ными цзиньскими кланами Фань и Чжун-хан. Становится очевидным, что грань между правящими верхами и производящими низами в чжоуском Китае была достаточно гибкой, лабильной (о чем уже гово­ рилось в первом томе). При этом все расширявшийся слой ши стано­ вился как бы пограничным, вбиравшим в себя как тех, кто опускался сверху, так и тех, кто за свои заслуги поднимался снизу. Этот прин­ цип — опускать вниз за провинности и поднимать вверх за способно­ сти и заслуги — был характерным в Китае в эпоху Чжоу. Он был вос­ пет в главах «Шуцзина», посвященных первым мудрым правителям, о которых еще будет идти речь. Это специфика Китая. Она противоре­ чит свойственному феодализму как жесткой структуре обычаю резко­ го сословного разведения верхов и низов. Сословия формировались в чжоуском Китае, но не были в период Чуньцю окончательно сформи­ рованы. Напротив, сталкиваясь с противостоявшими им мощными антифеодальными тенденциями, они начинали быстрыми темпами отступать.

Завершая раздел, связанный со статусом и функциями правящего слоя чжоуской феодальной знати в Чуньцю, важно еще раз подчерк­ нуть, что главной особенностью периода была его очевидная динами­ ка. Вначале все шло к упадку централизованной всечжоуской админи­ страции, которая худо-бедно, но все же существовала даже в конце Западного Чжоу. Этот упадок сперва привел к снижению такого рода администрации на уровень царств и особенно царства-гегемона. Вско­ ре, однако, инерция процесса феодализации привела к тому, что ин­ ституты эффективной власти стали опускаться, пусть не везде (Чу и особенно Цинь в этом смысле явно были заслуживающим внимания исключением), на уровень уделов-кланов в рамках царства. Но на этом уровне институты администрации под энергичным воздействием противостоящего феодализации процесса дефеодализации стали ак­ тивно трансформироваться и постепенно обретать новый облик, за­ кладывая основы будущей централизованной бюрократической адми­ нистрации империи. Важную роль в этом сыграл быстрыми темпами консолидировавшийся социальный слой новых ши.

Простолюдины

1. Земледельцы (шу-жэнь)

Основную массу населения царств и княжеств периода Чуньцю представляли те, кто обычно именуется простолюдинами. Это прежде всего сельские жители, крестьяне-общинники, сочетавшие земледель­ ческий труд с повседневным домашним ремеслом и строительными

388

работами, связанными со стройками общественного характера либо сооружением дворцовых комплексов для аристократии. Рядом с ними на социальной лестнице стояли городские жители, ремесленники и торговцы, профессионально занимавшиеся своим делом. Именно они, вкупе с воинами-профессионалами из числа низшей знати (ши), со­ ставляли основу городского населения и нередко именовались в ис­ точниках сводным термином го-жэнъ (горожане, жители столицы). Разумеется, кроме них в городах проживали и представители высшей знати, дафу, а также огромное число челяди, т.е. рабов и слуг различ­ ных категорий. Можно предположить, что некоторые из дафу вместе с обслуживающим их персоналом временами — а то и вообще — жили в домах рядом с пожалованными им в качестве кормления поселения­ ми (нечто вроде усадеб русских помещиков), но четких данных на этот счет в текстах нет.

Простой народ составлял основу населения и деревень и городов, за исключением тех поселков, которые создавались специально для воинов-профессионалов (если они в реальности существовали).

Логично и естественно, что ни в хронике «Чуньцю», ни в коммен­ тариях к ней большого внимания этим слоям населения обычно не уделялось. Существование их считалось как бы само собой разумею­ щимся, но интереса у летописцев не вызывало. Лишь в редких случа­ ях, когда это касалось политических событий, о народе упоминалось, причем чаще о городских жителях го-жэнъ, которые действительно могли оказывать подчас влияние на дела царств. Правда, в распоря­ жении специалистов немало материала, рассказывающего о тяготах повседневной жизни и о заботах простых людей, особенно крестьян. Однако эти записи, собранные в основном в книге песен «Шицзин», практически не могут быть привязаны к конкретным событиям исто­ рии, не говоря уже о том, что жанр стихов и песен вообще позволяет лишь косвенно судить о жизни описываемых в соответствующих про­ изведениях людей. Это в основном сфера эмоциональных представле­ ний и переживаний, наполненных к тому же поэтическими приукра­ шиваниями и преувеличениями. Тем не менее при характеристике простого народа мы будем вынуждены пользоваться прежде всего именно материалами «Шицзина».

