На румяные щеки херувима.
1907
46. Лишь тому, чей покой таим
Лишь тому, чей покой таим, Сладко дышится…
Полотно над окном моим Не колышется.
Ты придешь, коль верна мечтам, Только та ли ты?
Знаю: сад там, сирени там Солнцем залиты.
Хорошо в голубом огне, В свежем шелесте;
Только яркой так чужды мне Чары прелести…
Пчелы в улей там носят мед, Пьяны гроздами…
Сердце ж только во сне живет Между звездами…
<1909>
47. Тринадцать строк
Я хотел бы любить облака На заре… Но мне горек их дым: Так неволя тогда мне тяжка,
Так я помню, что был молодым.
Ялюбить бы их вечер хотел, Когда, рдея, там гаснут лучи, Но от жертвы их розовых тел Только пепел мне снится в ночи.
Ялюблю только ночь и цветы
Вхрустале, где дробятся огни, Потому что утехой мечты
Вхрустале умирают они… Потому что — цветы это ты.
<?>
48
Если больше не плачешь, то слезы сотри: Зажигаясь, бегут по столбам фонари,
Стали дымы в огнях веселее И следы золотыми в аллее…
Только веток еще безнадежнее сеть, Только небу, чернея, над ними висеть.
Если можешь не плакать, то слезы сотри: Забелелись далеко во мгле фонари.
На лице твоем, ласково-зыбкий, Белый луч притворился улыбкой…
Лишь теней всѐ темнее за ним череда, Только сердцу от дум не уйти никуда.
<?>
А. А. Блок (1880–1921) 49
Его встречали повсюду На улицах в сонные дни. Он шел и нес свое чудо,
Спотыкаясь в морозной тени.
Входил в свою тихую келью, Зажигал последний свет, Ставил лампаду веселью И пышный лилий букет.
Ему дивились со смехом, Говорили, что он чудак. Он думал о шубке с мехом
И опять скрывался во мрак.
Однажды его проводили, Он весел и счастлив был, А утром в гроб уложили, И священник тихо служил.
1902
50
По городу бегал черный человек.
Гасил он фонарики, карабкаясь на лестницу.
Медленный, белый подходил рассвет, Вместе с человеком взбирался на лестницу.
Там, где были тихие, мягкие тени — Желтые полоски вечерних фонарей, —
Утренние сумерки легли на ступени, Забрались в занавески, в щели дверей.
Ах, какой бледный город на заре! Черный человечек плачет на дворе.
1903
51
Просыпаюсь я — и в поле туманно, Но с моей вышки — на солнце укажу. И пробуждение мое безжеланно, Как девушка, которой я служу.
Когда я в сумерки проходил по дороге. Заприметился в окошке красный огонек. Розовая девушка встала на пороге И сказала мне, что я красив и высок.
В этом вся моя сказка, добрые люди. Мне больше не надо от вас ничего: Я никогда не мечтал о чуде —
И вы успокойтесь — и забудьте про него.
1903
52
Осень поздняя. Небо открытое, И леса сквозят тишиной. Прилегла на берег размытый Голова русалки больной.
Низко ходят туманные полосы, Пронизали тень камыша.
На зеленые длинные волосы Упадают листы, шурша.
И опушками отдаленными Месяц ходит с легким хрустом и глядит, Но, запутана узлами зелеными, Не дышит она и не спит.
Бездыханный покой очарован. Несказа нная боль улеглась. И над миром, холодом скован, Пролился звонко-синий час.
1905
53. Незнакомка
По вечерам над ресторанами Горячий воздух дик и глух, И правит окриками пьяными Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной, Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
Ираздается детский плач.
Икаждый вечер, за шлагбаумами, Заламывая котелки, Среди канав гуляют с дамами Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины, И раздается женский визг, А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный В моем стакане отражен И влагой терпкой и таинственной, Как я, смирѐн и оглушен.
А рядом у соседних столиков Лакеи сонные торчат,
Ипьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!»[17] кричат.
Икаждый вечер, в час назначенный (Иль это только снится мне?), Девичий стан, шелками схваченный, В туманном движется окне.
Имедленно, пройдя меж пьяными, Всегда без спутников, одна, Дыша духами и туманами, Она садится у окна.
Ивеют древними поверьями
Ее упругие шелка,
Ишляпа с траурными перьями,
Ив кольцах узкая рука.
Истранной близостью закованный, Смотрю за темную вуаль,
Ивижу берег очарованный
Иочарованную даль.
Глухие тайны мне поручены, Мне чье-то солнце вручено,
Ивсе души моей излучины Пронзило терпкое вино.
Иперья страуса склоненные В моем качаются мозгу,
Иочи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище, И ключ поручен только мне! Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
1906
54.Незнакомка (Отрывок из пьесы)
Го л у б о й
Вблеске зимней ночи тающая,
Обрати ко мне твой лик. Ты, снегами тихо веющая, Подари мне легкий снег.
Она обращает очи к нему.
Н е з н а к о м к а
Очи — звезды умирающие, Уклонившись от пути.
О тебе, мой легковеющий, Я грустила в высоте.
Его голубой плащ осыпан снежными звездами.
Г о л у б о й
В синеве твоей морозной Много звезд.
Под рукой моей железной Светлый меч.
Н е з н а к о м к а
Опусти в руке железной Светлый меч.
В синеве моей морозной Звезд не счесть.
Голубой дремлет в бледном свете. На фоне плаща его светится луч, как будто он оперся на меч.
Г о л у б о й
Протекали столетья, как сны. Долго ждал я тебя на земле.
Н е з н а к о м к а
Протекали столетья, как миги.
Я звездою в пространствах текла.
Г о л у б о й
Ты мерцала с твоей высоты На моем голубом плаще.
Н е з н а к о м к а
Ты гляделся в мои глаза. Часто на небо смотришь ты?
Г о л у б о й
Больше взора поднять не могу: Тобою, падучей, скован мой взор.
Н е з н а к о м к а
Ты можешь, сказать мне земные слова? Отчего ты весь в голубом?
Г о л у б о й
Я слишком долго в небо смотрел: Оттого — голубые глаза и плащ.
1906
55
Придут незаметные белые ночи.
Идушу вытравят белым светом.
Ибессонные птицы выклюют очи.
Ибуду ждать я с лицом воздетым,
Я буду мертвый — с лицом подъятым. Придет, кто больше на свете любит; В мертвые губы меня поцелует, Закроет меня благовонным платом.
Придут другие, разрыхлят глыбы, Зароют, — уйдут беспокойно прочь: Они обо мне помолиться могли бы, Да вот — помешала белая ночь!
1907
56
Она пришла с мороза, Раскрасневшаяся, Наполнила комнату Ароматом воздуха и духов, Звонким голосом
И совсем неуважительной к занятиям Болтовней.
Она немедленно уронила на пол Толстый том художественного журнала, И сейчас же стало казаться, Что в моей большой комнате Очень мало места.