Внутренняя противоречивость реформ не вызывает удивления, ибо противоречивой была вся структура. Она находилась в состоянии по­ стоянной трансформации. Конечно, война была главным делом, воен­ ные налоги и повинности были целью многих реформ, и это вполне соответствовало потребностям господствовавшей в те годы феодаль­ ной структуры царств и княжеств чжоуского Китая. Реформы отража­ ли потребности этой структуры. Но генеральной тенденцией эволю­ ции чжоуского общества в те же годы была явно выраженная анти­ феодальная, которая объективно вела к укреплению централизованной власти и к попыткам воплощения утопического идеала патерналист­ ской системы отношений, имевшей в Китае глубокие корни и всяче­ ски пропагандировавшейся усилиями многих заинтересованных в этом людей, от чжоуских ванов до Конфуция. И это хорошо видно при анализе ряда параллельных процессов, протекавших в чжоуском Ки­ тае в интересующее нас время.

Социально-политическая трансформация

Как известно, так называемый основной вопрос философии, кото­ рому всегда придавали столь большое значение отечественные и со­ временные китайские специалисты по истмату (бытие определяет соз­ нание или наоборот), весьма трудно решается на практике, особенно все в том же Китае. Едва ли стоит напоминать читателю, сколько копий было сломано китайскими историками философии в борьбе за то, чтобы определить, кем был, скажем, Конфуций — материалистом или идеалистом. Между тем парадокс в том, что сами мастера истмата являются в гораздо большей степени — если брать за основу их же собственные критерии — идеалистами, нежели материалистами.

Дело в том, что идеология порой играет определяющую роль. Ут­ верждение первичности бытия никак не подтверждалось на практике в случае как с русской, так и тем более с китайской коммунистической революцией. Всем было хорошо видно и понятно, что и в России 1917 г., и в Китае 1949 г. объективные условия для социализма отсут­ ствуют. Тем не менее считалось, что правильно налаженная пропаган­ да сумеет сделать свое дело. А «единственно верная идеология», под­ крепленная железной диктатурой и силовыми методами принуждения, обеспечит желаемые результаты. В общем и целом и в России, и в Ки­ тае пропаганда и «единственно верная идеология», опиравшаяся на принуждение, добились немалых успехов. Другое дело — привели ли эти успехи к достижению запланированных результатов. Здесь уже

550

сказали свое жесткое слово экономика XX в. и необходимые для ее нормального функционирования социальная и экономическая струк­ тура, хозяйственные связи и многое другое.

Как бы то ни было, но в решении основного вопроса философии догматики от истмата не преуспели. Жизнь сказала свое веское слово. Она показала, что идеология (сознание) если и не первична в том смысле, что для ее возникновения необходим определенный уровень развития общества, т.е. в конечном счете успехи все того же бытия, то уж во всяком случае и не вторична. Даже напротив, в определенных обстоятельствах, когда уровень бытия позволяет обществу вырабаты­ вать некое сознание, это сознание может сыграть решающую роль. Именно оно — а не бытие само по себе — в состоянии определить, в какую сторону повернуть ход развития общества. И этот поворот во­ все не детерминирован бытием, на что делают акцент догматики. Он в значительной степени зависит от того, в каком направлении станет развиваться идеология данного общества, чья пропаганда окажется действенней.

Вот в этом-то и заключается сила идеологии, которая, овладев мас­ сами, оказывается в состоянии повернуть ход истории, особенно в критический для общества момент выбора пути. Именно такую роль сыграла идеология в древнекитайском обществе, когда перед ним встал такой вопрос. Разумеется, речь идет не об идеологии вообще, а только о такой, которая была в состоянии овладеть массами. Но о ка­ ких массах следует вести речь в нашем случае, какие социальные слои, имевшие реальную политическую силу и значимость, были за­ интересованы в том, чтобы взять на вооружение ту идеологию, суть которой сводится к конструированию централизованной системы ад­ министрации и способности создать на патерналистских основах об­ щество гармонии и порядка?

Наиболее заинтересованными в преодолении тенденции к децен­ трализации в чжоуском обществе периода Чуньцю — как и в средне­ вековой феодальной Европе — были правители, чья позиция не нуж­ дается в пояснении. Но другой реальной силой, на которую правители могли бы надежно опереться, были в чжоуском Китае — в отличие от Европы — не города, которых как влиятельных центров товарноденежных связей, ремесла и свободной рыночной торговли в период Чуньцю еще не было3, а низший слой феодальной знати. Почему?

Огромное количество малообеспеченных аристократов было и в феодальной Европе, но там они далеко не всегда становились союзни­

3 Специальное исследование Чжан Наня и Чжоу И посвящено различиям между го­ родами в Европе (правда, античными, а не средневековыми) и в Китае времен Чунь­ цю—Чжаньго [126].