Начнем с сельского населения. Насколько можно судить по дан­ ным различных источников, крестьяне с начала Чжоу жили деревня- ми-общинами, которые в текстах именовались различными термина­ ми — и (поселение, позже город, иногда именно город в противопо­ ложность деревне, но нередко также и деревня), ли (группа крестьян­ ских семей, общинный коллектив, деревня-община; в словаре «Эръя» этот термин идентифицируется с только что упомянутым термином и),

389

шэ (культ территории на деревенско-общинном уровне, шу-шэ или чжи-шэ). В свое время циский правитель, как упоминалось, предло­ жил изгнанному из Лу Чжао-гуну 1000 шэ в Ци, а в «Яньцзы чуньцю» упоминается о пожаловании циским Хуань-гуном реформатору Гуань Чжуну 500 шушэ [143, с. 167, 199]. Близость друг к другу всех этих трех различных по происхождению и первоначальному значению терминов, равно как и эволюция их на протяжении ряда веков, про­ слеживаемая по источникам [15, с. 106-129], свидетельствует о том, что в чжоуском Китае вплоть до периода Чуньцю, а возможно и поз­ же, соседские поселения (общины) находились лишь в процессе по­ степенного формирования.

Судя по данным «Цзо-чжуань», этот процесс в конце периода Чуньцю завершился делением общинной деревни на дворы как стати­ стические хозяйственные единицы. Более поздние источники («Чжоу­ ли», «Хань шу») настаивают на том, что чуть ли не с глубокой древно­ сти каждому земледельцу предоставлялось \00м у пахотной земли, а при невысоком качестве земли добавлялось еще 100 или даже 200 му под пар [129, т. И, с. 368; т. 12, с. 551; 78, гл. 24, с. 1455]. Данные подобного рода, к сожалению, не подкреплены соответствующими материалами более ранних и аутентичных источников.

В частности, нет сведений о том, что земли вообще подлежали пе­ ределу. Спорные трактовки некоторых фраз, позволяющие предполо­ жить, что в тексте речь идет об обмене или переделе земли [15, с. 207], сомнительны, а в свете новых, более убедительных трактовок [214, с. 56-58] представляются вовсе несостоятельными. Это не озна­ чает, разумеется, что переделов никогда и ни в какой форме не суще­ ствовало. Они, видимо, были, ибо без этого ни одна раннего типа об­ щина обойтись не могла, не говоря уже о том, что авторы «Чжоули», «Хань шу» и других текстов едва ли все свои данные об этом высасы­ вали из пальца. В «Лицзи» [93, т. 21, гл. «Юэ лин», с. 683-685] прямо упомянуто о том, что по окончании полевых работ крестьяне обычно занимались «справедливым перераспределением полей». Однако в аутентичных источниках сообщений о земельных переделах в общи­ нах просто нет.

Не исключено, что переделы существовали в более ранние истори­ ческие периоды, тогда как в Чуньцю их уже не было. В то же время нет сомнений в том, что уже во второй половине этого периода кре­ стьянские общины делились на дворы. А коль скоро так, то предло­ жение Гуань Чжуна все сельское население делить на пятерки дворов во главе с их начальниками гуй-чжанами, которое обычно представ­ ляется сомнительным с точки зрения возможности его реализации на практике в то отдаленное время, быть может, не столь уж и невероят­

390

но. Правда, первые упоминания о том, что деревни-общины делятся на дворы и что селение состоит из пятерок дворов, а столько-то дво­ ров представляет собой кормление такого-то чиновника, относятся к более позднему времени, на столетие позже по сравнению с годами жизни Гуань Чжуна.

Одно из первых упоминаний подобного рода относится к 574 г. до н.э. В нем сказано о диском беглом аристократе Бао, который в Лу получил служебное владение-w в 100 дворов [114, 17-й год Чэн-гуна; 212, т. V, с. 401 и 404]. Похоже, что подобного рода принцип исчис­ ления владений по числу дворов является результатом реформ, о ко­ торых еще пойдет речь. Но принимая во внимание, что реформы в различных царствах чжоуского Китая в период Чуньцю шли хотя и в разное время, но преимущественно в одном направлении — к созданию такого рода объединений в пять дворов в деревнях и вообще к органи­ зации поселений как совокупности определенного количества малых дворов, можно воспринять предложение Гуань Чжуна как опередив­ шую свое время идею, в принципе вполне реальную и осуществимую а во второй половине периода Чуньцю в ряде царств реализованную.

