Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
В.Е. Холшевников - Мысль, вооруженная рифмами. Поэтическая антология по истории русского стиха.pdf
Скачиваний:
534
Добавлен:
30.03.2016
Размер:
3.85 Mб
Скачать

кольцо: первый и последний длинные стихи — Амф4. 120 Тпа1, б, Х″ХХ″ХХ″ХХх.121 Лог античный.

По изд.: Самойлов Д. Волна и камень. М., 1974. С. С. Орлов. 122 Я4, (абаб), традиционный.

По изд.: Орлов С. Третья скорость. Л., 1946.

С. П. Гудзенко. 123 Я4, (аБаБ), неупорядоченно разделенный на подстрочия, то столбиком, то лесенкой. 124 Х 4343, расшатанный, разделенный на подстрочия, (абаб), кроме одного 4-ст аБаБ.

По изд.: Гудзенко С. Стихи и поэмы. М., 1956.

А. А. Вознесенский. 125 Амф неурегулированный: чередование коротких Амф1 и длинных Амф 7–5; монорим, рифмы корневые. 126 ПеIII 3, начало — 4-ст: Я1-ПеIII 3-Я1-ПеIII 3, аа. 127 Дпа3, вольн. рифм. 128 ПМФ от Ткт к Акц. Своеобразное 4-ст: первые два стиха печатаются как один, но лесенкой; при этом только во вторых стихах встречаются 4-сложные интервалы между ударениями: нетожд. строфы, преобладают перекрестные 4-ст.

По изд.: Вознесенский А. 1) Треугольная груша, М., 1962; 2) Антимиры. М., 1964. А. С. Кушнер. 129 ПеIV 3, ааббввгг. 130 Я6, бц, АБАБ.

По изд.: Кушнер А. 1) Ночной дозор. М.; Л., 1966; 2) Голос. Л., 1978.

VI. Приложение

Досиллабический и силлабический стих

Древнерусская книжность не знала стихотворства. В отдельные произведения проникали элементы стиха фольклорного — песен, поговорок; признаки стихотворной организации иногда заметны во фрагментах богослужения, но молитвословный стих еще мало изучен. Лишь в XVII в. начинает развиваться литературный стих. В нем отчетливо прослеживаются две различные струи.

Одна — анонимная демократическая поэзия, опирающаяся на фольклор. Один ее вид восходит к исторической песне, духовному стиху (VI, 1) — это преимущественно 3-ударный тактовик {Гаспаров, 352–371}, в котором рифма появляется время от времени как следствие синтаксического параллелизма, но организующей роли не играет. Другой вид, в сатирических произведениях, восходит к скоморошьим прибауткам, к раѐшному стиху (VI, 2). Это стих рифмованный, со смежной рифмой, причем рифмующаяся пара всегда составляет синтаксическое единство — именно поэтому в приведенном здесь «Сказании…» зарифмованная пара писалась в одну строчку. Созвучие может быть и точным (попом — дураком), и весьма отдаленным (зделалося — учинилося); вернее, точная рифма — частный случай допустимого

созвучия. Количество ударений в стихе непостоянно, как и слоговой объем. Традицию именно такого стиха подхватил Пушкин в «Сказке о попе и о работнике его Балде».

Другая струя — поэзия книжников, просвещенных людей, преимущественно духовенства. Их произведения большей частью дидактичны, связаны с церковной культурой или же являются стихотворными посланиями. Примыкают к ним по содержанию и произведения образованных «мирян» {Панченко, 26–62}.

Ранний стих XVII в. (VI, 3) имеет черты сходства с раѐшным стихом: это стих фразовый, со смежной рифмой и тесной синтаксической связью рифмующихся пар. Рифма почти всегда грамматическая, как следствие синтаксического параллелизма, созвучие может быть приблизительным. Количество ударений и слогов в стихе тоже неопределенно.

Во второй половине XVII в. трудами Симеона Полоцкого утверждается силлабическая система стихосложения, главный признак которой — равносложность стихов. Наиболее употребительные размеры — цезурованные 13-сложник (7 + 6) (VI, 5, 7) И 11-сложник (5 + 6) (VI, 6). Реже встречаются 8-сложник и другие размеры.

Как мог на три четверти столетия утвердиться силлабический стих с неопределенным количеством ударений? Наиболее правдоподобной представляется гипотеза Б. В. Томашевского: большинство стихотворцев — лица духовные; вероятно, стихи декламировались на лад обычного при богослужении речитатива, в котором слоги выравниваются по силе произношения и сходит на нет различие между ударными и безударными.

С таким особым стилем произношения стихов связаны и поражающие наш слух разноударные рифмы: себ е— по потре бе, нау чится— роди тся, глаго лати— рассужда тии т. п.

(VI, 5,6, 7) {Томашевский, 98–101; Панченко, 209–233}. Однако под влиянием польской поэзии, в которой силлабика утвердилась с XVI в., преобладает женская рифма.

Сохраняется грамматическая рифма. Синтаксическая связь рифмующихся стихов подчеркивалась графикой: первый стих писался с прописной буквы, второй, рифмующийся, — со строчной и с отступом.

