Срывает, Бросает под ноги людей на панель…

А в сердце не молкнет свирель: Весна опять возвратится!

О зимняя спячка медведя, Сосущего пальчики лап! Твой девственный храп

Желанней лобзаний прекраснейшей леди. Как молью изъеден я сплином… Посыпьте меня нафталином,

Сложите в сундук и поставьте меня на чердак Пока не наступит весна.

<1909>

89. Ошибка

Это было в провинции, в страшной глуши. Я имел для души Дантистку

Стелом белее известки и мела, А для тела — Модистку

Судивительно нежной душой.

Десять лет пролетело. Теперь я большой… Так мне горько и стыдно И жестоко обидно:

Ах, зачем прозевал я в дантистке Прекрасное тело, А в модистке

Удивительно нежную душу! Так всегда:

Десять лет надо скучно прожить. Чтоб понять иногда, Что водой можно жажду свою утолить,

А прекрасные розы — для носа.

О, я продал бы книги свои и жилет (Весною они не нужны)

Ипод свежим дыханьем весны Купил бы билет

Ипоехал в провинцию, в страшную глушь… Но, увы!

Ехидный рассудок уверенно каркает: «Чушь! Не спеши — У дантистки твоей,

У модистки твоей

Нет ни тела уже, ни души».

<1910>

90. Стилисты

На последние полушки Покупая безделушки, Чтоб свалить их в Петербурге В ящик старого стола, —

У поддельных ваз этрусских Я нашел двух бравых русских,

Зычно спорящих друг с другом, Тыча в бронзу пятерней:

«Эти вазы, милый Филя, Ионического стиля!»

— «Брось, Петруша! Стиль дорийский Слишком явно в них сквозит…»

Я взглянул: лицо у Фили Было пробкового стиля, А из галстука Петруши

Бил в глаза армейский стиль.

<1910>

91. Утром

Бодрый туман, мутный туман Так густо замазал окно — А я умываюсь!

Бесится кран, фыркает кран… Прижимаю к щекам полотно И улыбаюсь.

Здравствуй, мой день, серенький день! Много ль осталось вас, мерзких?

Все проживу!

Скуку и лень, гнев мой и лень Бросил за форточку дерзко. Вечером вновь позову…

<1910>

92. Во имя чего?

Во имя чего уверяют, Что надо кричать: «Рад стараться!»? Во имя чего заливают Помоями правду и свет?

Ведь малые дети и галки Друг другу давно рассказали,

Что в скинии старой — лишь палки Да тухлый, обсосанный рак…

Без белых штанов с позументом Угасло бы солнце на небе?

Мир стал бы без них импотентом? И груши б в садах не росли?..

Быть может, не очень прилично Средь сладкой мелодии храпа С вопросом пристать нетактичным: Во имя, во имя чего?

Но я ведь не действую скопом: Мне вдруг захотелось проверить, Считать ли себя мне холопом Иль сыном великой страны…

Во имя чего так ласкают Союзно-ничтожную падаль? Во имя чего не желают, Чтоб все научились читать?

Во имя чего казнокрады Гурьбою бегут в патриоты? Во имя чего как шарады Приходится правду писать?

Во имя чего ежечасно Думбадзе плюют на законы? Во имя чего мы несчастны, Бессильны, бедны и темны?..

Чины из газеты «Россия», Прошу вас, молю вас — скажите (Надеюсь, что вы не глухие), Во имя, во имя чего?!

<1911>

93. Зирэ

Чья походка, как шелест дремотной травы на заре? Зирэ.

Кто скрывает смущенье и смех в пестротканной чадре? Зирэ.

Кто сверкает глазами, как хитрая змейка в норе? Зирэ.

Кто тихонько поет, проносясь вдоль перил во дворе? Зирэ.

Кто нежнее вечернего шума в вишневом шатре?

Зирэ.

Кто свежее снегов на далекой лиловой горе? Зирэ.

Кто стройнее фелуки в дрожащем ночном серебре? Зирэ.

Чье я имя вчера вырезал на гранатной коре? Зирэ.

И к кому, уезжая, смутясь, обернусь на заре? К Зирэ!

1911

94

Любовь должна быть счастливой — Это право любви.

Любовь должна быть красивой — Это мудрость любви.

Где ты видел такую любовь?

У господ писарей генерального штаба? На эстраде, где бритый тено р, Прижимая к манишке перчатку, Взбивает сладкие сливки Из любви, соловья и луны?

В лирических строчках поэтов, Где любовь рифмуется с кровью И почти всегда голодна?..

К ногам Прекрасной Любви Кладу этот жалкий венок из полыни,

Которая сорвана мной в ее опустелых садах…

<1913>

М. А. Кузмин (1875–1936) 95

(Из «Александрийских песен»)

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было, все мы четыре любили, но все имели разные «потому что»:

одна любила, потому что так отец с матерью ей велели, другая любила, потому что богат был ее любовник, третья любила, потому что он был знаменитый художник, а я любила, потому что полюбила.

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было, все мы четыре желали, но у всех были разные желанья: одна желала воспитывать детей и варить кашу, другая желала надевать каждый день новые платья, третья желала, чтоб все о ней говорили, а я желала любить и быть любимой.