Крестьянское хозяйство было делом нехитрым, но трудоемким. Пахали землю обычно парами-оу (парная вспашка — оу-гэн). Об этом упоминается в песнях «Шицзина» [136, № 277 и 290; 74, с. 424, 437]. «Го юй» такого рода дружную пару земледельцев использует даже в качестве метафоры (подобно земледельцам-яун$у, составившим пару­ шу [85, с. 218; 29, с. 277]). Длинные грядки в продольном или попереч­ ном направлениях привели со временем к возникновению понятия му как единицы площади поля (полоса шириной в несколько грядок или один двойной шаг-бу, т.е. 160-180 см, и длиной в сто таких бу). Лиш­ нюю траву удаляли с поля мотыгами, а колосья срезали серпами. Ра­ ботали крестьяне на полях обычно всей семьей, а на «больших полях», часто с ностальгическим упоением воспевавшихся в песнях «Ши­ цзина»,— тысячами пар-оу. Урожай с поля — если не иметь в виду «большие поля» — потреблялся каждой семьей в отдельности, о чем свидетельствуют, в частности, встречающиеся в песнях жалобы сол­ дат на то, что ратный труд оторвал их от земли, в результате чего се­ мья останется голодной.

Труд крестьянина, как его описывает, в частности, «Го юй», был тяжелым: «С наступлением холодов удаляют засохшую траву и очи­ щают поля, готовясь к пахоте. Затем глубоко пашут землю и быстро ровняют ее, ожидая сезонных дождей. С наступлением сезонных дож­ дей берут в руки колы, серпы, мотыги и тяпки, с которыми с утра до вечера работают на полях. Работают, сняв с себя одежды, надев на головы шапки из тростника, набросив на плечи соломенные плащи.

391

Работают в поле, обливаясь потом, с грязными ногами, причем волосы

икожу опаляет солнце...» [85, с. 78; 29, с. 112].

Всоседской общине каждое хозяйство платило налоги, как регу­ лярные, так и чрезвычайные, и участвовало в выполнении различных повинностей, в первую очередь военных, наиболее тягостных во вре­ мена феодальных войн. Данных о налогах и повинностях в источни­ ках достаточно, хотя далеко не всегда они определенны. Одно ясно: после того как рухнуло государство Западное Чжоу, «большие поля», воспетые в песнях «Шицзина» «Синь нань шань», «Да тянь» и «Фу тянь» [136, № 210, 211, 212], могли остаться — если остались — толь­ ко в домене вана. Известно, что в упомянутых песнях в качестве рас­ порядителя урожая выступал Цзэн-сунь (букв, «потомок»). Возможно, этим именем назывался чжоуский ван в его новой ипостаси наследни­ ка славных прежних правителей, а ныне лишь скромного владельца домена в Лояне. В этом случае песни, о которых идет речь (как и практика труда земледельцев по обработке в пользу правителя «больших полей», явно перекликающихся с полем гун из схемы Мэнцзы о цзин-тянъ,— см. [16]), отражают шанско-раннечжоуские фор­ мы взимания ренты-налога в пользу казны.

Что же касается основной части чжоуского Китая в период Чунь­ цю, то там «больших полей» не было, зато существовали различного вида налоги. О наиболее древнем из них, десятине-чэ, в текстах упо­ минается крайне редко. Применительно к периоду Чуньцю я сумел найти лишь одно. Имеется в виду помещенная в «Луньюе» беседа луского Ай-гуна с советником Ю Жо о том, что год неурожайный и зерна мало. Ю Жо посоветовал собирать с людей налог-чэ, т.е. деся­ тину, на что гун возразил, что ему двух десятых не хватает, как же хватит чэ? Ответ был в чисто конфуцианском духе: коль скоро народу хватит, то и правитель не останется в нужде, а если народ будет в ну­

жде, то как правитель сможет наслаждаться достатком [XII, 9; 94, с. 268 и сл.]?! Несколько раз знак чэ в смысле налог-десятина упомя­ нут в «Шицзине» — но применительно к песням, датируемым време­ нем до Чуньцю. Это значит, что десятина-чэ, введенная еще при Сю- ань-ване [24, с. 301-303], была хорошо знакома царствам чжоуского Китая. Позже она была, видимо, оттеснена другими налогами.