551

ками европейских королей. Как известно, все они были рыцарями, причем даже бедные из них, лишенные всего, имели в своем распоря­ жении элементарный набор рыцарских прав и аксессуаров (конь, воо­ ружение, доспехи, навыки рыцарского боя, знакомство с рыцарской куртуазностью и соответствующее воспитание, аристократические связи и право участвовать в войнах и турнирах). Будучи рыцарями, они на равных с остальной феодальной знатью участвовали в сраже­ ниях и именно в ходе этих сражений могли завоевать себе то, чего оказались лишены по прихоти судьбы. Поэтому интересы средневеко­ вых европейских рыцарей были тесно переплетены с феодальной структурой, которая давала им весьма реальные шансы.

Совсем иначе обстояли дела у многочисленного и с каждым поко­ лением все увеличивавшегося слоя ши в чжоуском Китае. Поскольку емкость боевых колесниц строго ограничивала число аристократов в войнах несколькими сотнями или немногими тысячами, то для всех остальных шанса завоевать себе место под солнцем в результате ус­ пешного сражения и овладения богатыми трофеями не было. А пото­ му у них и не было большого интереса к феодальным войнам и вооб­ ще к феодальной структуре, центробежные силы которой автоматиче­ ски отбрасывали их все дальше от социально-политической верхушки общества.

Конечно, некоторые из числа наиболее способных и амбициозных приспосабливались и даже достигали определенных успехов, как то наиболее блестяще продемонстрировал в свое время луский Ян Ху. Но такая удача выпадала на долю лишь очень немногих. Да и эти не­ многие объективно не были заинтересованы в сохранении феодальной структуры. Напротив, они видели залог устойчивости своей позиции в централизации власти, в укреплении административной системы, по ступенькам которой они, собственно, и карабкались наверх. Что же касается всех остальных, то их интересы и предпочтения были еще безусловнее и очевиднее.

Представители многочисленного слоя ши, о котором идет речь, могли в конкретных условиях периода Чуньцю и особенно второй его половины достичь некоторого успеха лишь на поле боя в качестве пе- хотинца-латника либо в системе налаженного административного управления. Других путей не было, и это объективно делало все воз­ раставший слой ши союзником тех, кто выступал за централизацию и административное укрепление структуры чжоуского Китая. Что каса­ ется карьеры администратора, то здесь все ясно. Но почему для ши не была чересчур желанной и достаточно престижной карьера латника?

Феодальные войны велись на колесницах, и основной массе ши не было в них места, о чем уже шла речь. При колесницах был опреде­

552

ленный контингент пехоты. Но позиция пехотинцев, игравших вспо­ могательную роль, не была и не могла быть престижной. Неясно, сколько среди пехотинцев было представителей слоя ши. Но мне не приходилось встречаться с сообщениями о том, что место погибшего воина на колеснице занял бы кандидат из числа пехотинцев. Такое в принципе, конечно, могло быть. Но если бы это имело характер возна­ граждения, признания заслуг, способа продвижения, об этом в текстах хоть раз было бы упомянуто. Тем более что есть целые пассажи на те­ му о том, кто что может получить в случае победы над врагом. Созда­ ется вполне основательное впечатление, что пехотинец практически не имел шансов сесть на колесницу — места на ней высоко ценились и доставались, как следует полагать, ближайшим родственникам тех, кто выбывал из строя.

Отсюда явствует, что между пехотой и колесницами существовала практически почти непреодолимая социальная грань. Это была грань между высшей знатью, цинами и дафу, и окружавшей ее и все возрас­ тавшей массой ши, представителей коллатеральных ветвей все тех же знатных домов. Эта грань никак не очерчивалась, могла проходить даже внутри большой разросшейся семьи и тем более клановой груп­ пы из нескольких таких неравных по своему статусу родственных се­ мей. Но она реально существовала. Ее ощущали и власть имущие. Бо­ лее того, они пытались в меру своих возможностей как-то ее преодо­ леть. Однако этого не получалось, да и не могло получиться.

Так, история царства Цзинь свидетельствует, что в последней трети VII в. до н.э. там были созданы мобильные пехотные отряды для борьбы с северными ди [103, гл. 39; 71, т. V, с. 165-166 ;й 278, при­ меч. 106]. Неизвестно, были ли эти формирования временными или постоянно действующими, но в любом случае они были, видимо, близки к вспомогательным пехотинцам при колесницах. Конечно, пе- хотинцы-латники находились на государственной службе, за исполне­ ние которой они получали определенное жалованье, надо полагать, в форме казенных выдач или дохода с каких-то полей. Но статус их, даже их командиров, был по сравнению с дафу на колеснице невысок. В аналогичном положении, видимо, находились и отряды погранич­ ной стражи в разных царствах, из которых более всего по сообщениям текстов известно подразделение Шу Лян-хэ, отца Конфуция.

Кстати, именно судьба бравого офицера и старательного служаки Шу, который командовал 300 латниками, но так и не добился успеха ни в сколько-нибудь заметном продвижении по службе, ни в социаль­ ном статусе, очень показательна. Ши могли получать что-то на госу­ даревой службе, но у них (возможно, за редким исключением тех, кому очень повезло) не было реальных шансов стать в ряды правящих

553

верхов. Неудивительно, что все их надежды были тесно связаны с ук­ реплением государства и увеличением его административно-распреде­ лительного потенциала. И потому наиболее преданными и серьезны­ ми союзниками центральной власти были древнекитайские ши, замес­ тившие в этой важной социально-политической функции средневеко­ вые города в феодальной Европе.