Популярны были акростихи; в конце стихотворения Германа «Ангелскую днесь вси радость…» (VI, 4) начальные буквы (кроме рефрена) составляют фразу: «Герман сие написа».

В первой трети XVIII в. силлабика достигает вершины своего развития и претерпевает кризис. Новое светское содержание приходит в противоречие с церковно-речитативной декламацией. Короткий 8-сложник заметно тонизируется; «За Могилою Рябою» Феофана Прокоповича (VI, 8) звучит почти чистым хореем, что особенно ясно слышно при сравнении с 8- сложником Германа (VI, 4). Феофан экспериментирует и с рифмовкой: «За Могилою Рябою» написано тройными созвучиями, а «Плачет пастушок…» (VI, 9) — первая в XVIII в. перекрестная рифмовка, к тому же неравных стихов: чередуются 10-сложники (5 + 5) и 4-сложники.

А. Д. Кантемир в своих сатирах раскрепостил силлабический стих, освободил его от обязательной синтаксической связи зарифмованных строк, допускал переносы, и, как следствие, у него появились разнородные рифмы: многи — ноги, дети — разумети и т. п. (VI, 10). Однако стопной теории и практики Тредиаковского он не принял, упорядочив лишь ударения перед цезурой: в отличие от Симеона, у которого преобладали женские предцезурные окончания, Кантемир во второй редакции сатир допускал только мужские и дактилические. Это была запоздалая полумера. В поэзии Кантемира русский силлабический стих достиг вершины и на этом прекратился.

Анонимная демократическая поэзия, восходящая к фольклору

1. Повесть о Горе и Злосчастье (Отрывок)

Наживал молодец пятьдесят рублев, залез он себе пятьдесят другов, честь его яко река текла.

Друговя к молодцу прибивалися — <в> род-племя причиталися.

Еще у молодца был мил н<а>дежен друг, назвался молодцу названой брат, прельстил его речми прелестными, зазвал его на кабацкой двор, завел его в избу кабацкую, поднес ему чару зелена вина и кружку поднес пива пьяного, сам говорит таково слово:

«Испей ты, братец мой названой, в радость себе и в веселие и во здравие, испей чару зелена вина, запей ты чашею меду сладкого.

Хошь и упьешься, братец, допьяна, ино где пил, тут и спать ложися. Надейся на меня, брата названого,

ясяду стеречь и досматривать. В головах у тебя, мила друга,

япоставлю кружку ишему сладкого, вскрай поставлю зелено вино, близ тебя поставлю пиво пьяное,

сберегу я, мил друг, тебя накрепко, сведу я тебя ко отцу твоему и матери».

В те поры молодец понадеяся на своего брата

названого,

не хотелося ему друга ослушаться, принимался он за питья за пьяные

ииспивал чару зелена вина, запивал он чашею меду сладкого,

ипил он, молодец, пиво пьяное. Упился он без памяти

игде пил, тут и спать ложился, понадеялся он на брата названого.

Как будет день уже до вечера, а солнце

на западе,

от сна молодец пробужается, в те поры молодец озирается:

ачто сняты с него драгие порты, ч<и>ры и чулочки все поснимано, рубашка и портки все слуплено и все собина у его ограблена,

акирпичек положен под буйну его голову,

он накинут гункою кабацкою,

вногах у него лежат лапотки-отопочки,

вголовах мила друга и близко нет.

И вставал молодец на белые ноги, учал молодец наряжатися, обувал он лапотки-<отопочки>, надевал он гунку кабацкую, покрывал он свое тело белое, умывал он лицо свое белое.

Стоя молодец закручинился, сам говорит таково слово: «Житие мне бог дал великое, ясти-кушати стало нечего,

как не стало деньги ни полуденьги, так не стало ни друга не полдруга, род и племя отчитаются, все друзи прочь отпираются»…

2. Сказание о попе Саве и о великой его славе(Отрывок)

Послушайте, миряне и все православные християне, что ныне зделалося, великое чудо учинилося над долгим попом, над прямым дураком,

от Козмы и Дамияна из-за реки, а в приходе у него богатые мужики.

А зовут его, попа, Савою да не мелок он славою. Аще живет и за рекою, а в церкву ни ногою.

Люди встают — молятся, а он по приказам волочится, ищет, с кем бы ему потегаться и впредь бы ему с ним

не видаться. Да он же по площади рыщет, ставленников ищет и много с ними говорит, за реку к себе манит:

у меня-де за рекою стойте, а в церкви хотя и не пойте, я-де суть поп Сава, да немалая про меня и слава.

Аз вашу братью в попы ставлю, что и рубашки на вас не оставлю.

Сам я, Савушка, хотя и наг пойду, а вас что бубнов поведу.

Людьми он добрыми хвалится, а сам от них пятится, как бы обмануть и за Москву-реку стянуть.

По тех мест он ставленников держит, как они деньги все издержут,

а иных домой отпускает и рукописание на них взимает, чтоб им опять к Москве приползти, а попу Саве винца

привезти. А хотя ему кто и меду привезет, то с радостию

возьмет И испить любит, и как все выпьет, а сам на них