Кроме налогов для простолюдинов, и прежде всего крестьянобщинников существовала трудовая повинность. Об этом ярко и кра­ сочно рассказано еще в раннечжоуской песне «Шицзина» «Ци юэ» [136, № 154; 15, с. 199-201], где упомянуто о том, что крестьяне дружно ремонтируют дом их правителя-гуна. Но четких данных о том, какие именно повинности, сколько, как и когда должны были испол­ нять крестьяне, в аутентичных источниках нет. Есть лишь косвенные

392

данные, как, например, многочисленные упоминания в «Цзо-чжуань» о строительстве городских крепостных стен либо иных сооружений. Все эти трудоемкие работы, равно как и строительство дворцов и уса­ деб для аристократов, явно выполняли крестьяне, пусть даже под ру­ ководством квалифицированных профессионалов, мастеров-строите- лей и ремесленников. Это было очевидным и само собой разумею­ щимся, потому в источниках на эту тему специально ничего не гово­ рилось. Строят дворец — естественное дело. Понятно, что не сам хо­ зяин строит. Это видно и из соответствующих песен «Шицзина» (например, [136, № 189; 74, с. 240-241]). Известно, что иногда в по­ рядке упрека тому или иному из недобродетельных правителей источ­

с. 276]. Но кроме нелегкой строительной повинности у крестьян были и другие.

Воинская повинность, насколько о ней можно судить по жалобам из песен «Шицзина», была тяжкой нагрузкой для крестьян. Вот в пес­ не № 31 помещена жалоба вэйского земледельца на то, что по звуку барабана он мобилизован в армию и боится, что не возвратится домой [74, с. 42]. В песне № 66 жена солдата жалуется, что долгие месяцы ее муж на службе и она даже не знает, где он сейчас, в какой стороне, каково ему и когда он возвратится [74, с. 85]. В песне № 110 солдат вспоминает о доме и представляет, как его отец, мать и брат беспоко­ ятся о нем, ждут, когда он вернется [74, с. 132-133]. А вот в песне №121 иные мотивы, с явно социальным подтекстом:

/■

На службе царю я усерден, солдат.

Япросо не сеял, забросил свой сад. Мои старики без опоры...

Нельзя быть небрежным на службе царю —

Япросо засеять не мог в этот год.

Отец мой и мать моя, голод их ждет! [74, с. 147].

Здесь вполне откровенная жалоба на то, что ратный труд отрывает крестьянина от земли, в результате чего страдает его семья. Солдат честно выполняет свой долг, но кто позаботится о его близких?! Надо сказать, что жалоб такого рода не слишком много. Но фиксация их в народных песнях свидетельствует о том, что тяжкая доля мобилизо­ ванного солдата была определенной социальной проблемой, особенно когда служба затягивалась на длительный срок (см. песню № 185 [74, с. 235]). И похоже, что по мере изменения характера войн и усиления в армии роли пехоты из мобилизованных крестьян ситуация в этом смысле становилась все сложнее.

393

2. Ремесленники и торговцы

Что касается ремесленников и торговцев, то о них в текстах еще меньше материалов, чем о крестьянах. Правда, в «Чжоули», например, есть несколько глав [129, т. 14, гл. 37 и сл.], специально посвященных описанию ремесел, а также различных категорий ремесленников и их начальников, включавшихся в генеральную административную мета­ систему высокоразвитого централизованного государства Чжоу, кото­ рого, однако, никогда не существовало. Описания, о которых идет речь, весьма любопытны и информативны. В них подробно рассказано

ио технологии, и об организации ремесленного производства в чжоу­ ском Китае, причем все то, что касается конкретики производства, явно не было выдумано. Беда в том, что нам неизвестно, когда именно это производство существовало, что было знакомо чжоусцам в начале Чжоу, а что — лишь в самом его конце, через ряд веков после периода Чуньцю.

