, 16];

—Учитель сказал: «Цзюнъ-цзы спокоен и сдержан, сяо-жэнъ веч­ но раздражен» [94, VII, 36];

—Учитель сказал: «Цзюнъ-цзы выискивает в людях хорошее и не об­ ращает внимания на дурное, сяо-жэнъ поступает наоборот» [94, XII, 16];

—Учитель сказал: «Цзюнъ-цзы ищет согласия, не склонен приспо­ сабливаться, сяо-жэнъ готов приспосабливаться и не склонен к согла­ сию» [94, XIII, 23];

—Учитель сказал: «Цзюнъ-цзы полон величавого достоинства и не заносчив, сяо-жэнъ заносчив и не имеет достоинства» [94, XIII, 26];

—Учитель сказал: «Цзюнъ-цзы познается не в мелочах, но в вели­ ких свершениях, сяо-жэнъ не способен на великие свершения, но ис­ кусен в мелочах» [94, XV, 33].

Попытавшись свести воедино все эти изречения, каждое из кото­ рых допускает варианты в толковании, но в целом соответствует об­

566

щему облику эталонов, мы без труда увидим главную мысль, которая была заложена Учителем в противопоставление цзюнъ-цзы и сяожэнь. Она сводится к тому, чтобы показать, как среди сильных мира сего наряду с высокоблагородными цзюнъ-цзы, воспитанными в духе аристократической этики, но в новых условиях дефеодализации гото­ выми поставить свои знания и моральные принципы на службу наро­ ду, появляются и люди иные. Речь идет именно о социальных верхах, а не о бедных простолюдинах, как это может показаться. Имеются в виду те, кто высокомерен и заносчив, готов приспособиться к изме­ няющейся жизни, но в то же время постоянно раздражен ее неприят­ ными повседневными мелочами, кто пристрастен и односторонен в своих интересах и оценках, всегда заботясь при этом о выгоде. Порт­ рет очень точный и понятный. Речь идет как раз о тех нуворишах, ко­ торых в традиционном Китае с его совсем иными привычными уста­ новками не любили, подчас были не прочь сжить со света.

Вообще-то говоря, частного собственника, особенно богатого, да к тому же из простолюдинов, т.е. нечиновного, незнатного и уже по од­ ной этой причине традиционно как бы не имевшего права на богатст­ во, на выделение в 'чем-то из широкого ряда обычных людей, тради­ ционно в Китае не жаловал никто. В третьем томе будет показано от­ ношение к ним моистов, которые стояли за всеобщее равенство, или презиравших богатство даосов, не говоря уже о легистах, которые ус­ тами Шан Яна заклеймили частных собственников как социальных паразитов, место которым — каторга, где гремят своими цепями рабы. Такого рода весьма единодушная реакция в восточном обществе, как раз и отличавшемся от античного тем, что вместо рынЬчно-частно- собственнической в нем задавала тон традиционная административно­ распределительная структура связей, вполне естественна и даже зако­ номерна. Но вся сложность проблемы в том, что, несмотря на непри­ ятие частного собственника и рынка с его безличностными товарноденежными отношениями, то и другое на глазах становилось в древ­ некитайском обществе вполне ощутимой реальностью (как то было в других восточных обществах). И уже по одной этой весьма веской причине с новыми неприятными явлениями приходилось считаться.

Впрочем, это никак не мешало тому, что общество в целом энер­ гично сопротивлялось новому и непривычному и что идеологи обще­ ства как могли объясняли причины этого неприятия. Более того, идео­ логия и этика как важная ее составная часть были во многом едино­ душны в оценке новой, будоражащей всех проблемы. Этические уста­ новки конфуцианства, моизма, даосизма и тем более легизма были во многом несовместимы. Совершенно по-разному относились предста­ вители всех этих школ древнекитайской мысли к человеку, его роли и

567

месту в жизни, его социальным правам и обязанностям. Но если оста­ вить в стороне даосов с их экстравагантными суждениями о государ­ стве и цивилизации, с их призывами уйти от мира в аскезу или даже в небытие, то все остальные древнекитайские мыслители достаточно единодушно противопоставили безудержному развитию и тем более не ограничиваемому ничем расцвету частной собственности и рынка сильное государство с его веками наработанными эффективными ры­ чагами строгого контроля над экономикой страны и социальной жиз­ нью подданных.

Новые принципы социально-экономического бытия, к которым ло­ гично вела приватизация и которые в силу этого были неотвратимы, большинство в Китае воспринимало по меньшей мере со сдержанным неудовлетворением, чаще — с активным неприятием. Перед нами па­ радокс, с которым не раз встречалось человечество. Объективные процессы — при всей крайней замедленности темпов их развития — опережают определенные традицией нормы и формы восприятия. А если принять во внимание, что Конфуцием (да и еще до него) были расставлены в идеологии акценты, целеустремленно обращенные на­ зад, к умело воспетому золотому веку прошлого, к мудрости великих древних правителей, то не приходится удивляться тому, сколь непри­ язненно воспринимала нормативная традиция происходившие в обще­ стве серьезные социально-экономические сдвиги.

Общество и нормативная традиция не желали того, что происхо­ дит. Они противились этому изо всех сил, воспевая совершенно иные идеалы (гармоничное общество, упорядоченное сильное государство, управляющие людьми достойные и добродетельные высокоморальные щюнь-щъг). Но они не были в состоянии остановить уже шедший и по инерции набиравший темпы процесс. Это как раз тот очень частый в истории и практически хрестоматийный случай, когда субъективные устремления тех, кто пытается определить направление движения об­ щества, резко искажаются привходящими объективными обстоятель­ ствами, так что результат оказывается неожиданным едва ли не для всех.

Итак, нормативная этика, возглавлявшаяся школой Конфуция, уже на рубеже VI-V вв. до н.э. попыталась поставить барьер развитию частной собственности и рынка, стремясь в идеале противопоставить им сильное государство и мощную бюрократическую машину, кото­ рые были бы в состоянии разумно и без серьезных конфликтов руко­ водить обществом вполне удовлетворенных жизнью подданных. Соб­ ственно, именно в этом направлении и шло последующее развитие Китая вплоть до создания империи. И хотя в царствах чжоуского Ки­ тая периода Чуньцю реализовывались несколько отличавшиеся друг

568