Таким образом основным, к тому же потенциально увеличивав­ шимся в числе и усиливавшимся союзником царской власти в конце периода Чуньцю был слой рядовых воинов-профессионалов и низших или средних чиновников ши. Что же касается городов, то в них — хотя они еще не были в то время значительными центрами ремесла, торговли, товарно-денежных отношений и частнособственнической активности — все возрастала влиятельная прослойка горожан. Судя по данным источников, горожане обычно оказывались союзниками тех, у кого в руках была реальная власть и, главное, сила, способная обеспечить порядок.

Разумеется, предлагаемая социологическая схема отнюдь не абсо­ лютна и действовала не автоматически. В могущественных уделахкланах были свои воины-ши и даже свои горожане (го-жэнъ), которые нередко выступали вместе со своим господином и за интересы своего удела-клана. Примером тому могут служить события в царстве Лу, где Чжао-гун не был в состоянии одолеть клан Цзи даже тогда, когда во главе его стояли авантюристы Ян Ху или Гуншань Бу-ню (кстати, оба по статусу были, видимо, ши). Нечто в этом же роде было и в цзиньском клане Чжао, который в конце периода Чуньцю вел себя как авто­ номно существующее мини-государство, вмешивался со своими вой­ сками в дела других царств, например Вэй. Поэтому очень важно при­ нять во внимание, что речь идет отнюдь не о перетекании неких не­ устроенных ши под знамена правителей. Имеется в виду гораздо более сложный процесс: в ходе соперничества правителей с наиболее могу­ щественными владетельными феодалами те, кто оказывался победи­ телем и практически брал на себя заботу об управлении государством, становились центром притяжения для заинтересованных в стабильно­ сти ши и го-жэнъ. Но и этим, как правило, дело не ограничивалось.

В наиболее могущественных уделах, явственно превращавшихся в автономные политические образования типа все тех же царств и кня­ жеств, возникал свой внутренний процесс политической дезинтегра­ ции. Внутри уделов-кланов (некогда, в начале периода Чуньцю, яв­ лявших собой тесно сплоченные социально-политические структуры) появлялись противоборствующие группировки, что хорошо видно на примере цзиньского удела Чжао или луского Цзи. И здесь перед слоем низших администраторов и вассалов ши, равно как и перед горожана­

554

ми, вставали проблемы, с кем им идти. Независимо от того, как эти проблемы решались в каждом конкретном случае, важен общий итог, т.е. направление движения общества. А оно в конце периода Чуньцю явственно шло в сторону дефеодализации.

Таким образом, на рубеже Чуньцю—Чжаньго в чжоуском Китае шел процесс укрепления власти тех, кто ею реально обладал и кто умел ее удержать за собой. Те же, кто этим искусством не владел, так или иначе свою власть теряли, уступая ее другим. В конце периода Чуньцю этот процесс перетекания власти был весьма заметен в Цзинь, Ци и Лу. И наоборот, процесс укрепления власти в руках легитимных правителей был нормой для аутсайдеров типа Цинь и Чу. Царства Сун, Вэй, Чжэн, Чэнь и тем более домен вана хотя и сталкивались с драматическими событиями и порой сотрясались от внутренних кри­ зисов, заговоров и попыток переворотов, столь очевидной динамикой похвастать не могли. По разным причинам все они просто слабели. Однако и их касался, пусть в слабой степени, все тот же процесс соци­ ально-политической трансформации: на смену владетельным и влия­ тельным феодалам шли ши и го-жэнь, становившиеся весомой соци­ ально-политической силой.

Есть еще один важный момент, который должен быть принят во внимание, коль скоро речь идет о трансформации социально-полити­ ческой структуры. Хотя число наследственной знати, цинов и дафу, в абсолютном выражении к концу периода Чуньцю существенно не из­ менилось, возможно, даже несколько увеличилось, о чем косвенно свидетельствует возрастание количества боевых колесниц в это время (в Цзинь — до 4-5 тысяч), нет сомнений в том, что в относительном выражении оно сильно сократилось. Или, иначе говоря, по сравнению с ши (не говоря уже о крестьянах, ремесленниках, торговцах и слугах) высшей знати стало много меньше. Во-первых, потому, что уже в пер­ вой половине периода Чуньцю практически все правители перестали создавать новые уделы и, напротив, начали прилагать усилия — впро­ чем, чаще всего безрезультатные, к уменьшению общего их числа. Вовторых, из-за того, что среди высшей знати шла постоянная и ожесто­ ченная внутренняя борьба за власть, которая способствовала резкому сокращению числа влиятельных на нее претендентов. Наконец, треть­ ей и самой основной причиной было взаимоистребление высшей знати в ходе многочисленных войн.

Приняв во внимание, что параллельно с этим в Поднебесной уве­ личивалось количество низшей знати ши (чье участие в войнах и меж­ доусобицах было гораздо более скромным), а также горожан, что бы­ ло тесно связано с увеличением числа городов и численности их насе­ ления, несложно сделать вывод, что иерархическая лестница феодаль­

555