Конечно, многие из изделий ремесла известны по различным ар­ хеологическим находкам, в обилии представленным в многочислен­ ных специальных публикациях. Здесь и различные предметы из ме­ талла (орудия труда, оружие, утварь, украшения), и остатки колесниц со всем их оборудованием, и многие изделия или их истлевшие остат­ ки из дерева, кожи, тканей и т.п. Словом, если бы перед нами стояла задача охарактеризовать уровень производства в период Чуньцю, ма­ териала оказалось бы немало. Однако наша проблема иная: понять, кем были и каким образом проявляли себя ремесленники периода Чуньцю как социальный слой.

Профессиональное ремесло было не столько отраслью хозяйства, территориально базирующейся в городах, сколько делом общезначи­ мой, государственной важности. И не только потому, что именно ре­ месленники изготовляли оружие и боевые колесницы, защитные латы

ишлемы, т.е. работали прежде всего на войну, а война была смыслом

иобразом жизни феодальной знати. Дело скорее в том, что все про­ фессиональное ремесленное производство, будь то литье бронзовых сосудов, изготовление изысканных изделий, домашней утвари и ук­ рашений или выделка мебели и одежды в обществе, где приватизация еще не достигла заметного уровня развития, а товарно-денежные от­ ношения не играли существенной роли, везде и всегда было делом государственного регулирования. Существовали — что фиксируется уже с Шан — различного рода ведомства, в рамках которых объеди­ нялись ремесленники соответствующих категорий и многочисленные чиновники, отвечавшие за нормальное функционирование таких ве-

394

домств и эффективную работу подведомственных им ремесленников. Это же, впрочем, касалось и торговцев.

В текстах «Цзо-чжуань» есть ряд упоминаний о такого рода ведом­ ствах и их начальниках. Когда в 672 г. до н.э. в царстве Чэнь был убит наследник престола, его сын бежал в Ци, где циский Хуань-гун пред­ ложил ему высокий пост цина. Однако беглец от этой чести отказался, после чего ему был предложен пост гун-чжэна, который воспринима­ ется комментаторами как должность руководителя ремесленников [114, 22-й год Чжуан-гуна; 212, т. V, с. 102 и 103]. Эта должность в Ци была ниже обычного поста цина. Зато она, видимо, оказалась весьма доходной. Именно наследственное владение такой должностью, проч­ но закрепившееся за кланом Чэнь (Тянь), со временем превратило этот клан в самый богатый (вспомним, как щедро он раздавал продук­ ты населению) и влиятельный в Ци. Естественно, что клан Тянь вско­ ре оказался в числе высшего разряда цинов, а позже захватил в свои руки всю власть в Ци, включая и трон. Аналогичную позицию руко­ водителя ремесленников занимал гун-чжэн и в царстве Сун, что видно из описания большого пожара в 564 г. до н.э., где всеми делами по тушению пожара руководил министр работ (сы-чэн), с подведомст­ венными ему чиновниками рангом пониже. В их числе находился гунчжэн, которому было поручено позаботиться о том, чтобы спасти от огня колесницы и арсенал [114, 9-й год Сян-гуна; 212, т. V, с. 436 и 439]. Должность гун-чжэна была и в царстве Лу [114, 4-й год Чжаогуна; 212, т. V, с. 595 и 599].

В царстве Чу в конце VII в. до н.э. несколько важных должностей, начиная с главного министра, занимали члены самого влиятельного и родственного правящему дому клана Жо-ао. Среди этих должностей, как явствует из «Цзо-чжуань» [114, 4-й год Сюань-гуна; 212, т. V, с. 295 и 296-297], был и пост руководителя ремесленников гун-чжэна. При этом параллельно существовала и должность гун-иня, которая также имела отношение к управлению ремесленниками. О чиновни­ ках, отправлявших эту должность, в «Цзо-чжуань» упомянуто семь раз [189, с. 130]. Из всех упоминаний о гун-чжэнах и гун-инях и соответ­ ствующих контекстов хорошо видно, что в текстах речь идет о тех самых чиновниках, которые ведали в различных царствах чжоуского Китая периода Чуньцю казенным ремеслом. А все профессионалыремесленники, жившие вне общинных деревень, и были казенными, т.е. работали на заказ, выполняя поручения власть имущих.

