I приняв на себя великое бремя царской власти. Он также, как и цари

Московской Руси хорошо знал, что основная тяжесть жизни для того, кто носит

шапку Мономаха состоит в том, что он очень часто должен подавлять в себе

свои личные чувства и поступать не так "как самому хочется", а так "как

надо", так как этого требует долг Царского Служения.

Иоанн Грозный повесил Калашникова вовсе не потому, что ему так

хотелось поступить. И Николай I повесил декабристов не потому, что хотел

отомстить им как человек. Как человеку ему, как мы это знаем, совершенно не

хотелось ни отдавать приказа стрелять в восставших, ни вешать главарей

восстания, он поступил не так, "как ему хотелось", а так "как надо", как

повелевал ему царский долг. "Король Людовик XVI, - говорил он, - не понял

своей обязанности и был за это наказан. Быть милосердным не значит быть

слабым; государь не имеет права прощать врагам государства". "Я могу

признаться, - сказал он гр. Лафероне, - в тяжести бремени, возложенного на

меня Провидением. В 29 лет позволительно, в обстоятельствах, в которых мы

находимся, страшиться задачи, которая, казалось, никогда не должна была

выпасть мне на долю, и которой, следовательно, я не готовился. Я никогда не

молил Бога ни о чем так усердно, как о том, чтобы Он не подвергал меня

этому испытанию. Его воля решила иначе: я постараюсь стать на высоте долга,

который он на меня возлагает. Я начинаю царствование, под грустным

предзнаменованием и страшными обязанностями. Я сумею их исполнить." В

написанном 4 мая 1844 года завещании Николай I писал: "Я умираю с сердцем

полным благодарности за все то доброе, которое Он предоставил мне в этой

временной жизни, полной пламенной любви к нашей славной России, которой я

служил верно и искренно, по мере сил моих".

XVII

Императору Николаю I предстояло разрешить те исторические задачи,

которые, в силу разных причин, не удалось разрешить его отцу Императору

Павлу I и его старшему брату - Императору Александру I. Исторический путь,

который мог оздоровить Россию - указал Имп. Павел. Этот путь состоял в

организации национальной контрреволюции против идейного наследства

оставленного революцией Петра I. В зависимости от существующей политической

обстановки, национальная контрреволюция могла иметь характер стремительный,

чисто революционный, или же иметь характер постепенных реформ, преследующих

цель восстановления русских религиозных, политических и социальных

традиций.

Основные цели национальной контрреволюции должны были быть таковы:

Замена политических идей европейского абсолютизма, на которые со

времен Петра I опиралась царская власть, политическими идеями Самодержавия.

Для того, чтобы Православная Церковь снова могла стать духовным

руководителем народа, необходимо было освободить ее от опеки государства,

ликвидировать Синод и восстановить патриаршество. Освободить крепостное

крестьянство. Во всех случаях, когда это предоставляется возможно,

управление с помощью чиновников заменить самоуправлением.

Превращение Русской Европии снова в Русь не обошлось бы, конечно,

без тяжелой борьбы с масонством, европейцами русского происхождения и

крепостниками не желавшими отказаться от владения "крещенной

собственностью".

И в свободной Православной Церкви и в свободном крестьянстве, жившем

все еще идеями православия и самодержавия, царская власть получила бы

сильную опору для борьбы с противниками, восстановления русских

исторических традиций, приверженцами крепостного права, и сторонниками

дальнейшей европеизации.

Взамен масоно-интеллигентского мифа о Николае I "- как "Николае

Палкине", бездушном и жестоком деспоте, не нужно создавать в угоду

"политическим сладкоежкам" миф о Николае I, как царе достигшем чистоты и

глубины монархического миросозерцания царей Московской Руси, ясно

понимавшем какие исторические задачи предстояло ему разрешить, и

поступавшего всегда в соответствии с историческими задачами своей эпохи.

Таким царем Николай I не был. Но обвинять его за это не приходится.

Настоящего национального мировоззрения в эпоху царствования Николая I не

было, такое мировоззрение только развивалось в умах выдающихся людей

Николаевской эпохи: Пушкина, Гоголя, Кириевского, Хомякова, Аксакова,

Достоевского и других. И они тоже - только приближались к национальному

мировоззрению, только начали восстанавливать традиции входившие в состав

этого мировоззрения. Слишком длителен был отрыв русского высшего общества

от религиозных, политических и культурных традиций русского прошлого. В

этом же направлении развивалось и мировоззрение Николая I. Доказательством

этого является появление взгляда, что основой дальнейшего развития России в

будущем должны стать "Православие, Самодержавие и Народность". Появление

этой формулы знаменует отказ от идейного наследства Петровской революции,

идей просвещенного абсолютизма и духовного подражания Европе. Формулу

"Православие, Самодержавие, Народность" провозглашает министр народного

просвещения гр. Уваров. Но провозглашение этой формулы могло состояться,

конечно, только в том случае если Николай I считал ее верной и она отвечала

его взглядам.