О самих этих профессионалах тоже есть ряд упоминаний в «Цзочжуань». В 712 г. до н.э. к лускому Инь-гуну (стоит напомнить, что царство Лу в конце VIII в. до н.э. имело больший престиж, чем позже) прибыли с визитом сразу два правителя, из Тэн и Се. Когда, ожидая

395

приема, они стали спорить о старшинстве, луский гун послал своего сановника к одному из них с увещеваниями, суть которых сводилась к следующему: подобно тому как мастера-ремесленники (гун) измеряют (т.е. оценивают) растущие в горах деревья, хозяин вправе сам решить, кому из гостей отдать предпочтение [114, 11-й год Инь-гуна; 212, т. V,

с.30 и 32].

Водном из рассказов, где описывается иерархическая лестница со­ циальных слоев, о ремесленниках сказано так: «бай-гун (все ремес­ ленники) демонстрируют свое мастерство» [114, 14-й год Сян-гуна; 212, т. V, с. 462 и 467]. В беседе вэйского правителя с его советниками по поводу обострения отношений с Цзинь в 502 г. до н.э. было сказа­ но, что если у Вэй будут сложности, все ремесленники и торговцы с готовностью разделят их, т.е. проявят полную лояльность [114, 8-й год Дин-гуна; 212, т. V, с. 767 и 769].

Из приведенных фрагментов (число их можно увеличить, хотя и ненамного, см. [189, с. 130]) можно сделать вывод, что в текстах нет рассказов о профессиональной деятельности ремесленников. Она под­ разумевается сама собой. Упоминания можно встретить лишь об их мастерстве или политической лояльности. К сожалению, практически нет данных о труде ремесленников и в других источниках. Даже в песнях «Шицзина», где так много мотивов, связанных с трудами и личными переживаниями простых людей, о мастерах-ремесленниках практически нет ни строки. И это неудивительно. В «Шицзине» соб­ раны народные, т.е. в основном деревенские песни. Городских здесь нет. Быть может, их и вовсе не было, так как город, власть имущие представлены в каноне лишь высокопарными гимнами и громоглас­ ными одами, напоминающими о богатстве и заслугах социальных верхов: правителей, знати и их славных предков.

Все сказанное относится и к торговцам. Они в перечислениях упо­ минаются рядом с ремесленниками. В проектах Гуань Чжуна, едва ли являющих собой применительно к периоду Чуньцю нечто большее, нежели идеальную схему, говорится, что торговцы (как, впрочем, и ремесленники) должны жить вместе, хорошо работать, учить младшее поколение своему делу. Специфика их труда в том, чтобы уметь но­ сить на себе или перевозить на повозках необходимые товары и ме­ нять всюду то, что у них есть, на то, чего нет, не забывая при этом покупать подешевле, а продавать подороже [85, с. 79; 29, с. 111-112]. Сложность ситуации в том, что торговля во времена Гуань Чжуна, который сам в юности, по данным Сыма Цяня, был торговцем, обыч­ но контролировалась властями. Власти на Востоке, и в частности в Китае, никогда не оставляли столь важную сферу экономики вне сво­ его строгого контроля. Поэтому торговцы, видимо, находились под

396

патронажем служащих, работавших от имени казны и по ее поруче­ нию. К сожалению, в нашем распоряжении нет данных, которые по­ зволили бы как следует в этом разобраться.

Пожалуй, самый интересный и интригующий в этом смысле эпизод связан с походом циньской армии в Чжэн в 627 г. до н.э., когда близ Хуа эта армия встретилась с чжэнским торговцем Сянь Гао, который вез в домен 12 быков с грузом шкур. Обычно упоминанием об этих быках, которых испугавшийся торговец подарил циньской армии, рассказ о собственно торговой функции завершается [103, гл. 5; 71, т. И, с. 29 и 303, примеч. 74]. Далее речь идет о тактической хитрости торговца, обманувшего армию и заставившего циньцев повернуть обратно. Но в самом тексте «Цзо-чжуань» [114, 33-й год Си-гуна, т. XXVIII, с. 624-625; 212, т. V, с. 222 и 224] есть еще несколько слов, спорно интерпретируемых. Смысл их сводится к тому, что торговец ехал не только с 12 быками, но и с повозкой с кожами — видимо, предназначавшимися для продажи. Вез он достаточно много и ехал не один, ибо сумел послать информатора в Чжэн, дабы там узнали о при­ ближении вражеского войска (вариант русского перевода эпизода см. [1,с. 59-60]).

Нет бесспорных оснований утверждать, что торговец был служа­ щим и вел торговые операции от имени соответствующего ведомства царства Чжэн, а не от себя лично. Более того, есть сведения о том, что шан-жэнъ (торговцы? потомки шанцев и одновременно торговцы?) пользовались особым почетом в Чжэн. В «Цзо-чжуань» [114, 16-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 661-662 и 664] подробно рассказано о том, как основатель этого царства вместе с предком шан-жэнъ /прибыл в те места, где теперь оно расположено, и какими соглашениями было обусловлено их сотрудничество. Из текста невозможно понять, был ли тот древний шан-жэнъ просто потомком перемещенных шанцев или уже торговцем. Скорее всего он был и тем и другим. Во всяком слу­ чае, его потомки в качестве торговцев (шан-жэнъ) были в Чжэн людьми почитаемыми. Это косвенно может означать, что они занима­ ли официальные должности и вели торговлю если не от имени казны, то с ее ведома и, быть может, даже на ее средства. Возможно, что не один лишь патриотический порыв, но и экономические выгоды заста­ вили чжэнского Сянь Гао отдать продукцию врагу и тем обмануть циньскую армию.

Я не настаиваю на своей версии. Тем более что я в ней сам полно­ стью не уверен, ибо в чжоуском Китае периода Чуньцю были, похоже, торговцы различного вида, как разъездные, так и занимающиеся сво­ им делом на одном месте, как контролировавшиеся государством и работавшие от казны, так и мелкие розничные, вроде бы работающие

397

от себя и для себя. Разумеется, не всем источникам стоит полностью верить. Это касается и Сыма Цяня, жившего спустя много веков после тех событий, о которых писал, пользуясь материалом из вторых и третьих рук. Так, если верить Сыма Цяню, Гуань Чжун работал в паре с Бао Шу-я и делил с ним прибыль [103, гл. 62, с. 735; 71, т. VII, с. 341, не завися при этом ни от кого. Лично мне в это с трудом верится , хотя в начале VII в. до н.э. такое вовсе не было исключено, особенно если имеется в виду мелкая меновая торговля. О торговле подобного рода есть упоминание в «Шицзине», правда, только одно:

Ты юношей простым пришел весной, ты пряжу выменял на шелк цветной

Не пряжу ты менял на шелк цветной, ты к нам пришел увидеться со мной [136, № 58; 74, с. 74].

Вообще же, как упоминалось, в «Шицзине», не говоря уже об ос­ новных наших источниках («Чуньцю», «Цзо-чжуань», «Го юй» и тем более «Шуцзин»), практически нет упоминаний ни о ремесленниках, ни о торговцах, ни об обмене, рынках или товарно-денежных отноше­ ниях. Это не значит, что ничего подобного в период Чуньцю чжоу­ ский Китай не знал. Напротив, было развито ремесло, играла опреде­ ленную роль торговля различного характера и масштаба, в конце пе­ риода существовали даже некоторые виды денег, как о том свидетель­ ствуют, в частности, находки археологов. Но все это либо было в ве­ дении государства (т.е. не становилось объектом купли-продажи, а принадлежало к сфере централизованной редистрибуции), либо нахо­ дилось в зачаточном состоянии. Известно, например, что в городах были уже рынки и даже рыночные площади, своего рода места собра­ ний горожан, особенно в кризисные моменты. В сообщении «Цзочжуань» от 559 г. до н.э. [114, 14-й год Сян-гуна; 212, т. V, с. 462 и 467] упоминается о том, что торговля производилась именно на ры­ ночной площади. Однако ни о характере торговли, ни о деньгах и тем более прибыли или богатствах простолюдинов (к ним всегда относи­ ли, помимо крестьян, всех ремесленников и торговцев) данных нет. И создается впечатление, что зависимых не от казны, а от рынка тор­ говцев или ремесленников, тем более земледельцев, в период Чунь­ цю — в отличие от следующего за ним Чжаньго — еще просто не было. Процесс приватизации и все связанные с ним явления находи­ лись еще на самой ранней стадии.

4 Трудно поверить в то, что Гуань Чжун и Бао Шу-я были мелкими розничными торговцами и делили прибыль между собой, ни от кого не завися, потому что оба они одновременно служили помощниками важных аристократов, претендентов на циский престол. Одно с другим не очень вяжется.

398