Формула - еще не стройная политическая идеология. Появление формулы

"Православие, Самодержавие, Народность" - было лишь зарницей, предвещавшей

зарю Русского Национального Возрождения, свидетельством желания у Николая I

вернуться к политическим принципам русского самодержавия. Но от

провозглашения гр. Уваровым указанной выше формулы до понимания конкретных

задач национальной революции было еще далеко. Лев Тихомиров неоднократно

подчеркивал в "Монархической государственности", что "в отношении

политической сознательности Россия всегда была и остается до крайности

слаба. От этого в русской государственности чрезвычайно много смутного,

спутанного, противоречивого и слабого.... Без сомнения сила инстинкта в

русском народе очень велика, и это само по себе ценно, ибо инстинкт есть

голос внутреннего чувства. Прочность чувства, создающего идеалы

нравственной жизни, как основы политического существования - качество

драгоценное. Но им одним нельзя устраивать государственные отношения. Для

сильного, прочного и систематического действия, политическая идея должны

осознать себя как политическая. Она должна иметь свою политическую

философию.

"Этого у нас никогда не было, - с грустью замечает Тихомиров, -

...при множестве крупнейших, даже гениальнейших работников мысли, Россия

все-таки не обнаружила достаточной степени познания самой себя и своих

основ, для выработки сознательной системы их осуществления. В этом,

конечно, никто не виноват. Это просто исторический факт. Но знать его -

необходимо. Если мы можем получить надежду пойти вперед,

совершенствоваться, то лишь при том условии, если будем знать, что у нас,

оказывается слабо, чем обусловлены неудачи проявления и того, что само по

себе сильно..." "Монархический принцип, - пишет Тихомиров, - развивался у

нас до тех пор, пока народный нравственно религиозный идеал, не достигая

сознательности, был фактически жив и крепок в душе народа. Когда же

европейское просвещение поставило у нас всю нашу жизнь на суд и оценку

сознания, то ни православие, ни народность не могли дать ясного ответа на

то, что мы такое, и выше ли мы или ниже других, должны ли, стало быть,

развивать свою правду или брать ее у людей ввиду того, что настоящая правда

находится не у нас, а у них".

"Пока перед Россией стоял и пока стоит этот вопрос, монархическое

начало не могло развиваться, ибо оно есть вывод из вопроса о правде и

идеале. Чувства, инстинкта - проявлялось в России постоянно достаточно, но

сознательности, теории царской власти и взаимоотношений царя с народом -

очень мало.

Между тем сознательность становилась тем необходимее, что

бюрократическая практика неудержимо вводила к нам идею абсолютизма, а

Европейское влияние, подтверждая, что царская власть есть нечто иное, как

абсолютизм, отрицало ее. В XIX веке русская мысль резко раскололась на

"западников" и "славянофилов", и вся "западническая" часть вела пропаганду

против самодержавия. В XVIII веке уже сказано было устами "Вадима":

Самодержавие всех зол содетель:

Вредит и самую чистейшу добродетель,

Свободу дав Царю тираном быть...

За XIX век, все течение образованной западнической мысли, создавшей

так называемую "интеллигенцию", - вело пропаганду против самодержавия - по

мере цензурной возможности в России, и со всей откровенностью в заграничной

своей печати. Национальная часть образованного общества не могла не

пытаться отстоять свое историческое русское учреждение монархии... В этом

долгом историческом споре, идея монархическая до некоторой степени все-таки

уяснялась. У наших великих художников слова - Пушкина, Гоголя, А. Майкова и

др. - попадаются превосходные отклики монархического сознания. (В этом

отношении много материала собрано у г. Чернаева в его сочинениях о

Самодержавии). Но все это отзвуки чувства, проявления инстинкта, который

столь силен вообще в русской личности, что неожиданно сказывается даже в

самых крайних отрицателях, как напр. М. Бакунин." "В смысле же

сознательности, монархическая идея уяснилась по преимуществу

публицистическим путем, в споре с противниками, но не строго научным

анализом. Труды научные, оставаясь более всего подражательными, вообще

почти ничего не дали для уяснения самодержавия и чаще всего служили лишь

для его безнадежного смешения с абсолютизмом" (Лев Тихомиров III. стр.

124).

И Пушкин, и Гоголь и славянофилы не имели ясного представления что и

как было необходимо делать, чтобы быстро излечить исковерканную Россию. Все

они хорошо понимали только то, что со времен Петра I Россия целых 125 лет

шла по ложной дороге, не свойственной русским традициям. У Пушкина и у

Гоголя и у славянофилов уже высокого уровня достигло понимание самобытности

русского народа, но не было еще правильного понимания происхождения

Самодержавия, недооценивалось значение восстановления патриаршества и т.д.

Николая I, например, часто упрекают, что в славянофилах он не увидел

своих политических единомышленников. Эти упреки несправедливы.

Настороженность Николая I к идеологии славянофилов имела реальные

основания. Он, которого так часто упрекают в недуховности и в нелюбви к

"умственности" был умственно достаточно чуток, чтобы понять ложность

взглядов славянофилов о происхождении Самодержавия. К. Аксаков, например,

развивал совершенно ложную теорию об отношении русского народа к

государственной власти и государству. Русский народ, доказывал он, не любит

власти и передал всю полноту власти царю с целью отстраниться от грехов

связанных с властвованием. Отстранившись от власти народ имеет возможность

вести более христианскую жизнь так как все грехи связанные с владением

властью падают на душу царя, исполняющего функции главного военачальника,

главного полицейского и главного судьи.

Теория К. Аксакова не имеет ничего общего с действительными

взглядами русского народа на государство и роль царя в государстве.

Народный взгляд на царя выражен в многочисленных пословицах и поговорках:

"Царь от Бога Пристав", "Сердце царево - в руке Божьей", "Где царь там и

правда", "На все святая воля царская" и т.д. Русский народ вплоть до Петра